1. Алтай-87 ч.III, "Юго-восток"
2. Кош-Агач, как алтайская Монголия
3. Про Александру Викторовну Потанину (Лаврину) (1844-1894)
4. Экскурсия в примонгольское пограничье
Подняться бы по руслу ручейка /В тайгу, где сочен, свеж маралий дягиль
5. Ладонью зачерпнув из родничка, /Испить прозрачной и целебной влаги
6. (Памяти А.В.Потаниной)
Пройти бы до конца далекий путь /Сквозь непогоду, ветер и ненастье
Но чтоб для одного кого-нибудь
7. Составить в жизни истинное счастье Сурайя Сартакова 1984
8. Летом 1987 года мы путешествовали с детьми по Центральному Алтаю - с Катунских белков мимо Чуйских. При спуске от Белухи в долину Аргута неожиданно определилось изменение маршрута: выход
10. в приграничные кош-агачские степи. И наш поход вдруг приобрел смысл путешествия в Монголию... Очень кратким и поверхностным было путешествие по Кош-Агачскому району: день по реке
11. Аргуту, три дня по безлюдному Карагему и два дня по самой Чуйской степи. Конечно, ничего толком не успели узнать, только краем
12. глаза увидеть, прикоснуться и разохотиться на понимание.
13. Попробуем сначала опереться на историю. Ведь Монголия - судьбоносная для русских страна. Ведь Российская империя, нынешняя сверхдержава, зачалась от энергии монгольских завоеваний. Без монголов мы оставались бы обычным европейским государством.
14. Только приобретя духовное сродство в умении властвовать и покорять, Россия стала фактической восприемницей империи Чингиза, его мечты вобрать в себя весь мир, Восток и Запад. И потому
15. поездка в Монголию для русских - это поездка к своим старым воспитателям, учителям, соратникам. Русские связи с Монголией древни и непрерывны. Русские отправлялись туда сначала как пленники и подданные, потом, как послы и управители. Нам же симпатичны - третьи,
16. такие путешественники, как Потанины и Рерихи.Расхожие школьные прописи твердили нам о Монголии, как о мрачной пустыне - стране угнетателей. А в реальности русские, начиная
17. с Александра Невского, видели в ней пример высоких мужских доблестей: бесстрашия и смелости, безграничной верности и чести, общинного братства и бескорыстия. Правда, живущие здесь, вокруг Кош-Агача, алтайцы принадлежат не к монгольской, а к тюркской расе. Но природными условиями,
18. обычаями и исторической судьбой, думается, они ближе всего к своим монгольским братьям. И нам надо понимать, что наша империя - сверхдержава - лишь оборотная сторона заимствованных у монголов доблестей...
18а. Да, монголы научили русских мужчин. И может, эта учеба не была бы столь жесткой и односторонней, если бы русские женщины могли учиться у своих азиатских, степных товарок, у легендарных алтайских богатырш - Очы-ры и Очы-Балы... Но разве было это возможно?
19. В веках в Монголию слали мужиков по государевым надобностям, и лишь с конца прошлого века, когда в пореформенной России стали возможны самостоятельные предприятия и неказенные путешествия, только тогда русские женщины получили возможность сами знакомиться с пустынным сердцем мира и его людьми. Первой из них была А.В.Потанина
20. На следующий день хода по долине Аргута мы вошли в первую кошагачскую деревню.
21. В поселке почти не увидели людей, зато нас узрело множество собак. Замок на двери правления, а над ней лозунг: "Добро пожаловать''.
22. Лишь одну местную женщину увидели, как она сама себя определила - "убогую". Молока спросили - ''Нет, коровы до сентября на кошах".- ''Где дорога на мост?' -"Да вот она!" - Вот и весь разговор.
23. На ближней речке повстречались с возвращающимися с работы хозяевами - ватага женщин на конях, а во главе, как хан - бригадир...
24. A потом мы уклонились в параллельную Аргуту долину, занятую чистыми ухоженными сенокосными полями. И лишь одного увидели, да и тот по-русски почти не говорил. Может, кому-то покажется странным,
25. но по опыту наших поездок мы пришли к выводу, что, чем меньше жители знают русский язык, чем отдаленней пограничье, тем ухоженнее и аккуратнее земля. И ходить по такой земле приятно, так что слишком далеко увлеклись мы ухоженной дорогой и пришлось возвращаться назад.
26. Через час блужданий мы снова вышли к Аргуту и, перейдя его по мосту, поднялись на степное плато перед впадением Карагема.
27. По виду оно мало отличимо от монгольской Гоби - ровная степь из низкой сухой травы между множеством черных камней, следы отар и табунов. Долгий ровный ход по ней возвращает нас к мыслям о русских путешественниках...
28. За 4 многолетних маршрута чета Потаниных исходила основные районы Монголии и Северного Китая. Две экспедиции начинались с Алтая, с этих вот, кош-агачских мест. Результаты их исследований изложены в многочисленных томах и до сих пор научно задействованы.
29. В своем печатном призыве к обществу о помощи их друг Ядринцев в 1876г. писал : "Едва ли обществу следует со спокойной совестью пользоваться дешевизной таких экспедиций, ибо это может плохо кончиться... окупиться жизнью самих путешественников. Все их средства - лишь субсидия от
30. Географического общества в 3000 рублей на 3 года. Этого едва хватает на закупку инструментов, проезд и подарки инородческим властям. Состав экспедиции - всего 8 человек (топограф, два казака, жена путешественника, охотник, переводчик и коллектор). Жить же они вынуждены лишь на случайные пожертвования".
31. Как странно нам сегодня читать, что большую науку можно было тогда делать без всякой зарплаты! Помимо чисто географических, естественнонаучных описаний, экспедиция Потаниных интересовалась обычаями и легендами насельников древнейшей страны. Они записали свыше 300 произведений восточного эпоса, часть из которых успели опубликовать в своей обработке.
32. Правда, скромность и стеснительность Григория Николаевича затрудняли ему путевое общение и расспросы, на что с гораздо большей непринужденностью решалась Александра Викторовна. Женщине с женщиной, кем бы они ни были, гораздо легче договориться и понять друг друга. А в результате завязывались не только знакомства-
33. контакты, но и дружба. И ширилась по степи их известность, как "святых путешественников-бодисатв", что соответствовало истине: Потанины были, действительно, гуманными, демократичными людьми. Ссыльный народник и археолог Д.А.Клеменц писал про их работы:
34. "Изучение Монголии без работ Потанина абсолютно немыслимо. Его дневники сухи и деловиты, а с годами становятся все интереснее. В своих экспедициях он думал не только о том, что привезет с собой домой, но и о том, что сам принесет в дальние края. В этом смысле он был настоящим апостолом цивилизации и гуманности".
35. Писатель Станюкович уточняет: "Потанин был совсем иным русским путешественником в сравнении, например, с Пржевальским, хвалившимся,
33. что ружья его экспедиции "производят чудеса" и перечислявшего с хладнокровием чистокровного флибустьера количество убитых туземцев. Потанин же везде являлся мирным гостем и видел вокруг себя не врагов, а равных себе людей и, случалось, проходил благополучно
37. вдвоем даже там, где Пржевальский шел лишь со свитой вооруженных солдат.
38. Да, сколь разными были русские путешественники и сколь разным целям они служили. Пржевальский - очередным имперским завоеваниям, Потанины - будущему взаимознанию народов. И как важно нам числить в своих предках не только Пржевальских, но и Потаниных.
39. Типичная тополиная стоянка - для зимовки скота. Она сейчас, конечно, пустынна и поэтична. В зимнее время здесь сберегается скот -
40. сама жизнь кочевого народа, о котором мы почти ничего не знаем. Только по книгам Льва Гумилева?... На одном из таких стойбищ случается и у нас открытие: на
41. тополе прибита деревянная грамота: непонятные письмена, изображения гор - то ли молитва, то ли послание... А может, это стихи? - вроде "Песни матери"
42. молодой алтайской поэтессы Гюзель Елемовой?
43. Бежал пугливый золотой джейран / По золотым такырам Кош-Агача.
Любовь кипчакской дочери-найман / О хане молодом страдает, плача
44. И тотчас слезы побегут из глаз, /Гусь дикий вдалеке забьет крылами.
Из юрты выйду как в последний раз, /Но оглянусь в дверях и брошу маме:
45. "Бежит по золотой степи джейран, /Догнать не могут беркут и собака,
Пусть молодой красивый хан-найман /Полюбит дочь кочевника-кипчака.
46. Из деревянной черной пиалы /Пьет мама чай ячменный с горькой солью
Слова мудры и волосы белы, /Смысл песни в сердце отозвался болью.
47. "Стрелой пронзен, стремительный джейран
Упал среди широкой степи милой.
Погиб до свадьбы молодой найман, /Невесту увезли из юрты силой"
48. Струятся слезы, по щекам бегут, /И дикий гусь кричит, крылами плещет/
Я возвращаюсь заполночь, и тут /Вдруг слышу, как с постели мама шепчет:
49. "Целебные аржаны до зимы /Излечат золотистого джейрана.
Кочевья же кипчакского дымы /Всегда горьки, как веточки емшана!"
50.
51. Последующие дни хода по лесной карагемской долине не были на самом деле уходом от нашей темы. Ведь наперекор обыденным представлениям - в Монголии существует большое разнообразие и
52. народов, и природных зон, а ее сухие степи окаймляют высокие лесистые горы - в том числе и высокий Алтай.
53. И вот мы расстались с течением Карагема и по речке Иолдо-або
54. начинаем подъем к перевалу в степную часть страны теленгитов.
55. Нелегок труд подъема рюкзаков и себя к открытию новой страны, но ведь пути Александры Викторовны были много длинней...
56. До замужества - классная дама, и как далека от путевых тягот. Да еще и некрепкое здоровье - а в страшной центральной Азии выдерживала месячные и годовые маршруты в беспрерывных экспедиционных хлопотах и работах. Уже после смерти жены Потанин вспоминал:
57. "Благодаря своей практичности она часто спасала нашу экспедицию от моей беспечности - и расчетом нужных в пути припасов, и хлопотами по их доставке. В экспедициях именно она выполняла для меня одну из самых трудоемких ежедневных работ - сушить растения гербария, иной раз совершенно сонная..."
58. И когда в Петербурге Александре Викторовне вручали серебряную медаль от Географического общества, то она шутила, что, видно, получила ее за стирку белья в экспедиции. Хотя уже и была известна географам как автор самостоятельных важных работ. А потом за труд "Буряты" была награждена золотой медалью Географического общества.
59. Чем дальше иду, тем больше понимаю причину: просто Александра Викторовна сильно любила и потому безоглядно шла за Григорием Николаевичем всюду. Хотя сама по себе была весьма самостоятельным и способным человеком - это по всему видно. По любви она начала вкладывать всю себя в дело мужа, а оказалось, что именно таким образом реализовала себя как личность, как ученая-путешественница. И вспоминаю Марию Кюри-Склодовскую...
60. Наконец, вышли на предперевальное пастбище, где взамен речек - болото и небольшие озера. На скальных склонах - утренний снег,
61. а вдалеке пасется стадо мохнатых яков. Но идти до них у нас просто не хватает физических, а значит, и моральных сил. Остается лишь
62. вызвать в памяти тибетскую картину Рериха.
63. Каменистый взлет и мы - на скотоперегонном бескатегорийном перевале в хребте, соединяющем Северные и Южные Чуйские белки. Меж
64. камней остатки вечного снега. Впереди - безлесье, пегие от высохшей травы, быстро понижающиеся к Монголии хребты. Туда мы пойдем лишь до первого селения. За ним - Кош-Агач, а в мареве еле различимы уже заграничные хребты монгольского Алтая.
65. Внизу - синие глаза монгольских, нет, пока только алтайских озер. Перед тем, как к ним спускаться традиционный на перевале праздник - час отдыха, соединенный с особым чувством. Ведь мы скоро вступим
66. в запретную для нас погранзону, почти заграничье... Не спеша оглядываемся и вдумываемся, в чем же причина тюркских и монгольских отсюда нашествий? Почему именно отсюда, не только на Русь, на всю Европу обрушивались скифы, тюрки, меняя ее судьбу?
67. Ответ Гумилева прост и понятен: когда климат мягчеет, степи увлажняются и взращивают огромное количество скота, а значит, и их хозяев - воинственных кочевников. Но наступает долговременная засуха, зеленая степь становится каменистой пустыней и все выросшее кочевое многолюдье (человечество) в бегстве от голодной смерти обрушивается на соседей. Так что нужно нам понимать: в этих нашествиях
68. не было чьей-то злой воли, а скорее - вынужденная трагедия космического рока... И только окаймляющие Монголию горы всегда были зелены и могли прокормить малое число людей - предков нынешних алтайцев и монголов.
69. Вот наш обед кончился, и мы начинаем спуск.
70. Конечно, Александра Викторовна реализовала себя в большом деле мужа, стала знаменитой путешественницей, но это же "дело" и ускорило ее смерть. И всю оставшуюся ему жизнь неутешный Потанин казнился виной и искал себе оправданий:
71. "Организм Александры Викторовны был выносливым, хотя до начала наших путешествий она страдала от припадков сердцебиения. Но в наших тяжелых многолетних путешествиях эти припадки прекратились.
72. Мы нередко делали переходы по 30 верст, и она никогда не жаловалась на утомление. Иногда даже сердилась, когда я раньше
73. срока прельщался бивуаком, рассчитывая на хороший сбор гербария, и останавливался на ночлег, сделав в день только 15 верст.
74. Уставала она только в безводной пустыне, и только два раза не выдержала. Один раз до гор оставалось менее 10 верст, но жена вдруг стала жаловаться на усталость (это было так необычно).
75. Наконец, совсем отказалась ехать. "Поезжай вперед один,- сказала она мне,- а меня здесь оставь умирать одну". Сошла с лошади и легла на голую землю. Ей так хотелось спать, что она заснула, а
76. минут через 10-15 проснулась, села на лошадь и благополучно доехали до стоянки".
77. Преодоление Как же это знакомо: предельная усталость, так что смерть кажется рядом, обморок до впадения в черную пропасть небытия... Но проходит время, возвращаются силы и забываешь, что близость смерти была реальной, продолжаешь дальнейший путь-тяготы...
78. Но вот последнее ее путешествие, когда она полна предчувствиями своей смерти и уже в поезде прямо говорила, что едет умирать. Какая любовь, какая женская сила погнала ее?
79. И с каким отчаянием писал потом Григорий Николаевич: "Я убийца своей жены!!!"
80. Вот и окончился спуск. Теперь нам предстоят лишь ровные степные дороги. На законном передыхе смотрим на раскинувшуюся перед нами палевую картину, обрамленную одинокими лиственницами, практически единственными здесь деревьями. А в центре картины - одинокая лошадь, главная сила кочевья.
81. Но вот картина меняется, и на пастбище - уже несколько лошадей, да нет - всадников! Как будто на наших глазах реализовался тезис Гумилева, что монгольская степь может быстро взращивать на себе кочевников. Ну, а дальше, погарцевав на радостях и даровых кормах, они, опять же по Гумилеву, отправляются вовне,
82. т.е. прямо на нас... Да нет, они просто подъехали посмотреть и поздороваться. Это вам не западный, захоженный туристами Алтай. Здесь туристов меньше, а значит, больше традиционного любопытства и доброжелательности.
83. Конники оказались молодыми ребятами, прекрасно изъясняющимися по-русски. Один из них был в армии, другой только собирается. Это студенты на каникулах, пастушествуют в родных горах.
84. Имен их мы не запомнили. Только славные их улыбки. На Алешину просьбу "покататься" сначала степенно отказали: "Молодые лошади, едва объезжены, к чужим непривычны". Но все же старший из них
85. уступил. И вот наш сын на диком монгольском жеребце, хозяин которого благоразумно не выпускает поводьев из своих рук.
86. Проходит пара минут и около нас появляется еще пара всадников - наверное, муж и жена с грубыми, обожженными солнцем лицами. Женщина же меня просто устрашила (возьмет, да и накинет аркан...) Еще через минуту они спешатся возле нас, поздороваются и заведут неспешную беседу, откуда мы сами, как шли и здоровы ли?
87. И мы с удовольствием будем им отвечать, напрочь забывая, что имеем дело с давним ритуалом вежливости и гостеприимства. И, наверное, потому не догадываемся вежливо спросить их про
88. здоровье, про скот, про удачу... Довольно быстро разговор становится более деловым и даже торговым: что у нас есть лишнего на обмен и что мы сами можем купить. Для затравки спросил: нет ли у нас спичек? Спирта? Веревки? Ботинки?... А нам самим - не нужно ли мясо? шерсть? шкуры?
89. Но нет у нас ничего для обмена, даже водки. И ничего не надо, даже шерсти и шкур. Пустые люди попались нашим первым знакомцам. Но они не унывают после бесплодных расспросов, а широко приглашают: "Тогда пойдем пить молоко, тут совсем недалеко!"
90. Раньше путешественники одаривали аборигенов, а у нас получается наоборот, и без зазрения совести, даже с радостью идем на дармовое угощение.
91. Вот и стойбище - пустынное пока. Только юрта и собаки. Сложены наши рюкзаки, вытащены кружки и кан для молока, а также остатки конфет для ребятишек (хоть что-то...) Мы подходим к юрте, в которую при нашем приближении вмиг скрывается многочисленная разновозрастная
92. детвора. А молодая хозяйка по слову наших проводников уже открывает молочный бидон. По очереди входим в юрту и мы.
93. Перед фотоаппаратом остается лишь один малыш, наверное, будущий алып, батыр - раз уже сейчас не боится непривычных незнакомцев. Наши проводники ненадолго присаживаются и объясняют, что им надо ехать дальше - 30 км в селение, а юрта эта - соседей. Из больших этой семьи дома сейчас только сноха с малышом и племянниками. "Но она все сделает - идите, идите!" - и прощаются с нами.
94. В темноте юрты Вите удался только один кадр недавней десятиклассницы, смущенно склонившейся над своим спрятавшимся малышом... Ну, а про все остальное: про кроватный комфорт, молоко и вкусные лепешки на жиру и про наше с детьми восхищение - лучше вы уж нам и так поверьте.
95. И снова в путь вниз по Чанты-Узуну - до позднего вечера.
96. Без особых трудностей и волнений бродим и у начавшейся колесной дороги останавливаемся на ночлег и обдумывание впечатлений.
97. "Вот и свершилась у нашей нечаянной экспедиции первая встреча с монголами, пусть и зовут они себя теленгитами-алтайцами...
98. Больше поразили меня не мужчины, а пожилая алтайка с вожжами в руках -страшной своей мужеподобной силой. Такими, наверное, были чингисхановы воины - и древний страх предков поднялся во мне.
99. Но, приглядевшись, поняла, что она ближе к скифским бабам, и как будто выражает собой мощь-силу земли.
100. Насколько же иной облик у девочки-мамы: чарующая нежность, миловидность, скромность. Неужели это женщины одного племени? и дело лишь в возрасте? Неужели она в старости станет такой же грозной?
101. Неужели такое соединимо? - Конечно! Молодые женщины рожают и пестуют будущих богатырей, а, повзрослев, суровеют в борьбе с самой суровой в мире природой и злыми людьми, но внутри себя сохраняют, наверное, ту первую молодую нежность. В таком резко-континентальном климате нужны и великая материнская нежность, и суровая твердость. И очень надеемся, что нашим детям эта встреча была поучительна...
103.Из воспоминаний Потанина: "Я был вовсе не психолог, не литератор, и ее помощь для меня всегда была драгоценной. Ее главное достоинство - отсутствие суетности и простота... И одевалась просто, не оригинальничала. Поражала и благородная простота ее письма, литературного стиля. В своих работах я часто пользовался ее
104. сравнениями. Но особенно большие услуги оказывала она мне, когда приходилось решать нравственные вопросы. Занятый растениями и жуками, я часто из-за них не видел людей - она же, путешествуя рядом
105. со мной, как будто вглядывалась только в людскую жизнь, чутко следила за собой, чтобы не оскорбить в ком-либо человеческого достоинства. Я делал в этом отношении промахи и она меня поправляла...
106. Припоминается случай. Мы ехали с ней по почтовым монгольским станциям между Кяхтой и Калганом. Стесненный экспедиционными средствами, я чуть пожадничал, одаривая бедную станционную монголку, что вызвало неожиданно острое недовольство Александры
107. Викторовны. Она же сама и исправила мою ошибку, преподала мне урок равенства и щедрости, столь уместный в монгольской степи".
108. Следующим утром, по хорошей дороге мы быстро двигались под уклон,
109. чтобы к полудню выйти к мосту, а там с помощью догнавшей
110. нас тракторной тележки преодолеть 8-10 км до селения Бельтир.
111. По пути лишь взглядом цепляемся за высокие курганы, на которых и сегодня - могилы. Древние и святые места!
112. Грозные и великие, если вспомнить, кого эта земля рожала и воспитывала.
113. Проходим какое-то небольшое селение на той стороне реки. Непривычное сочетание монгольских юрт и русских зеленых огородов.
114. А вот и "корабли пустыни" - да, да, верблюды. Значит и центрально-азиатские пустыни близко... Странно встречаться с верблюдами на радостно зеленых склонах, а верблюдам - пастись в таком море сочной травы. Но ведь это - Алтай, Ойротия - зеленое монгольское счастье... Но верблюды же возвращают нас к трагедии
115. последнего путешествия Потаниной. С большим напряжением выдержала Александра Викторовна мучительную тряску по монгольским дорогам до Пекина и дальше - нагорье Сычуань.
116. В Пекине доктор настойчиво советует: "Не рисковать, не ездить". Она же отвечала: "Не могу отпустить его одного!"
117. Такая твердость самопожертвования - наверное, от того, что выросла в высокообразованной священнической семье. Ее старший
118. брат и фактический воспитатель был ректором саратовской духовной семинарии. От отца и брата достались Александре Викторовне
119. глубокая религиозность, а не только хорошее образование и свободный ум. Она много читала и сочувствовала этическим поискам графа Толстого, но, наверное, сама себя еще не знала.
120. И вот встреча со ссыльным Потаниным, атеистом и "сепаратистом". Любовь - по их признанию, неизбежная, как болезнь, и огромная, как степь - и безоглядное следование по всей Азии за Потаниным. - Нет, вместе с ним! Какое же это было чудо и преображение! сколько сил у нее появилось, в самоотречении как мощно себя, свою личность реализовала!
121. В последнюю поездку два чувства терзали ее душу: страшное стремление жить и умереть на Родине и невозможность, Бог знает, по какому долгу, оставить мужа без помощи и присмотра...
122. ...И все же добрались до места радиальных экспедиционных разъездов-исследований. Совсем ослабевшая, Александра Викторовна делает последние акварельные рисунки. Последний раз впитывает и выражает окружающий, теперь уже китайский мир... Но болезнь неумолима.
123. И вот первый грозный удар, с потерей речи и части зрения. Экспедиционные исследования прерваны из-за этого, что надрывает ее душу сожалением: "Надо было остаться в России, не быть обузой".
124. Все понимают, что надо возвращаться к врачам в Пекине, только теперь с особыми предосторожностями. Силы ее быстро тают, от любой пищи тошнит и лишь одно желание становится все сильнее: "Скорей в Россию!" Если это был инсульт, то любая дорога должна была ее погубить... В пути случился следующий
125. жестокий удар. Была парализована речь. Произошло то, чего она больше всего боялась. "Она всегда высказывала желание умереть в молитвенном настроении, явиться в другой мир надлежащим образом подготовленной, с чистой душой, облагороженной покаянием. И все же и тогда находились у нее силы жадными глазами вглядываться в сычуанскую природу и благодарить Творца!
126. Нам повезло добраться до английской духовной миссии в китайской деревне на реке, где попечение над ней взяли сестры-монахини. Спешная отправка пароходом в Нанкин. Парализована правая часть тела. Отказ есть. Улыбка - как рыдание - жизнь ее покидает.
127. На другой день мисс Вельми сказала мне, что это последний день жизни моей жены и чтобы я приготовился. И вот я слышу только два ее последних вздоха..."
128. Нас догоняет первая за две недели машина - трактор с тележкой. И мы прямо-таки с физическим облегчением поджидаем, что он нас сейчас подвезет, даже не давая себе труда задуматься, что повезет
129. он не в Монголию, не в степную романтику, а в знакомую соц.реальность.
130. Напарник шофера везет что-то на будущий рудник в горах, где они что-то разведывают, и при его словах лишь мы начинаем сознавать, что путешествие как бы в Монголию кончается, едва начавшись, и что скоро нас будут волновать лишь тягомотные заботы о выезде домой.
131. На окраине села нас ссаживают, и мы входим в него своими ногами. Поцеловав свой деревянный посох - спутник перевалов и переправ, Лида торжественно оставляет его у первого дома.
132. Во всем селении - центре совхоза - ни одного деревца. Даже стадион выглядит серой пыльной ямой. Не растет здесь зелень, что ли?
133. Конечно, можно это объяснить степным характером алтайцев и монголов, не привычных к оседлой заботе о постоянном доме и растительности вокруг него. Но может, сильнее сказывается тут апатия реального социализма.
134. Жуткая охватывает тоска от унылых стандартных домов и каких-то больших бетонных незавершенок, от этой, якобы цивилизации. Каким контрастом служит эта картина - вчерашней уютной юрте, полной детишек и забот молодой мамы!
135. Здесь же - не одна юрта, здесь множество алтайских семей, и можно
136. было бы рассчитывать на расцвет национальной культуры.
137. Взамен же мы видим лишь собственные безобразные лозунги и пустые магазины. Видим не ковбоев-кочевников, а служащих, алтайцев
138. по виду, российских подданных по судьбе. Но зачем они нужны такими - этой земле? В отчаянии нам даже кажется, что чем ближе к Кош-Агачу, к Монголии, тем будет безобразнее. Светлая Ойротия для нас
139. осуществилась лишь одинокой юртой в горах. Здесь же одна надежда - здоровые дети. Может, они смогут по-своему строить родную землю.
140. Мы надеялись выбираться из Бельтира автобусом или попутками. Но подошедшие с другого берега Узуна новосибирские туристы рассказали, что уже наткнулись и имели здесь беседу с пограничниками. Им то что, у них пропуска.
141. И вместо ленивого отдыха после обеда в невзрачной столовке пошагали от греха, т.е. патруля - подальше.
142. Никто из нас, конечно, не рассчитывал, что большую часть 25 км до тракта мы пройдем пешком по чуйским пустынным степям, что путешествие наше таким неожиданным образом еще продолжится.
143.На горизонте - Кош-Агач А пока оно еще длится, у нас есть время для завершения рассказа Потанина о своей жене.
Состояние его было ужасным. Путь на север вместе с умершей женой был заполнен самообвинениям за ее смерть. Замученный, он остался в Пекине, а спутники по экспедиции довезли гроб с Александрой Викторовной до русской границы и, согласно завещанию, похоронили на русской земле, в первом же пограничном городе Кяхте.
144. Через многие годы на ее могиле был поставлен памятник первой русской женщине-исследователю Центральной Азии. И теперь, по выражению одного сибирского писателя, три могилы священны для сибирских сердец: Потанина в Томске, Александры Викторовны - в Кяхте и их друга и соратника Ядринцева - в Барнауле...
145. Григорий Николаевич после смерти жены и друга прожил еще 26 лет плодотворной и славной научной и политической жизни, но в душевном плане он был разбит навсегда. Он уже не мог путешествовать, и свои воспоминания о жене заключил так:
146. "Когда человек проходит жизненный путь с товарищем-другом, с которым делится своими мыслями, откровениями и проектами, получает от него одобрение или иногда дань восхищения, он бессознательно свыкается с представлениями, что все, что он делает для прогресса человечества, он делает в интересах своего друга. В этом друге он имеет представителя иного человечества, для которого трудился; по тому, как этот друг встречает его замыслы, он судит, как его мысль встретят в остальном мире. Потеря друга делает его жизнь половинчатой. Между ним и остальным миром образуется пропасть".
147. Он будет работать по установленному шаблону, но не видя той цели, которая раньше так осязательно была перед его глазами. Идея о человечестве слишком абстрактна; чтобы служить и любить, нужно иметь перед глазами нечто конкретное. И тогда хочется, чтобы, по крайней мере, нашелся другой человек, который бы понял значение претерпенной утраты, всю ее безысходность".
148. Ходьба по каменистой жаркой пустыне утомила нас до крайности. Бесконечная гряда увалов: взберешься на один, а там взамен далее -
149. снова такой же. Машины не берут и редки. Параллельной дорогой обошел нас патрульный газик. Изредка проскакивают конники. Но нет нам с них толку, ведь подвезти они не могут.
150. И все же дошагали мы до версты, с которой началось везение. Первыми нас пожалели геологи. Их машина могла бы подбросить нас в сам Кош-Агач (уж он виден с увала), да мы милиции и пограничников боялись, и потому проехали с геологами только 4 км до поворота.
151. Геологи объяснили, что вокруг нас - дно древнего моря, полное подобие оборотной стороны Луны. Нам и летать туда, значит, не надо.
152. Мы так устали, что не смогли оценить еще одной своей удачи, что почти на Луне побывали. Раскупорив у моленного кургана-тура
153. подаренную геологами бутылку лимонада, мы поджидаем свою следующую удачу: попутный автофургон.
154. Он-то и доставил нас к зеленому селению на Чуйском тракте, а там
155. дальше, через приграничный Курай к автобусной станции в Акташе.
156. - И к прощанию с нашей монголо-потанинской темой.
157.
158. Рано, в 50 лет ушла Потанина-Лаврина, но какую жизнь прожила, как друга осчастливила! И какой пример всем женщинам дала!
159. Выходит, не только монгольская степь может учить искусству жизни... Разве Александра Викторовна не осуществила мечту алтайки Сурайи Сартаковой в стихе, прочитанном нами в начале этого фильма: "Хотя б для одного кого-нибудь/Составить в жизни истинное счастье! "
160. Конец.
