В. и Л. Сокирко

Том 5. Север - Сибирь. 1967-1978гг.

Сибирь-3. Православная и советская

Используйте клавиши Ctrl + для того что бы увеличить изображение и Ctrl - для того что бы уменьшить.

1-2.

3. Старая столица К сожалению, весь день лил дождь и затемнил фотопленку. Так выглядит Иркутск в десяти минутах ходьбы от центрального проспекта.

4. Подобной же стеклобетонной роскоши в Иркутске пока еще немного, и потому

5. из всех сибирских старых городов он показался нам самым интересным и исторически значимым.

6. На кадре слева мы видим стену обкома, расположившегося прямо в старом центре, рядом со Спасской церковью, построенной всего лишь через 50 лет после того, как пришли сюда первые русские люди.

7. В 1652 году остановились вон на том острове посреди Ангары, напротив впадения Иркута, казаки Ивана Позабова, и срубили ясачное зимовье. Весной их залило половодье, и потому они переселились на эту площадь, тогда, конечно,

8. бывшую просто высоким берегом Ангары. Маковки иркутских церквей стали одеваться в золото намного позже, когда город уже окреп.

9. А с 1822 года он стал столицей губернатора Восточной Сибири. Он был православной столицей - вот главная причина того, что именно Иркутск, находившийся в середине страшной Азии, в 70 километрах от Байкальского провала,

10-11. стал похож на древний белокаменный русский город.

12. Крестовоздвиженская церковь на краю старой части города оставлена верующим и служит до сих пор Божьим домом.

13. С большим достоинством стоит она на зеленом пригорке, и обрадовала нас своим богатством: множеством изящных маковок

14. и бесчисленными настенными карнизами, фронтонами, украшениями столь необычными, что невольно мы подумали о влиянии буддистского зодчества.

15. Помню, как долго мы шли под дождем к этому храму, привлеченные издали каким-то индийским силуэтом.

16. А вблизи он оказался обычным поздним храмом с большим центральным куполом.

17. Если переехать речку Ушаковку (ныне почти везде взятую в трубы), то попадем в бывшее предместье города.

18. Во главе его стоит Знаменский монастырь, заложенный еще в 1693 году. Там похоронены многие знаменитые русские люди русской Сибири.

19. Помянем их!

20. Памятник на могиле Григория Ивановича Шелехова, русского Колумба, открывателя и хозяина Аляски. Почти 20 лет продолжалась его колонизаторская деятельность: строительство поселков, укрепленных фортов, торговых складов и школ, обучение алеутов хлебопашеству и обращение их в православие. Энтузиазма у Шелехова было, наверное, не меньше, чем у англичан, ставших американцами.

21. Шелехов был от роду курским мещанином, потом удачливым купцом, но стал вельможей и директором Русско-Американской компании. Однако семью он держал в Иркутске, и похоронен здесь, а не в Америке. И это показательно. Сибирь и Аляска так и не стали для русских новой родиной, Новым Светом, потому что не вельможи становились купцами и "отцами-основателями", а, наоборот, купцы превращались в вельмож и царских чиновников. И потому Сибирь так и не стала Русской Америкой, а мечты Потанина и других энтузиастов "Молодой Сибири" прошлого века остались беспочвенными.

22. В Знаменском монастыре похоронены и иные люди - декабристы, ставшие из царских офицеров государственными преступниками. Многие из них почти всю жизнь отдали исследованию и освоению Сибири, и память их заслуженно чтится тут.

23. Это - могила княгини Екатерины Трубецкой и ее детей, не вынесших сурового сибирского климата. Первая русская женщина, пошедшая вслед за мужем-декабристом на новую родину, она была вместе с тем и великой матерью. Такие люди и обживали по-настоящему Сибирь, только они и делали ее русской.

24. А при выходе из Знаменского монастыря нам показали еще одну могилу. Зимой 1919 года на льду Ангары, напротив устья Ушаковки, был в спешке расстрелян адмирал Колчак.

25. Этот храбрый офицер и приполярный исследователь был продолжателем декабристских традиций и заслуживал бы нашей доброй памяти. Но в годы гражданской войны он бросил свой авторитет и силы на защиту сначала погибающей учредительной демократии, а потом - на "спасение России".

26-27. Декабристский Иркутск. На этих деревенских по виду улицах они жили в ссылке, в пору расцвета своих сил и деятельности. Нам хотелось бы понять, что чувствовали европейские образованные люди, вдруг очутившиеся на всю жизнь в центре Азии. Что они могли сделать?

28. Дом Волконских на реставрации и закрыт для посещения.

29. Зато дом Трубецких пригрел нас, обсушил и открыл собранные в нем богатства.

30. Одна из первых реакций - это удивление перед налаженным бытом, и даже роскошью дома политического ссыльного. Но не забудем, что декабристы не лишались своих имений и экономической независимости.

31. И эта независимость давала им возможность хранить здесь культуру, высаживать и оберегать в суровой Сибири ростки Европы.

32. Конечно, в старом Иркутске жили не только декабристы. Еще до них купец Сибиряков выстроил Белый дом близ Ангары, самое прекрасное здание старого Иркутска.

33. Оно стало впоследствии частью университета и его библиотеки.

34. Мы видели и другие красивые старые жилые здания.

35-36.

37. А потом в город пришел первый поезд, пробившийся из России на гребне экономического подъема после освобождения крестьян. Первому поезду поставлен в Иркутске памятник, и заслуженно, потому что он разорвал извечную преграду пространств между Европой и Азией.

38. Сибирь пошла вперед, пусть медленно, но - лиха беда начало!

39. К сожалению, до сих пор социально Азия осталась Азией, а железные дороги она использует для того, чтобы самой добраться до Европы и установить там свои каторжные порядки.

40. Александровский централ Центральная пересыльная каторжная тюрьма Сибири была расположена в 76 километрах от Иркутска, в селе Александровском.

41. Сюда присылала Россия своих политических преступников, и отсюда по три тысячи в год их распределяли по всей Восточной Сибири.

42. Дряхлеющая православная монархия пыталась сибирской каторгой подавить своих социалистических конкурентов.

43. После революции тюрьмы эти были закрыты, а потом централ сделали психиатрической лечебницей. Однако вид у нее самой и ее подопечных за решеткой - самый тюремный.

44-45. Не переводится дух насилия ни в этом месте, ни в самой Сибири.

46. На унылой и пустынной дороге в Александровское стоит памятник погибшим в последней войне сибирякам. А мы думаем, когда же будут памятники или хотя бы восстановление памяти о погибших в Сибири заключенных?

47. Когда же эта память встанет открыто, заклеймит зло и вырвет из земли его черные корни?

48. Светлое око Сибири

49. Про Иркутск теперь можно сказать, что он стоит в конце байкальского залива, созданного подпором Иркутской ГЭС.

50. "Ракета" домчит до самого Байкала за час с небольшим, как электричка в пригородную зону.

51. И вот оно, славное море необыкновенного холода, глубины и, конечно же, радости!

52-53.

54. Мы же увидели Байкал впервые рано утром из поезда, спускавшегося в Слюдянку.

55. Увидели через промышленный пейзаж.

56. Потом поезд шел по восточному низкому берегу к Улан-Удэ, и озеро открылось нам как бескрайнее синее море.

57. Чуть отодвинувшиеся от воды, горы Хамар-Дабана с редкими снежниками тоже привлекали глаз.

58. Мы надеялись побывать и там тоже.

59. Круго-Байкальскую дорогу с ее многочисленными мостами и туннелями строили в XIX-ом веке, и довольно долго, начиная с 1867 года, когда сюда были свезены поляки - участники восстания 1864 года.

60. Их главным местом поселения была Слюдянка и соседний Култук. Здесь они снова подняли восстание, стремясь прорваться в Бурятию, а потом в Монголию, и, через Китай - в свободный мир, но потерпели поражение. Байкальская польская организация погибла после первых же сражений. Десятки были убиты и ранены, руководители расстреляны.

61. Памятника полякам нет, есть только православная церковь в центре Слюдянки, стоящая, верно, от времен железнодорожного строительства. А за ней видно здание вокзала, выложенного по-царски, из гранитных и мраморных блоков; его строил зодчий из Италии. Это здание как бы соединило для нас старинные соборы Фиораванти в Кремле и выстроенное по шведскому проекту московское мраморное метро.

62. Впрочем, мрамора в Слюдянке много. Он дешев настолько, что сотни метров железнодорожного полотна устланы им, как щебенкой. А из этих мраморных плит хотели устроить дамбу от байкальских волн, но построили из бетона. И мраморная россыпь теперь - лишь экзотическое место для туристов.

63. Потом мы бродили по Хамар-Дабану, искали в просветах между елями и склонами хребтов далекую синюю гладь

64. и вместе с одной из байкальских речек спешили вниз к озеру и к городу Бабушкину, названному в честь расстрелянного здесь за транспорт оружия в 1905 году революционера. Еще одна огневая страница в истории холодного моря.

65. Солнце жаркое, но холодно. И все же мальчишка-сибиряк на надувном матрасе, который, кстати, быстро намокает, плещется в воде. А мы, уставшие, сидим на камешках, щуримся на свет, отражаемый Байкалом, и ожидаем ближайшего поезда.

66. Железная дорога отходит от Байкала по долине Селенги. Селенга собирает воду со всей Монголии и Бурятии и несет ее

67. в Байкал, чтобы, профильтровавшись в нем, вылиться Ангарой на далекий Север.

68. И вот - Улан-Удэ.

69. Но, прежде чем говорить о современности, зайдем в городской этнографический музей. История этого края начинается с 1668 года, когда здесь в отрогах Яблоневого хребта русские поставили первое зимовье для сбора дани-ясака с туземцев.

70. Потом сюда ссылали опальных стрельцов, и возник Удинский острог. Но в 1668 году отчаявшиеся буряты не побоялись ружей и пошли приступом, чтобы сжечь дома и уничтожить нежданных пришельцев.

71. Тогда-то и была выстроена вместо острога деревянная крепость, а Верхне-Удинск стал русским городом. Буряты, конечно, были побеждены и рассеяны.

72. Но сегодня удинский музей хранит не только русские избы, но и бережно укрывает полиэтиленом бурятские войлочные юрты.

73. Позже буряты стали делать свои юрты из дерева, а в хозяйстве применять русские приемы.

74. Так они постепенно осваивались в новой культуре, и потихоньку возвращали себе свое хозяйское право на эту землю.

75-76. В этнографическом музее много интересного.

77. Сам Улан-Удэ сохранил дореволюционный облик деревянных правильных кварталов, а также несколько православных храмов. Ведь в свое время он был одним из административных центров Даурии, забайкальского казачества.

78-79. На наших слайдах остались лишь два удинских храма, схожих друг с другом.

80. Одигитриевская церковь построена в 1714 году. В ней даже чувствуется какой-то азиатский, кхмерский дух. То ли сама земля каким-то мистическим образом влияла на строителей, то ли более опосредованно - южноазиатские храмы отразились на приемах мастеров.

81. А здесь эти забытые мотивы лишь полнее проявляются для нашего глаза.

82. В старом центре города по русскому обычаю выстроены были в XVIII-ом веке Малые,

83. а в XIX-ом веке - Большие торговые ряды с Гостиничным двором. Ведь город стоял на перекрестке важнейших торговых путей, из Монголии и Тихого океана.

84. Буряты - скотоводы и кочевники, были вместе с тем и активными участниками в этой торговле.

85. Бурятское инородческое меньшинство овладевало экономическими рычагами и европейской культурой.

86. А когда в деревянный Верхнеудинск пришла великая революция, она означала и возвращение в город ее окрепших изначальных хозяев.

87. Верхнеудинск стал столичным Улан-Удэ.

88. Театр оперы и балета - одно из самых помпезных зданий в городе. Постройка сталинских времен, национальная по форме и социалистическая по содержанию.

89. Впрочем, говорят, бурятский балет, действительно, славен мастерством и хорошей школой. Ведь, как известно, в области балета - мы впереди планеты всей.

90. Но стоит отойти чуть в сторону, и видишь, что эта "роскошь" - вывеска и фасад. Нарядные дома стоят лишь вокруг центральной площади, а дальше - или старые, еще прежние деревянные улицы, или стандартные коробки, или просто пыльный пустырь. Азия...

92. Наверное, то же самое происходит и с литературой. Беспризорными выглядят Горький, Маяковский, Толстой в чахлом городском парке, как будто выброшенными на задворки соцстроительства. Ими клянутся, их подсеребривают, но что берут от них?

93. Да и жива ли в наше время бурятская культура? Способна ли она перерабатывать чужую культуру, как раньше? Без своих буддистских основ, без идеологической самостоятельности?

94. Оживлены улицы Улан-Удэ. Часто встречаем богато одетых людей.

95. Среди них много бурятской молодежи, студентов. Они веселы, чувствуют себя здесь привольно, хозяевами. И это приятно. Радостно ощущать рост молодой и здоровой нации, ее напор.

96. На селенгинском берегу я исподтишка наблюдал и даже фиксировал типичную бурятскую пару. На их лицах печать европейского воспитания и образования. Как они их приняли? Не знаю. Но это современная Азия: европейская по форме, но вот какая по содержанию?

97. А у этой молодой женщины, я бы сказала, буддистская отрешенность. Глядя на нее, мы вспоминаем о Дандароне, буддистском учителе, проповеднике, последнем духовном принце Бурятии. У нас, понятно, его портрета нет.

98. Последние свои дни в 1975 году Дандарон провел в третьем заключении в исправительном лагере на берегу Байкала. Неизвестно, почему именно его снова посадили после сталинских лагерей. Вроде бы поводом стало строительство священной ступы на могиле предков без дозволения властей, а на деле, скорей всего, этим поводом стала растущая его популярность среди молодежи. И только среди бурятской.

99. Дандарон не считал свои заключения горем. Архату злоключения только помогают на священном пути, только улучшают его Карму. В самых суровых условиях он не терял своего достоинства, привлекая этим разных людей, даже бывших коммунистов и партработников... Своею жизнью он показал, какие потенциальные глубины заложены в древнем буддистском учении.

100. И когда осенним днем пришла его смерть, он принял ее как благо, передав людям свою радость.

101. Его ученики говорят: Дандарон не умер, Дандарон ушел в беспредельные глубины, но примером он всегда с нами. И они - тоже Бурятия, возможная Бурятия!

102. Когда выходишь на центральную площадь Улан-Удэ, то тебя едва не сбивает с ног неожиданность встречи с огромной отрезанной головой, но не из пушкинской поэмы, а из социалистической реальности.

103. Знакомый архитектор рассказывал нам впоследствии, что в осуществлении этого кощунственного замысла сыграла большую роль денежная заинтересованность: ленинградским скульпторам работа оплачивалась по кубометрам скульптуры... И они постарались!

104. Но видны в этом творении и азиатские вкусы заказчиков. И вот новый черный Будда-Ленин взирает на всегда людную площадь все понимающими глазами, как бы оценивая: "Ну и ну... Что вы еще учудите?".

105. И снова Байкал

106. Священное море и современная индустрия - каковы их отношения?

107. Нынешняя техника не может не влиять на Байкал и не губить его. Это кажется неизбежным. Растет население и его подвижность. Растет туризм.

108. Неизбежно растут и нужды промышленности в его лесе, руде, воде... Но остановимся.

109. Вот знаменитый целлюлозный комбинат БЦК. На его строительстве настаивали военные ведомства и местное начальство. Первый секретарь республики даже пробовал объявить протестующих ученых врагами бурятского народа, но времена пошли не те.

110. Поэтому комбинат был снабжен дорогими очистными установками, а озеро-море правительство взяло под охрану. Однако мы сами видели грязные разводья на воде от комбината, ощущали густую вонь.

111. Вредные вещества скапливаются в байкальских глубинах, а там они уничтожают байкальскую особую жизнь. А ведь существуют иные, безотходные технологии, с замкнутым водооборотом.

112. Но эти решения требуют увеличения средств и противоречат примитивно понятой хозяйственной выгоде. Ведь в эти экономические расчеты не включают стоимость Байкала, а она громадна. Пять национальных доходов страны стоит только одна байкальская вода.

113. Еще труднее оценить богатства окрестных лесов, того живописного мира, о котором протопоп Аввакум когда-то писал:

114. "Бесчисленные здесь кабаны, лоси, гуси-лебеди, яко снег зимой...".

115. Наши предки успели уже многое взять от Байкала. Сегодня нет ни богатых птичьих базаров,

116. ни лежбищ байкальских тюленей - пресноводных нерп.

117. Скудеет и хиреет главное богатство - омулевые косяки. И началось это оскудение уже давно. Статистика свидетельствует, как стремительно падал улов с сотен тысяч пудов рыбы в начале прошлого века

118. до немногих тысяч пудов в его конце. И - всего лишь с помощью древнего невода и лодки.

119. Сегодня оснащенность рыболовного и прочего флота на Байкале резко выросла. Возросло и мастерство.

120. Однако уловы падают. И современные рыбаки заняты неэффективным процеживанием уже опустошенных предками и браконьерами озерных вод.

121. Конечно, невозможно не трогать Байкал, не пользоваться им, но здесь нужна мера, учитывающая права будущих поколений.

122. Но как трудно принять на себя всю полноту ответственности, как трудно удержаться от хищничества.

123. И вот, только отшумела полупоражением битва за чистоту стоков Байкальского целлюлозного комбината, как с северных заснеженных отрогов байкальских гор доносятся еще более тревожные вести: геологи нашли свинцово-цинковые руды.

124. Когда на реке Холодной будет выстроен рудный комбинат, в Байкал потекут такие ядовитые и грязные стоки, что отходы БЦК покажутся "всего лишь газированной водичкой". Велик технический прогресс нашего времени, но еще более велики беды и опасности, которыми он грозит священному морю Азии.

125. Еще рано говорить о его полной гибели, а только о необратимом загрязнении и уничтожении его священного смысла. Но разве этого мало?

126. Разве невозможен путь, когда интересы художника и туриста будут значить не меньше, чем интересы заводчика и военспеца?

127-128. Мы верим, что так оно ни будет!

129. Экологические проблемы Сибири, конечно, одним Байкалом не исчерпываются. Эти трагедии продолжаются и у дочери Байкала - Ангары, да и не только у нее.

Мы находили их даже в самых благополучных местах социалистической Сибири.

130. Железногорск Он стоит на реке Коршунихе. Типичнейший шахтерский соцгородок. Вскрытый машинами голый склон горы и железорудный карьер. Руду везут на обогатительную фабрику слева. Речка внизу превращена в ее технологический пруд.

131. Справа амфитеатром расположился весь легко обозримый городок. Несколько кварталов стандартных жилых многоквартирных домов, неплохое снабжение продуктами, набор культучреждений: клуб, кинотеатр, стадион - ну, все, что надо для сытной, хоть и скучной жизни. Сам Железногорск уничтожает не так уж много - лишь несколько рудных гор, да одну речку, да тайгу в округе, - но люди, которых он воспитывает, скукой обеспеченной работы, становятся способными на гораздо большее.

132. Ангарск Один из промышленных центров Восточной Сибири, Ангарск нам показывали его старожилы и хорошие знакомые - подобно американцам, со своего собственного автомобиля.

133. Когда-то здесь пролегала лишь кандальная дорога во глубину сибирских руд, о чем напоминает этот памятник, а в послевоенное время было размещено отобранное у немцев и у японцев заводское оборудование.

134. В те же годы руками пленных и заключенных был выстроен регулярный двух- и трехэтажный желтоцветный город, восхищающий приезжих правильной планировкой и снабжением, лучшим, чем даже в областном Иркутске.

135. А вокруг города по притоку Ангары Китою и самой Ангаре - огромные пространства, огороженные под строго охраняемые предприятия.

136. Здесь ведут комфортабельную жизнь люди, работающие над силами, способными перевернуть не только Сибирь, но и всю Землю, люди безгласные и техничные, подчиненные анонимной воле. И нам страшно от такого будущего.

137. Братск Увидели мы, как ни странно, что вместо города Братска на железной дороге оказались лишь три мало связанные друг с другом станции. На одной из них, близ ГЭС, мы остановились.

138. Поселок энергетиков, обслуживающий крупнейшую в мире гидростанцию, очень благоустроен. Есть даже гостиница для интуристов.

139. Но человек все равно стремится из современных многоэтажных домов к саду, личному куску земли - даже под шелестом воздушных электропередач. Новый город - и старые, неизменные идеалы.

140. Вот знаменитое, поющее под гитару Братское море, гигантский резервуар байкальской воды, затопивший своим холодом сотни километров плодородной ангарской долины, целые деревенские миры и человеческие судьбы, как это описано В.Распутиным в романе "Прощание с Матерой".

141. Вот он - воплощенный технический прогресс - Братская ГЭС. Громада не хуже египетских пирамид. Не только красота, но и величие,

142. ибо за ней вместо тысяч загубленных рабов стоят тысячи затопленных гектаров ангарских земель и труды многих тысяч предков, их осваивавших.

143. Как и все крупные гидростанции, Братскую ГЭС творил Гидропроект, тот самый, что родился в 30-е годы при НКВД, чтобы строить Беломорканал, а потом еще более крупные волжские стройки коммунизма, но теми же самыми методами.

144. Сейчас Гидропроект не подчиняется КГБ, а плотины, в основном, возводят не заключенные, а вольнонаемные люди.Но ведь главное не изменилось...

145. Высоким ангарским берегом мы удаляемся от плотины, наслаждаясь ярким по-южному солнцем, соснами, над скалами и темно-зеленой водной гладью.

146. Вглядываемся в еще не затопленные острова. Постройки еще видны, но людей, наверное, уже свезли. Хотя и не понятно, почему. Пересекаем притоки. Велика Ангара, и неиссякаема ее водная сила.

147. Вслед за ангарской водой мысленно уплываем к Усть-Илиму, а потом к Богучанам, где строят новую ГЭС,

148. где вновь останавливают живой хрусталь байкальской воды...

149. и превращают ее в зыбь водохранилищ, романтизированных нашими стихами и песнями.

150. В ресторане зеленого деревянного поселка "Падун"

151. веселятся под шум Братского моря-кладбища.

152. А мы вглядываемся в Ангару, на ее живом участке стараемся хоть как-то запомнить дочь священного Байкала, чтобы угадать в будущем участь наших детей. Без плотин они жить уже не смогут, но как же они будут жить без рек и долин?

153. Путешествие в ИлимскМы ехали в Илимск к острогу и месту ссылки первого русского диссидента Радищева.

154. Рано утром мы вышли со станции Хребтовая и попутками двинулись в сторону Илимска.

155. Но попутчики, дорожные рабочие, ошарашили нас сообщением, что Илимск затоплен, а илимчане разбросаны по окрестным поселкам и деревням.

156. Но мы уже не могли остановиться, и двигались к бывшему городу Илимску, чтобы отдать дань его славной памяти.

157. Заброшенная таежная дорога...

158. Прошагав безлюдные двенадцать километров, забеспокоились, правильно ли мы идем.

159. Но тут начался постепенный уклон, и стала угадываться впереди большая вода.

160. Илимское водохранилище не кажется громадным, но ведь сам Илим был небольшой рекой, и потому неширокой была его животворящая и теплая долина.

161. По ней нас повезет над затопленным Илимском-Китежем Иван Порфирьевич, один из активистов-илимчан, а ныне пенсионер.

162. Он вез нас над своим Илимском, над жизнью своей и своих предков, похороненных в многокилометровой водной бездне, к новому шоссейному мосту, и рассказывал.

163. Много рассказывал и о том, как просили Гидропроект использовать иной вариант, но которому ГЭС строилась чуть выше устья Илима. Но цифра большей мощности генераторов для верховных проектировщиков была важнее интересов поколений, будущих и прошлых.

164. Впрочем, верхнее, новое кладбище под воду не ушло, хотя без людского внимания оно быстро захиреет, прибавив еще один камень к виновности Гидропроекта.

165. Но он - не единственный виновник; когда затопление стало неизбежным, жители требовали спасти Илимск, передвинув затопляемые дома на взгорье.

166. Однако местные власти решили иначе. Директору леспромхоза легче оказалось переселиться на Хребтовую, где и железная дорога есть, и хороший лес еще не весь вырублен. Директору совхоза хотелось переселиться куда угодно, чтобы закрыть разваливающееся хозяйство, получить государственные деньги за потопление и начать жизнь сначала. И вот эти два госкапиталиста, два банкрота окончательно решили судьбу старинного городка, вопреки очевидному желанию его жителей.

167. Принуждаемые к отъезду, владельцы даже незатопляемых домов тоже стали жечь свои дома, чтобы получить за них деньги. Затоплен и сожжен, а жители разбросаны, как в войну. Где еще, в каком месте может столь полно и нахально разбойничать монополистический капитал?

168. Древний острог - увезен на Байкал, а жилье Радищева и та скала, у которой он, по преданию, работал, тоже затоплены.

169. Остался лишь самодеятельный памятник всем революционерам, сооруженный в недавние годы местным учителем и школьниками. Наивной кажется эта новая коммунистическая "ступа". И что она может сообщить затопляемому будущему?

170. И все же мы ей рады. Ведь поставил ее человек, уважающий предков и любящий эту землю.

171. Красноярск - 1628 года рождения.

172. В свой предпоследний день отпуска мы смотрим на краевую столицу Восточной Сибири, на ее многоэтажные громады в полумгле тяжелого промышленного воздуха.

173. Скользим взглядом по широким проспектам.

174. Смотрим на роскошь облицованных гранитом и мрамором столичных новостроек.

175-176.

177. Затерянными кажутся среди них здания старинного города.

178-179. Нигде в Сибири мы не видели такой городской мощи, как будто сподобились увидеть ее будущее.

180. Новый стадион, ставший гордостью и символом города, расположен посреди Енисея на "островках отдыха".

181. Высшая точка над городом - Черная сопка, с которой связано много эвенкийских легенд, смотрит на это

182. промышленное чудо, наверное, с восхищением и страхом.

183. Гораздо ниже - наша смотровая площадка.

184. Отсюда мы видим, как на деревянные дома старого Красноярска наступают кварталы многоэтажных громадин, а на них - в свой черед, наползают дымы из труб многочисленных заводов правобережья.

185. Неужели городу предстоит быть задушенным смогом? Мы не хотим в это верить. Люди не допустят, и город у красного енисейского яра станет жить в гармонии с природой. Но это произойдет лишь тогда, когда мы станем умнее. Мировая история подсказывает, что выход люди находили. И мы обращаемся к истории Красноярска...

186. В 1628 году здесь пристала ватага енисейского воеводы Дубенского с единственной целью: через устроенный острог пограбить туземцев. И пограбили. Пушных зверей повыбили. Зато в Сибири людей прибавилось.

187. Потом стал город. Совсем небольшой, скорее даже маленький. Через двести лет, когда в 1823 году он вырос до губернского центра, в нем жило лишь три тысячи человек. Но и этой малости хватило, чтобы держаться здесь царской власти, чтобы принимать высланных из России преступников, вытаскивать из недр серебро и золото, а из леса - пушнину. Добываемая роскошь уходила в метрополию, европейскую Россию.

188. А здесь она оседала лишь блестками в убранстве редких православных церквей.

189. Таких, как эта, единственная отреставрированная в городе

190. красавица.

191. В тридцатые годы прошлого века появились первые тротуары в городе (до этого лошади тонули в грязи), в 40-е годы - первая парикмахерская.

192. В пятидесятые годы появились первая гимназия и первая городская библиотека... Такой "прогресс" мог тянуться не одну тысячу лет.

193. Но вот в город пришла железная дорога, и преобразила его. Она набила его промышленностью, нагнала новых людей и насытила их.

194. И что же, погибла Сибирь? Нет, она лишь изменилась, стала кормить уже миллионы трудолюбивых крестьян-переселенцев, и дала соки их культура.

195-198.

199. Но разве сравнить прежние масштабы и нынешние? Прежнюю штольню с современным карьером-разрезом, паровую машину с ГЭС, пушку - с водородной бомбой, или прежний город - с нынешним гигантом?

200. Какой же выход? - Мы не знаем. Закрыть технический прогресс? - Не выйдет.

Остаться в его власти безвольно? - Погибнешь. Как-то ограничить, направить верно? - Но как?

201. Мы знаем только: всем надо думать, все помнить и понимать, бояться и стараться, ценить и охранять цветы духовные и цветы живые.

202. Тогда, быть может, мир спасется...