И всё же, ни наши первые, ни последующие диафильмы не появились бы, не существуй тогда на заводе благожелательной аудитории, не будь у нас столь же увлечённых коллег. Откуда же они взялись?
А дело в том, что не одни мы смотрели самый первый Славин диафильм. И не у нас одних лежали дома слайды без показа и употребления. Счастливая мысль: "И мне так надо!" - мелькнула у многих. У цехового механика Вирсиса, у заводского фотографа Шостака, диспетчера Лисовского, даже у зам. начальника ЦЗЛ к. т. н. Кричевского. Вместе с Коренковым и нами эти люди и составили заводскую обойму авторов самодеятельных фильмов. А расширенный состав посетителей коренковских вечеров "За чашкой кофе" стал нашей благодарной аудиторией.
В конце всё того же 1966 года Коренков попытался реализовать первоначальную идею организованной киностудии МТЗ, предложив для начала создать коллективный диафильм о лучших памятниках московской древней архитектуры: вместе или по кускам написать сценарий, вместе фотографировать и записывать. В будущем предполагалось:
- перейти с диа- на кинофильмы
- создавать сюжетные, игровые фильмы
- за счет завода закупить всю необходимую аппаратуру (как раз в этом пункте было выполнено много)
- создать заводскую фильмотеку и для неё отбирать самое лучшее
- перешагнуть рамки заводской аудитории и выйти на форумы городских смотров и даже экраны кинотеатров
В общем, открывались головокружительные перспективы. ("И Васюки превращаются в Нью - Москву"...)
Что же получилось? Раз или два съездили на съемки московских церквей - дальше не хватало ни времени, ни желания. Каждый был занят собственным фильмом, а трата времени на "ничейные творения" никого не волновала - только Славу. Диалюбители, как и всякие "творцы", оказались закоренелыми индивидуалистами, почище дремучих собственников. В конце - концов, Слава использовал часть отснятых кадров для небольшого диафильма "Московский кремль", прекратив безнадёжные попытки устроить диаколхоз.
Сама же идея создать диафильм по московским древностям запала в душу Лиле, и была осуществлена нами в личном порядке за зиму - весну 1966 - 67гг.
25 мая 1967 г. (день рождения Лили) был показан этот, самый длинный наш диафильм, под названием "Московские церкви". Вскорости он был показан на заводе. После лета 1967 г., когда из длинного путешествия по северным городам и рекам мы привезли почти тысячу слайдов на 9 диафильмов и уже осенью показали фильмы про Новгород и Псков, за нами закрепилась слава самых плодовитых авторов.
Зимой же 1967 г. мы увидели и первые диафильмы своих коллег - "первый урожай" коренковского посева.
Я.И. Лисовский в хорошем темпе заправского рассказчика и под лёгкую музыку записал диафильм о туристской поездке в Болгарию: София. Тырново, черноморский курорт "Золотые пески", рестораны, гостиницы. . Юмористическая манера описания и ирония к самому себе спасла этот, в общем обычный, туристский фильм. Яков Ильич вложил в него душу, и вызвал всеобщее одобрительное ликование у зрителей, собравшихся в зале заводоуправления.
Чуть позже выступил О.Я.Вирсис с диафильмом "Селигер". Честное слово, этот спокойный видовой фильм, полный подробностей байдарочной семейной жизни (Олег (Альфред) Янович был с женой и двумя сыновьями) и неподдельного восторга перед среднерусской природой, тогда понравился мне больше остальных. В нем был виден сам человек: добрый, спокойный, отзывчивый, даже сентиментальный, и в то же время трудолюбивый и аккуратный. Сам фильм казался, правда, затянутым, даже нудным местами - но для первого раза это было незначительной мелочью - в будущем научится. Однако нет, с Олегом повторилась история Лисовского. Года через два он сделал аналогичный фильм "Карелия", с прекрасными слайдами, отличной звукозаписью и текстом - на уровне "Селигера", а фильм был воспринят уже холодно... Час пробил, поезд - аудитория уже ушла вперед. Для Вирсиса все это было, наверно, большим ударом, от которого он так и не оправился.
Третий заводской диалюбитель - А.Б.Шостак оказался более стойким, хотя, по общему признанию, его фильмы были самыми слабыми и нудными. Сначала Александр Борисович озвучил свои слайды о летнем пребывании в доме отдыха, потом сделал диарепортаж о выставке цветов, затем о поездке в Михайловское, потом снова о доме отдыха, потом еще о чем-то... Он действовал почти по моей первоначальной программе - рассказывать всем о хорошем у себя. Каждый раз Шостак просил помощи у Коренкова - просмотреть сценарий, прочитать его перед микрофоном. И Слава никогда не отказывал старику, даже когда ушел с завода. Правда, постепенно и у Александра Борисовича стал гаснуть энтузиазм от растущего зрительского равнодушия. Зрителей можно понять: по нудности и обстоятельности эти лекции превышали даже средний любительский уровень, приближаясь к официально - идеологическому. Работая в ЦЗЛ, он с помощью начальства организовал из сотрудников аудиторию в рабочее время... В общем, он являл в нашем кругу самый чистый тип "графомана".
И как же страшно мне было походить на него - ведь по "усердию" мы были с ним близки. Но как раз это опасение побуждало меня к осторожности, к скромности. Всё же я не верю, что труды Александра Борисовича были напрасными. Можно смеяться над претензиями его фильмов, но нельзя отрицать доброты и человечности их автора. Он делал всё, что мог.
Е. М. Кричевский долго собирался, но сделал только один диафильм - типичный видовой любительский рассказ о Ленинграде. На большее у него не хватало времени или, может, сил и страсти, а выдавать "серятину" не позволяло самолюбие. Так мы и не добились от него продолжения начатого. Евгений Маркович стал нашим надежным зрителем.
И, наконец, сам Коренков. Неожиданно возникший интерес и энтузиазм заставил Славу с большим вниманием отнестись к собственным диафильмам. Да это и соответствовало его общим настроениям: отходу от дел общественных к личному творчеству. Впрочем, пока он оставался секретарем, пока "старшие товарищи" продолжали игру в "заботу о молодежи", Слава мог и материально поддерживать заводское Диадвижение, организуя вечера просмотров (их назвали по - старому "За чашкой кофе") и даже конкурсы с денежными премиями за счёт завкома.
К концу 1967 г. кроме первых фильмов о деревенском отдыхе, о Московском кремле и официального диафильма о делах комсомольцев во дворе дома №12 (на радость Яковлеву) - кстати, это единственный официальный диафильм, виденный мною, - Слава имел два длинных туристских фильма. Один из них - "Ростовские звоны" - по смыслу и быстроте исполнения был подобен нашим "Хибинам", только качеством слайдов и звукозаписи много лучше. Вместо туристских песен здесь в текст диафильма была включена долгоиграющая пластинка с лекцией о колоколах Ростова Великого. А эффект был тот же - скука зрителей. Слайды не улучшают, а ухудшают восприятие чужого, не тобой записанного текста (за редким исключением). Сам Слава не дорожил этим фильмом.
Другое отношение у него было к записанному осенью 1967 г. Фильму "Эстония - Псков", в который Слава вложил все свои силы и старания и которым он даже гордился.
Летом этого года слава купил байдарку и впервые отправился на ней в путь по эстонским озёрам. Вместе с другой супружеской парой они были в Таллинне, Тарту, Пскове, действующем Печорском монастыре... Вот и всё содержание фильма. Что же спасло его от участи обычных любительских фильмов? Наверно, мягкая, чуть ироничная интонация Славиного голоса. А потом, заводские зрители настолько любили его самого, что им доставляло удовольствие слушать его голос в течение часа просто так, без помех, в сопровождении прекрасной музыки и тщательно выполненных слайдов. Не важно, о чем Слава рассказывал, нам важен был он сам, раскрывающийся и откровенный. И мы были благодарны ему за этот тихий час.
Впрочем, я до сих пор помню две его почти кинематографические находки. По тихому спокойному водному коридору озёрной протоки выплывают две байдарки. Кадр за кадром они приближаются к нам, раздвигая заросли цветущих белых лилий. В байдарках - две молодые женщины, они рвут цветы. Букеты в руках, венок на голове... Скользящие по чёрной воде байдарки. И всё это - под нежную, серебристую и таинственную мелодию. Нет слов, только кадры и музыка, а возникает чувство скольжения по глубокой воде, впечатление необъяснимой красоты цветов и женщин... Восторг!
Потом я убедился, что такая удача может быть повторена: после просмотра "Весны воды и мая" многие говорили, что возникает иллюзия движения байдарок за счет лишь последовательной смены кадров. В д/ф "Соловки" нам удалось создать настроение "таинственных Соловецких каналов". Но такие удачи у нас, диалюбителей, очень редки. Создать диафильм из одних удач почти невозможно. Для этого необходимы поистине кинематографические масштабы отбора первичных материалов, большие траты времени и средств.
Другой удачей этого фильма оказалось включение церковного пения Ф. Шаляпина при описании Печорского монастыря. Шаляпинский диаконствующий бас накрывал звуковой волной то кадры пышных, невероятно красочных печорских церквей, то толстые фигуры священников и монахов в чёрном, размахивающих кадильницами. Эти качающиеся кадильницы и качающиеся в кадрах церковные купола создавали у зрителей впечатление прямого присутствия на богослужении... Я не вру, такая иллюзия возникала у многих.
Как раз этой удачей фильм и заканчивался, оставляя зрителей в счастливом изумлении. Удача д/ф "Эстония - Псков" была хорошей наградой Славе за поражения на комсомольском поприще и вдохновила его на последующие фильмы.
Осенью 1967 г. состоялся "конкурс заводских диафильмов". Комиссия от партбюро и месткома (там были свои люди - Шведов, Кричевский, Лисовский и еще кто-то) просмотрела представленные диафильмы и присудила три премии:
"первую - т. Коренкову за д/ф "Эстония - Псков"
"вторую - т. Вирсису за д/ф "Селигер"
"третью - т. Сокирко за д/ф "Московские церкви" (или "Новгородские начала", уже не помню)
В то время я даже стыдился своего участия (под нажимом Славы) в этих детских играх, но теперь чаще вспоминаю с улыбкой о прошедших временах столь полной гласности и поддержки.
За гранью награждённых остались только Шостак иА.В.Залем. О последнем я упоминаю впервые, но, кажется, стоит немного рассказать об этом незаурядном человеке нашего завода.
Зам. главного механика завода - по должности, снабженец - по функциям. Заядлый охотник (председатель охотничьей секции завода) и байдарочник (кажется, имел звание кандидата в мастера). Моложав. Прекрасный костюм и культуристская выправка. Снобизм сына директора соседнего завода и любовь к комфорту. Голубые глаза навыкате и толстые губы. Хвастун и великолепный рассказчик. Наглец и "покоритель женских сердец". Бывший комсомольский секретарь, а потом - партсекретарь заводоуправления, но при этом - отчаянный либерал. "Если бы его воля..."
Залем первым начал рассказывать у нас на заводе о своих туристских похождениях и показывать слайды и диафильмы в сопровождении своих комментариев. Я всегда слушал этого великолепного хвастуна, импровизирующего на ходу, с истинным наслаждением. Это был артист в своём роде. А, может, именно снабженческая профессия так развила дремавшие сызмальства способности. Появление диафильмов на заводе как бы нарушало его давнюю и, казалось бы, непререкаемую монополию, но он не считал эту "угрозу" серьёзной (и был прав, в конечном итоге, ибо никакой магнитофон не способен конкурировать с человеческим талантом). Однако известие о конкурсе, где в качестве первой премии фигурировали 50 руб., вызвало его озабоченность... Переговоры с комиссией ни к чему не привели: принять его слайды на конкурс без магнитофона, т.е. без диафильма, они не согласились. Долго Анатолий Викторович ходил, обижаясь и негодуя, пока, наконец, не выдержал соблазна. Достал у друзей магнитофон на вечер и попробовал записать свой рассказ о Кольском походе вперемешку с песнями Городницкого... Но, конечно, даже хорошая запись не получается сразу, а уж о сохранении аромата устной импровизации и говорить нечего. Под "высокой комиссией" предстало собрание слайдов в каком-то шипящем сопровождении. Тем не менее, Залем докрутил всё до конца, а после, признав, что техника его подвела, взялся устно всё рассказывать, однако премии так и не получил. И долго потом обижался...
Этот забавный случай с "диалюбителем поневоле" заставил еще раз задуматься над сравнением достоинств устного, традиционного рассказа и вводимого нами диафильма. Ведь все преимущества любительского фильма перед профессиональным состоит в реальном присутствии при показе самого автора, твоего хорошего знакомого, в искренней интонации этого камерного и почти интимного жанра. В диафильме для друзей почти нет цензуры. Высказанная мысль может быть сразу же обсуждена и т.д.. Но ведь при устном рассказе этот эффект еще больше усиливается. Форма писанного диафильма все же слишком напоминает обычное кино. Мне много раз приходилось убеждаться, как люди бывали даже затронуты диафильмом, может, даже возмущены, но после окончания - молчали или вежливо благодарили. Груз проделанной в диафильме работы, груз вежливости перед хозяевами не дает развернуться спору и желанной беседе (а про выяснение истины и говорить не приходится)... Если бы я был способен на диафильмы-импровизации... Но мне этого не дано. Да и вообще, это очень редкий дар даже применительно к туристско-охотничьей теме. Так что, лично я, конечно, дал бы премию Залему...
Вообще зима 67-68 года мне помнится апогеем диафильмовского движения на трубном заводе. Оно выявило своих авторов, свою публику, было обеспечено официальной поддержкой и разрешением "старших товарищей". Каждый из авторов уже имел свою первую "удачу", а разочарование от неудачи второго диафильма им еще только предстояло узнать. Многие из зрителей тоже подумывали о собственных фильмах (до сих пор помню несколько фамилий этих потенциальных, но так и не состоявшихся авторов). Мы с Лилей тогда особенно сблизились с Вирсисом... Складывался круг друзей, на почве диафильмов преимущественно. И сразу же захотелось определиться, чем же мы занимаемся: "Реальный диафильм - что это?" В начале была программа Коренкова по подготовке заводской киностудии. Родилось же совсем иное и более интересное. Как известно, любая самодеятельность в наших условиях подражает профессиональному искусству и стремится достигнуть его уровня. К какому же идеалу должны стремиться наши диафильмы?
В медленно развивающемся споре я был основным оппонентом Славы. Мне совсем не хотелось гоняться за профессиональным уровнем и стремиться стать каким-либо видом искусства. Для меня диафильм был удобным и экономным средством самовыражения и общения.
Я не люблю слово "искусство". Оно часто соединяется с претенциозными и мистическими словами: высокое, святое, прекрасное и т.д., призванными отделить "гениев и таланты" от прочей людской "шушеры" и почему-то всегда относится лишь к изобразительным видам ремесла. Если же говорить без раздражения, то искусство - это лишь высокая степень профессионализма, умения в своем деле, и потому может быть отнесено к любой профессии. Если человек делает свое дело всю жизнь, то достигает в нем совершенства (красиво работает). Изобразительные ремесла тоже могут стать искусством у отдельных представителей, но совсем не обязательно. И, конечно, такая ступень невозможна для любительского ремесла, для самодеятельности - именно потому, что люди занимаются этим не всю жизнь, а лишь походя, в качестве развлечения. Но в отличие от Славы, мне не нужна была погоня за профессионализмом, за званием наилучшего, искусного, мне достаточно было слова "творчество".
Ниже я приведу черновик шутливой программы, как выражение моей позиции:
Программа клуба диалюбителей МТЗ.
Главная задача клуба - развивать и пропагандировать
звуковое диатворчество, родившееся на Московском трубном заводе. Члены клуба
считают, что диафильмы - новый и самый прогрессивный вид народного творчества,
что ему принадлежит будущее, и потому впредь намерены:
"
считать год рождения первого звукового диафильма - годом начала новой диаэры,
" непрестанно накапливать новые впечатления и кадры и
создавать новые диафильмы, вкладывая в них все наличные умственные,
эмоциональные и материальные возможности,
" устраивать
почаще просмотры фильмов и их обсуждения,
" привлекать
новых людей в диадвижение и пропагандировать массовое диатворчество.
В далеком и прекрасном будущем диалюбители видят все
человечество охваченным активным творчеством во внерабочее время!
Шутки шутками, но Слава решил вынести этот спор на обсуждение заинтересованной аудитории очередного заводского вечера (Он теперь стал зваться по - телевизионному - "Огонек"). Вот официальная программа этого вечера:
"ОГОНЕК" на тему "Диафильм - что
это?",
проводимый редколлегией газеты "В мире
искусства" .
В программе: получасовые отрывки из диафильмов тт. Коренкова, Сокирко, Вирсиса, Шостака и Лисовского.
Задача участников: обсуждение работ авторов, их
критическая оценка и пожелания; определение основной мысли, проводимой автором в
своем диафильме (ее расшифровка будет зачитана в конце обсуждения), а также
ответ на следующие вопросы:
1.Диафильм - это
"произведение искусства" или просто собрание кадров, иллюстрирующих какую-то
тему?
2.Существует ли для диафильма какое-либо
ограничение тематики или выбор темы неограничен?
3.Может
ли соединение кадра и звука создать самостоятельную ценность в сравнении с
фото?
4.Нужна ли в диафильме "смысловая нагрузка" или он
может быть решен в описательно-повествовательном ключе?
5.Нужно ли нам вообще что-то делать, имея в виду богатейшее
профессиональное искусство, выражающее достаточно много? Обладает ли диафильм в
этом смысле преимуществом?
6.Нужно ли нам свое
искусство? Зачем?
7.Может ли любительское искусство
конкурировать с профессиональным?
8.Диафильм - это
временная прихоть (на заводе в частности) или начало расцвета?
В обсуждении участвуют:
А.Яковлев - от журнала "Молодая гвардия".
А.Апресян - от газеты "Московский комсомолец".
"Огонек" состоится 25 января в 17.15.
Редколлегия газеты "В мире искусства" Комитет ВЛКСМ.
Составлял это объявление, по-видимому, Слава, хотя бы потому, что для меня невозможно такое словосочетание, как "любительское искусство".
И вот в назначенный час собралось это собрание, самое массовое сборище диалюбителей, какое мне только пришлось видеть, читального зала заводской библиотеки теперь не хватило - заняли большой зал заводского Дворца культуры.
Удачной оказалась мысль: показывать лишь наилучшие куски диафильмов. Такой отбор и вправду резко повысил уровень нашего "творчества". Выступало много людей, хвалили показанные куски и говорили: "молодцы". Казалось, вечер удался на славу. Но главной цели, поставленной в программе, достигнуто не было. Все выступления строились примерно так: "Мне все очень понравилось... И особенно это... Что же касается вопросов программы, то конечно, диафильм может стать искусством, у него прекрасные перспективы и возможности. Дерзайте".
Конечно, нельзя ждать ценных суждений на неожиданные вопросы, которые для самого себя кажутся неразрешимыми. Я был просто дураком, когда надеялся на иной результат.
Осознание этой неудачи заняло у меня еще месяц, пока я не решился на авантюру, почти провокацию: чтобы оторваться от елейных похвал в адрес диафильмов и вызвать спасительную критику, нужно начать эту критику самому. Самому изложить возможные аргументы против диафильмов (позадористей, чтоб задело) и предложить их заводской публике: "3апротестует или согласится?". А поскольку при этом мне придется отделиться от собственных убеждений, то лучше спрятаться за псевдонимом, раздвоиться... Вот этот текст:
"Искусство ли диафильм?"
Под таким лозунгом состоялся январский "Огонек" трубного завода. Как известно, ранее подобные "Огоньки" выполняли роль обыкновенных музыкальных или литературных вечеров, которые из века в век склонна проводить "русская интеллигенция", стремящаяся к познанию "высокого и прекрасного". Старая литература была полна описаниями подобных "сходок". Однако, она не скрывала и того прискорбного обстоятельства, что очень редко подобные сходки или вечера были действительно собраниями ищущих людей. Гораздо чаще в них действовал круг лиц, по-эпигонски подражавших высшим людям искусства, "аристократам духа" и т.п. моде. Устроители вечеринок, обычно люди с поверхностными знаниями, но большим апломбом, играли здесь роль законодателей вкусов, маленьких божков, а тот фимиам, который кадили им остальные участники вечеров, только удесятерял их усилия. Конечно, так было не всегда. Зачастую, устроители вечера были людьми добродушными и недалекими, добровольно уступающими роль кумира публики какому-либо второсортному "светилу", приглашенному со стороны.
Как бы то ни было, но подобные вечера всегда были лишь игрой в искусство, а не серьезными занятиями и поисками. И действительно, ведь искусство совсем не требует коллектива при его восприятии. Восприятие произведения искусства - процесс сугубо индивидуальный. И если здесь возникает коллектив, то вспомни Козьму Пруткова: "Не верь глазам своим!" -здесь собрались не для наслаждения искусством, а для наслаждения собственной образованностью и утонченностью; этим людям нужно не творчество, а квазитворчество; не радость поэтического открытия мира, а завистливое желание павлина поразить присутствующих мишурой ложных чувств и пошлых мыслей.
Если же перейти ко дню сегодняшнему, то мы увидим, что изменилось немногое, и вышеупомянутые вечера с успехом реализуются в наших "огоньках" все на той же старой основе искусства.
Однако последний "Огонек" превзошел все, что было раньше. Если раньше лицемерные восторги и излияния чувств касались главным образом, признанных шедевров настоящего искусства, то теперь объектом этих спекуляций стала грубая стряпня наших доморощенных гениев, жаждущих признания мира и славы, а именно - диафильмы. Если раньше сладкоречивые похвалы неслись в адрес шипящих пластинок, в звуках которых лишь с трудом можно было уловить обаяние "великих", то теперь, в применении к обычному примитиву, которым является любой любительский диафильм принципиально, эти похвалы становятся смешными и жалкими и лучше всего развенчивают невежество и лицемерие их авторов.
Известно, что в стране ширится движение кинолюбителей, как одного из увлекательных, познавательных и полезных видов отдыха. Однако известно, что среди многих тысяч кинолюбителей и еще большего количества любительских кинофильмов лишь единицы достойны всеобщего внимания. Возможно, их создатели лишь случайно не стали кинооператорами или другими работниками кино. Но это - лишь редчайшие исключения из правила. А правило заключается в том, что любительский кинофильм - это просто движущаяся фотография, воспоминания на ленте о себе и знакомых. Это азбука. Наши же "мудрецы" превозносят простой диафильм, стоящий ниже не только любого (даже любительского) кинофильма, но даже - по техническому исполнению и идейному содержанию - много ниже любого учебного или детского диафильма, продающегося в магазинах за 30 коп. Так вот, этот самый любительский диафильм наши мудрецы объявили произведением искусства и даже новым словом в искусстве!
Смехотворность происходящего была понятна, видимо, каждому из присутствовавших на злополучном "Огоньке", если не считать самих зарвавшихся "любителей". И, видимо, только из чувства приличия большинство не покинуло эту провалившуюся комедию, но зато своим выразительным молчанием и отказом принять участие в разыгравшемся словесном шабаше восторгов, они как нельзя лучше выразили свое недоумение и тягостное чувство сдерживаемого негодования. Однако эти заметки написаны не столько для людей большинства, которые и так уже осознали свою ошибку подобной траты времени и уж, конечно, не повторят ее присутствием на подобном собрании. Речь идет только для тех, кто не был на этом "Огоньке" и, может быть, неправильно информирован апологетами "диафильмов, как искусства", а также для самих диалюбителей, завороженных блеском собственных слов и льстивых похвал, и принимающих примитив за искусство, медяшку за золото.
Нет сомнения, что наши диалюбители - люди добросовестно заблуждающиеся. И надо им помочь, открыть глаза на истинное положение. Давайте вместе посмотрим, разберемся.
Первым был показан диафильм т. Лисовского о поездке по Болгарии. Сам. по себе он воспринимался как путевые впечатления, изложенные связно и с улыбкой. Без сомнения, знакомым и товарищам т.Лисовского было довольно интересно посмотреть, где он был и что он видел. Все нормально и естественно. Но как только включается свет и начинаются похвалы в честь нового произведения искусства, то совершенно необходимо высказаться прямо и объективно: как произведение искусства этот фильм ничего не стоит! Ни в смысле техники изображениями, в качестве звука, ни в монтаже, ни в сценарии - ну, буквально, ни в чем.
Ведь искусство - это высшая степень мастерства. Сказать человеку: "Ты мастер своего дела" - это хорошо, а сказать ему: "Искусный мастер" - это высшая награда. А т. Лисовский даже на простого мастера из киностудии не тянет. Любой, самый посредственный кино- или звукооператор, производящий самую отчаянную халтуру, но работающий профессионально, даст ему сто очков вперед и не проиграет. Но может быть, т. Лисовский блещет здесь какой-либо оригинальной идеей? - Да что Вы! Пустите его диафильм в кинотеатре и сами убедитесь, как зрители скажут с возмущением: "Да чего же халтурные кинорекламы стали делать туристические агентства!"
Перейдем к отрывкам, показанным т. Сокирко. Все, что было сказано в адрес диафильма т. Лисовского, в полной, если не в больше мере, относится и к диафильмам т. Сокирко. Эти грубые и неряшливые "творения", я уверен, не прошли бы даже самой первой и мягкой проверки кинопроката, не говоря уже о восторгах публики, которые, видимо, спит и видит т. Сокирко. Однако, если диафильм Лисовского вполне приемлем, как обычный любительский диафильм - для близких друзей и знакомых, то диафильмы Сокирко потеряли и это достоинство. Налицо сознательное извращение самой идеи любительского фильма. Представьте себе, пожалуйста, как рассказывает вам один знакомый: "Был я в Новгороде и взобрался на одну из его башен и говорю: "Великий город, Родина, научи меня жить..." и т.п. Наверняка, вы ему скажите: "Враль же ты порядочный!" и перестанете слушать. Без сомнения то же самое происходит и при просмотре любого из диафильмов т. Сокирко. А эти высокопарные попытки облагородить обычный факт байдарочного похода, проведенного при том абсолютно безграмотно? А эти неуклюжие белые стихи, в которых самомнение и завистливое желание встать над всеми выражены в таком прозрачном виде, что не видны, кажется, только самому автору. Впрочем, судя по одному из этих стишков, Сокирко уже сталкивался с товарищами, но, видимо, ничему не научился, а лезет напролом. Ну что ж, кончится это лишь заслуженным одиночеством, потерей не только товарищей, а даже знакомых. Не плюйте в колодец, т. Сокирко!
Даже на "Огоньке", несмотря на нездоровую атмосферу лицемерия и ложного пафоса, все-таки прозвучали голоса осуждения, перекрытые, впрочем, хором лакировщиков. Конечно, в такой обстановке не могло быть речи о нормальной дискуссии... К общему для всех наших диалюбителей ослеплению, т. Сокирко прибавил еще одно неприятное качество - упрямство в заблуждении. С маниакальным упорством, достойным лучшего применения, он клепает свои длинные, скучные и назидательные диафильмы и ...раз за разом терпит конфузы... Но ему неймется - потерпев неудачу, он берется за новое "творение", фанатично веруя, что его оценят. Ничего у вас не получится, т. Сокирко! Вы ушли от любительского диафильма, отказавшись от простых и дружеских описаний мест, где были. Вы перестали быть интересными для Ваших друзей, но это совсем не значит, что Вы приобрели весь мир и стали близки к искусству! Совсем наоборот! Ваши диафильмы - уже не только доброкачественный любительский примитив, это уже скорее пародия на искусство. Здесь будет уместно сравнение с бедняком, который завидуя аристократу, решает стать им и бросает свое ремесло, но вместо возвышения переходит в ряды люмпенов и отщепенцев.
Следующим номером огоньковской программы был диафильм т. Вирсиса "Селигер". В сравнении с предыдущим, зрители получили, конечно, большое облегчение - нет надуманного и выспренного, заунывного и ходульного самомнения. Это, действительно, рассказ для друзей. Даже технические недостатки здесь вполне уместны - они как бы говорят: "Ведь автор - свой парень, как ты и я, а никакой-то искусствовед". Но какое негодование охватывает любого, когда после просмотра происходит та же метаморфоза, что и с диафильмом Лисовского: снова слащавые песни про искусство и призывы еще больше стараться и т. д... Да вовсе не искусство это! И не давайте закрутить Вам мозги, т. Вирсис! Для широкой публики Ваш искренний фильм покажется сплошным примитивом, Вашему голосу никто не поверит - скажут: ну и слащавого артиста же подобрали, а на неизбежные в диафильме недостатки станут заслуженно кричать: "Сапожник!"... Обидно, что так называемые "ценители" на "Огоньке" путают и сбивают с правильного пути настоящих диалюбителей.
Интересно, что диафильмы, показанные т. Шостаком и стоящие ближе всех к нормальному диафильму, к спокойному рассказу для друзей, были в прямом смысле ошельмованы на "Огоньке" (за исключением д/ф "Цветы"). А совершенно зря. Я уверен, что люди, которые были вместе с т. Шостаком на отдыхе, с большим удовольствием увидят себя и знакомые места еще раз на экране. Вот это- дело. Скромно - и без всякой шумихи.
Последними были показаны два отрывка из д/ф т. Коренкова "Эстония - Псков". И что же было после?!! Были побиты все рекорды славословия в честь кумира и лидера диалюбителей. И что это недостижимое искусство, и что оно непостижимо для разума. А с кем-то даже состоялся перенос на несколько веков назад... Слушая все это, необходимо сказать: ОПОМНИТЕСЬ! Конечно, показанные отрывки может быть лучше всего ранее здесь показанного. Хотя бы тем, что основной упор в них сделан не на собственный пошлый сценарий, а на стихи Калевипоэг и голос Шаляпина. Это-то и спасает. И все же до искусства здесь также далеко, как усовершенствованному паровозу - до самолета. Не обольщайтесь, т. Коренков! Может, Вам удался один эпизод, может быть, через несколько лет - удастся еще несколько эпизодов, но все равно, до создания полноценного произведения искусства, кинофильма, в котором Ваша шаляпинская сцена является лишь небольшой деталью - Вам также далеко, как до неба - мужику на телеге.
Можно спросить: "А зачем, собственно, весь этот пыл? Зачем так сердиться? Пускай эти взрослые дети сами себя тешат, играют в искусство, называют себя гениями, художниками. Зачем нарушать их "сон золотой"?" Так-то оно так, но ведь это наши люди, наши товарищи! Ведь не вечно они будут ходить с закрытыми глазами, в упоении. В конце - концов, они отбросят лицемерные похвалы и увидят жестокую действительность. Но чем больше они будут витать в облаках "псевдоискусства", чем дальше будут возноситься, тем сильнее будет их разочарование и тем больнее падение! Так почему же не предупредить их сейчас!
Т. Коренков! Бросьте, пожалуйста, эту практику созывания "Огоньков", которые так тонко используются для поддержания Вашего авторитета, как человека близкого к искусству. Признайтесь, что и близко не были! Не вынуждайте людей тратиться трудовые рубли на эти "Огоньки", чтобы потом на них скучать и слушать Ваши якобы искусствоведческие рассуждения. Пусть люди идут в музеи, кинотеатры, выставки - туда, где бьется настоящее полнокровное искусство! Не вводите в заблуждение наших диалюбителей, не мешайте им создавать нормальные диафильмы для друзей и знакомых, не тратьте зря их время и нервы! Ведь на того же т. Сокирко жалко смотреть - куда что идет!
Хватит разговаривать о гениях с трубного завода, пора прекратить устраивать лицемерные "Огоньки"! Откровенный". 18.2.1968г.
Моя затея удалась вполне! Когда Слава прочел эту "анонимку", то был неприятно поражен: "Слушай, но ведь здесь все отрицается. Выпусти ее - и мы не оправдаемся, ничего сделать нельзя будет. Мы все загубим..." Я был поражен в свою очередь: неужели он воспринимает критику "Откровенного" как неопровержимую? Неужели он сам не верит в собственное дело? Если никто не возразит, тогда я сам возражу - у меня - то есть аргументы против ... Слава согласился.
В тот же день он показал мои листки своему активу, хорошо разыграв собственное удивление: кто бы мог положить ему на стол в комитете ВЛКСМ этот пасквиль? Когда я писал за "Откровенного", то не надеялся, что долго сумею сохранить эту тайну: ведь на заводе уже стал знакомым мой словарный запас и стиль. Однако всех "ищущих автора" сбивала с толку моя самокритика: казалось невозможным, чтобы человек смог вылить на себя столько желчи. Думали на кого угодно, но не на меня. А главное, последовал целый поток письменных возражений "Откровенному", т. к. Слава предложил устроить письменную дискуссию на страницах "В мире искусства". Отзывы были собраны, перепечатаны, и хотя партбюро в конце - концов так и не разрешило вывешивать их в стенгазете, но по рукам они ходили и были прочитаны всеми, кто хотел. В числе ответов "Откровенному" был и мой личный ответ. Сейчас, перечитывая оба письма, я поражаюсь их сходству при внешней полемике. Только сейчас я понимаю, что тогда невольно обманул Славу: и анонимно изложил не чьи-то аргументы, а свои собственные, вернее, их часть ("Диафильмы - это не искусство"). Вторую же часть этой фразы: "а свободное творчество" я приберег для "ответа самому себе". Вот текст этого ответа:
"Почему мы это делаем?"
Если бы критике подверглись только недостатки наших диафильмов или скромность их авторов, то к анонимной заметке можно было отнестись спокойно и даже порадоваться появлению у нас критики, пусть даже анонимной. Но затронут более сложный и важный вопрос: о праве простых людей (которыми мы себя считаем) на искусство, вернее, на творчество. В заметке это наше право отрицается, притом довольно резко и безапелляционно. Я бы даже сказал - "в недопустимо неприятной форме". И только по этому поводу я считаю своим долгом высказаться, хотя это вовсе не означает, что я полностью согласен с критикой в мой лично адрес. Не согласен, но обсуждать это не хочу.
По-моему, вся заметка написана с позиций воинствующего обывателя, осознавшего свою "серость и обыкновенность", "малость перед великим миром профессионального искусства" и тянущего в эту серость всех остальных людей. Анонимный автор довольно убедительно спекулирует на том комплексе неполноценности, который присущ каждому из нас, на несколько унизительном чувстве собственной малости перед великими людьми. Я лично уже давно преодолел это чувство и убежден, что простой человек ничем не ниже и не "проще" любой знаменитости. И было бы очень жаль, если заметка Откровенного кого-то из нас убедит, и усилит комплекс неполноценности, и заставит отказаться от своего творчества, от гордого сознания: "Я - человек! Я все могу!"
Главный метод откровенного автора - высмеивание собственных передержек. Например, крамольное выражение - "гении с трубного завода" выдумано им самим, на деле никто и никогда не ставил наши диафильмы наравне с профессиональным кино. Тем более, что в искусстве любое сравнение условно, а уж сравнение профессионального и любительского творчества - почти недопустимо. Но в том-то и дело, что откровенный автор совсем не признает любительского творчества и весь мир делит на две неравные половины: на профессиональных художников и на пассивную толпу потребителей искусства, интересы которых он пытается выразить. На деле же все гораздо сложнее, чем эта откровенно примитивная схема. Только представьте себе, как обеднела бы наша жизнь, если б аноним был прав и народного творчества не существовало, если бы каждого из простых людей задавила серая психология потребителя!
Не стало бы народных легенд и сказок, не стало бы туристских песен (ведь самодеятельные композиторы - не профессионалы), не стало бы шуток и рассказов, даже художественной самодеятельности не стало бы. Т.е. не стало бы всей красоты, творимой народом. Той красоты, в которой мы все живем и дышим даже больше, чем профессиональным искусством.
И вообще, зачем украшать резьбой наличники деревенского дома -это ведь примитив в сравнении со скульптурой Фидия. Зачем красиво одеваться - ведь все равно за кинозвездой не угнаться. Зачем петь и плясать - ведь по телевизору это лучше делают!.. Так вот, если Вы позволите некому "откровенному" автору задавить Вас своими доводами, если Вы откажетесь от попыток собственного творчества, то скоро увидите, как померкнет Ваш внутренний мир, станет невыносимо серым и скучным даже в окружении всемирно известных шедевров. Ибо воспринимать их так горячо и заинтересованно, как раньше в горении своего собственного творчества, Вы не сможете. Жизнь среди людей, похожих на анонимного автора, была бы ужасной: внешне разумная, рассудочная, выпячивающая вперед свою неоригинальность, свое равнение на стандарты или моду профессионального искусства, без смелости и инициативы.
Откровенный автор нападает на наши самодеятельные диафильмы, постоянно сравнивая их с профессиональным кинофильмом. Но ведь так сравнивает только он один! Участники нашего вечера одобряли диафильмы Коренкова и Вирсиса не за то, что они превзошли кинопрокат, а за то, что они превзошли самих себя, прежних, тех, кто делали лишь фотографами на память. И вот по сравнению с фото или кинопленкой, являющейся лишь движущейся личной памятью, наши фильмы - действительно творчество, более значительное, чем все, что было у нас раньше. В этом я глубоко убежден и никакие "откровенные" меня не переубедят. Видя нашу увлеченность, анонимный автор, в меру своих представлений, пытается объяснить ее лицемерием, завистью, жаждой славы, оставляя за бортом саму основную причину: радость творчества, радость от сознания своих способностей сделать что-то действительно важное и хорошее, пусть оно и будет таковым только для узкого круга знакомых людей, а для остального мира - примитивом. Пусть!
И нам не надо стесняться термина "искусство диафильма". Ведь отношения нашего любительского творчества с профессиональным не так уж просты, как кажутся анониму и вовсе не сводятся к отрицанию первого во славу второго. Скорее эти отношения ближе к отношениям народного творчества и профессионального искусства, о которых написано много книг. Здесь же мне хочется вспомнить только несколько положений. Первое: восприятие искусства - это совсем не пассивный процесс. Действительно увлечься и понять произведение искусства может лишь человек активный, развитый на практике своего собственного творчества. Если аноним, действительно, тот человек, за которого он себя выдает, и если он действительно никогда не пробовал сделать ничего интересного и красивого, то он не способен понимать любое искусство, тогда вся его защита "истинно высокого" искусства от "примитивных диафильмов" есть сплошные фразы и лицемерие. Кто не пробовал хотя бы в детстве рисовать, не останется равнодушным к мастерству художника. Кто не пытался красиво танцевать - не будет захвачен балетом; кто не был воспитан на музыке, не пел и не играл сам - ничего не поймет в музыке... И наоборот, тот, кто делает сегодня свои диа-кино-фильмы, кто пробовал этот труд и может оценить его, тот станет настоящим и благодарным зрителем профессионального кино, таким зрителем, который может оценить и специфические моменты. Уже за одно это профессионалы кино поблагодарили бы любительский диафильм. Если бы все зрители состояли из диалюбителей, горячих и заинтересованных, то не было бы в залах равнодушных людей (типа откровенного автора) и серые фильмы стали бы невозможны.
Второе: народное творчество всегда было истоком и резервом профессионального искусства. В нем случаются некоторые погрешности в технике исполнения, но оно всегда наполнено искренним и глубоким чувством. Наши диафильмы без сомнения подпадают под рубрику народного творчества. И я уверен, что если наш опыт распространится (а к этому есть предпосылки), если диафильмов станут тысячи, то они приобретут огромное значение. Ведь диафильм - это слепок нашей личности, души, наше самовыражение. А что может быть интереснее для "инженеров человеческих душ", чем выражения душ простых людей? Диафильмы могут стать массовой формой творчества, богатейшим кладезем знаний для профессионального искусства. И в качестве инициаторов мы, работники трубного завода, действительно можем рассчитывать на благодарность даже профессионального искусства. Но для этого надо верить себе, своим человеческим способностям и больше работать над диафильмами.
И, наконец, последнее. Пользуясь сомнительными историческими аналогиями, анонимный автор охаивает наши "Огоньки". Но что же он предлагает взамен? Забраться каждому в свою конуру, чтобы изредка выходить из нее в кино или музей? Кто знает, может найдутся люди, которые последуют его совету. Разве мало таких серых людей мы видим в музеях и особенно, кино. Зачем им спорить, дискутировать с друзьями, обсуждать? Для меня лично, неправота откровенного автора очевидна. Да, наши вечера несовершенны. Может быть, мы излишне стесняемся на них, молчим, а может и говорим лишнее. Наверное, хорошо бы избавиться от этих недостатков - но не от самих же вечеров! В. Сокирко".
По - другому, но в том же ключе звучало и письмо Лили.
Она по - иному толкует слово "искусство", близко к понятию научного творчества,
но в главном, в утверждении радости от собственного творчества мы были едины:
" Неуважаемый аноним! Твой
взрыв ярости вызывает к тебе сочувствие. Еще бы, ведь ты, бедняга, все знаешь и
ничего не умеешь.
У всех юных есть период в жизни, когда жадно открыты глаза и уши, куда беспрепятственно входит информация в виде знаний и в виде эмоций. Но вот забита информацией часть мозговых клеток и наступает реакция - у человека появляется желание связать по клочкам узнанное и прочувствованное в систему. У каждого связывание происходит по-своему в меру ума и способностей. Но человек испытывает потребность найти, сотворить связи, увидеть первопричину движений и действий, понять мир других через свой. Здесь он приобщается к творчеству. Тебе, эрудиту, известно, конечно, что процесс творчества - сложный и радостный. И тебе, обделенному, уж и не знаю за какие грехи, не довелось почувствовать его сладость.
Тебя, перевидавшего, переслушавшего множество произведений искусства, ни одно из них не стукнуло в сердце, не перевернуло душу, ни одного из них ты не понял глубоко! Иначе жгуче - жгуче захотелось бы тебе, увидев, как другим удается вскрыть свои чувства, освободиться от горя или наделить мир радостью; самому распахнуть себя для других. А вот люди, которых ты, как тебе кажется, со знанием дела высмеял, счастливее тебя.
Да, шедевров в мировом масштабе они не создают. Ну, так что же?! Будет главное: точное, с таким трудом найденное и почти совсем выразившее, что хотелось, слово; стройная, логичная система, в которую удается поставить все до сих пор несвязанные факты, отбросив фактики и вообще разные мелочи, по устранению которых человек ощущает то же, что и скульптор, удаляя лишнее с гранитной тупой глыбы, создавая шедевр.
Уверяю тебя, что радость великого человека искусства и рядового, осмеливающегося вкусить до сих пор недоступные плоды - одного порядка! Испытай ее и куда денутся твоя спесь и раздражительность.Л. Сокирко."
Конечно, Лиля знала, кто такой "Откровенный", и потому ее письмо тоже - мистификация. Однако, в некотором смысле, она спорила со мной и по существу. Позиция Славы: "диафильм -искусство" ей было ближе, чем мне. Да я и вправду обладаю некоторой глухотой к восприятию мира искусства, хотя, конечно, не абсолютной. Слава богу, не абсолютной...
Сам Слава ничего не написал, а остальные мои оппоненты не знали тайны псевдонима и вполне искренне возражали "Откровенному", защищая диафильмы. Я очень дорожу этими пятью откликами совсем разных людей, как лучшим свидетельством о диадвижении на МТЗ, как свидетельством важности для людей наших многолетних усилий. Три из них написаны коммунистами, два -беспартийными: Ниной Зайцевой, бессменной хозяйкой "Огоньков", спутницей наших споров со Славой, и Ириной Михайловной Шелепиной - пожилой женщиной, коллегой Славы по конструкторскому отделу. Вот их отзывы:
"Я прочитала эту статью несколько раз. Сначала она была воспринята мною просто-напросто как дружеский шарж, настолько все там было пародийно. Прочитав ее еще раз, я задумалась: а ведь не так уж и шутливо сие изделие, уж слишком оно злопыхательное. Но подпись в конце - "Откровенный" (с таким же успехом можно было подписать "Доброжелатель", как это принято, поскольку вся статья состоит из "доброжелательных" напутствий этакого эрудированного во всех отношениях дяди) все же заставляет думать, что это шутка, хотя и с большущим зарядом соли.
Перейду к статье. Начинается она сравнением наших "Огоньков" с теми вечеринками, которые собирали раньше в великосветских салонах и где наслаждались не искусством, а собственной образованностью и утонченностью, где нужно было не узнавать, а показать самого себя. О том, что когда-то давным-давно было подобное, никто не собирается спорить: было, читали, видали...
Но при чем тут наши "Огоньки"? Нет, друг, ошибаетесь, у нас было иначе. Все это получилось как-то стихийно: выпустили газету "В мире искусства", понравилось, а потом вошло в традицию.
Пришла в голову мысль: "А почему бы не собираться всем желающим и не говорить об искусстве: о живописи, музыке, литературе?" - Так появились на заводе "Огоньки". И, по-моему, ни у кого и в мыслях-то не было покрасоваться, "поразить присутствующих мишурой ложных чувств и пошлых мыслей", а поскольку основная масса участников - молодежь, которая, естественно, все ещё познает незнаемое, то и мысль"Огоньков" была такая - передай другим все, что сам знаешь. И вовсе не состояли наши вечера из сладкоречивых похвал в адрес "шипящих пластинок". Просто были рассказы о "великих", которые сопровождались этими "шипящими "пластинками (что делать, качество записи портится со временем).
Разумеется, никто не собирается утверждать, что все было прекрасно. Нет, была и пассивность и отсутствие споров: возможно, срабатывала формула: молчи больше - за умного сойдешь, а может, затравки не было. Возможно, были и излишние восторги со стороны отдельных лиц. Но веди нельзя обобщать и поливать все. Сама идея "Огоньков" - правильна.
Теперь о диафильмах. Этой болезнью на заводе заразились недавно (побольше бы таких "больных"). Диатеатр стал работать полтора года назад. И опять-таки и здесь все началось стихийно. Сначала, на мой взгляд, никто совершенно не думал об искусстве диафильма. Просто люди ездили в отпуск, отдыхали и фиксировали на пленку все, что было под рукой, а дома делали фильмы, сопровождая их звукозаписью. А поскольку нормальный человек так устроен, что он не может в одиночку оценивать свое творение, то и эти фильмы он выносит на "суд общественности". Общественности это приятно, а уж восторги, не обессудьте, тов. Откровенный, каждый выражает, как может: одни бурно восторгаются и извергают поток слов, другие выражают свои восторги тихим посапыванием, и это посапывание отнюдь не означает Ваше "недоумение и тягостное чувство негодования".
Дальше Вы по полочкам разбираете каждого автора. "Давайте вместе посмотрим, разберемся"- говорите Вы. Ну что ж, давайте.
В отношении т. Лисовского я с Вами согласна. Действительно, его фильм воспринимается как путевые впечатления, смотреть его приятно, но фильм его - не искусство.
В отношении В. Сокирко позвольте возразить. Обвинить т. Сокирко в том, что он спит и видит восторги публики, и для этого стряпает "грубые неряшливые творения" - это значит, совершенно не знать его. А уж то, что он хочет встать над всеми - совершенно немыслимое обвинение. И почему его походы проводятся безграмотно? Это что - с точки зрения техники безопасности? В. Сокирко преследует совсем иные цели, делая свои фильмы. Ведь он не просто фиксирует все, что попадется ему на пути, нет, он дотошно докапывается до сути, а потом преподносит это нам, чтобы заставить поразмыслить и нас. В. Сокирко не терпит конфуза, его фильмы не остаются неоцененными. На "Огоньке" ведь недаром возникли бурные споры вокруг его фильмов, а это говорит о том, что он интересен для друзей, и отнюдь не перешел в ряды "отщепенцев". А вот, что его фильмы неряшливые, я согласна, но будем надеяться, что Витя пересилит себя и сделает необыкновенно аккуратный диафильм.
Дальше идет диафильм т. Вирсиса. Очень искренний и хороший рассказ о Селигере. Но его фильм носит созерцательный характер и, несколько я помню, на "Огоньке" про искусство не было сказано ни слова: просто хвалили фильм.
И также остальные фильмы....
И все-таки вопрос: "Искусство ли диафильм?" я оставляю открытым: хоть и пыхтит этот "Откровенный", но в какой-то степени он прав: диафильму далеко до искусства... Н. Зайцева".
"Тов. Откровенный!
Мне очень трудно отвечать на Вашу критику. Вы - профессионал -литератор, это чувствуется в каждой строке. Вы изображаете из себя этакого "бога-громовержца" и с высоты своего "литературного Олимпа" сыпете на нас, "грешных", свой божественный гнев.
Есть в Вашей статье правильное зерно, но выражено оно в весьма грубой и злой форме. У Вас в руке не перо, а дубина, и Вы размахиваете ею, нанося удары направо и налево, круша все на своем пути.
Разрушать всегда легче, чем создавать!
Нет, я не добренькая и несентиментальная. Я просто уважаю в людях их стремление к созиданию, их хорошие начинания и готова сказать об их недостатках в товарищеской форме, без злопыхательства.
Диафильмы, создаваемые работниками завода, нужны. Стремление преподнести их в текстовом и музыкальном оформлении очень их украшает и осмысливает. Может быть, есть недостатки, и они наверняка есть, они и должны быть, люди только что взялись за дело.
Возможно, Вы родились "вундеркиндом" и все сразу творили на высшем уровне? Сомневаюсь. Но кто дал Вам право охаивать хорошее начинание и стремление людей заниматься любимым делом, совершенствовать его! Это не профессиональные фильмы, тем они и дороги для нас. Люди в свободное время не занимаются пустым, а подчас и вредным делом, а стремятся к чему-то хорошему, к созидательному отдыху. Тут бы их похвалить, а не расхолаживать, указать на недостатки в товарищеской, а не в злой форме, все охаивающего, злопыхающего критика.
Не надо быть добреньким, но надо быть хотя бы вежливым, уважать людей. В каждой строке Вашей критической статьи сквозит: "смотрите, какой я умный, как много я знаю, как я испепелил Вас, Вы теперь не скоро очнетесь, если вообще Вам это удастся". Вы пишите, что не стоило показывать эти диафильмы общественности завода. Нет, стоило!
Человек не может творить для самого себя. Даже если он считает, что его не поймут, до него не доросли, он все равно выносит свои творения на суд общественности. Он может не прислушиваться к критике и идти по ранее выбранному пути, но он опять-таки каждый раз будет стремиться показать свою работу людям. Надеюсь, что наши товарищи возьмут из нашей критики разумное зерно, но не бросят начатого дела, а будут его продолжать, вовлекая в свои ряды новых энтузиастов. Их у нас становится все больше и больше, вопреки Вашим предсказаниям. Лично я, да я уверена, что и многие другие, получают искреннее удовольствие от просмотра этих диафильмов.
Нет! Я не согласна с Вами, что литературные и музыкальные вечера русской интеллигенции ничего не давали. На таких вечерах возродилась наша "Могучая кучка", давшая нашему народу великих музыкантов. На таких вечерах выявлялись и великие писатели. Им в начале творчества нужна была поддержка друзей, их дружеская критика, их моральное одобрение, вдохновляющие на дальнейшие поиски. Какие же темные очки надеты на Ваши глаза, и какие же в них кривые стекла, если вы увидели в показанных работниками фильмах не радости поэтического открытия мира, а "завистливое желание павлина поразить присутствующих мишурой ложных чувств и пошлых мыслей". А почему бы Вам не увидеть в них желание людей показать то, чем они восхищались, проводя свой отпуск в разных местах нашей Родины, почему не увидеть их желания воспроизвести увиденное музыкально и поэтически, отойти от движущейся фотографии?
Может быть, это сделано не профессионально, может быть, то новое, что они хотят найти, искать не стоит, из этого ничего не выйдет, этого добиться нельзя. Может быть. Но то, что люди к этому стремятся, в это верят, отдают свой досуг, я уверена, oни не ищут славы, а ищут новых, доступных им форм выражения и объяснения, новых форм донесения их до зрителя - именно до зрителя, потому что творящий сам для себя не творец!
Нам "Огоньки" нужны! Нужны, потому что заставляют нас не только смотреть и слушать то, что нам преподносят, .но и высказаться об увиденном и услышанном, а это значит - думать, а не просто глотать то разжеванное, что преподносят нам кино, театр и телевидение.
Теперь насчет наших высказываний на последнем "Огоньке", о наших "дифирамбах". Мы не профессиональные критики, но мы ценим те начинания, которые зародились на нашем заводе. Мы хотим поддержать наших товарищей, и говорим то, что чувствуем, просматривая данные фильмы, совсем забыв о существовании профессионального кино, и оцениваем то, что нам показывают, сравнивая один фильм с другим, восторгаемся лучшими из них и высказываем свое субъективное мнение, не предъявляя к ним требования профессионального кино, и рады, что товарищи доставляет нам возможность познакомиться с их творчеством.
Являются ли они произведением искусства? Мне кажется, что да. Конечно, это не высшая форма искусства, но это и не "лубок", к которомy Вы стараетесь их подвести. Ведь даже фотография, сделанная с мастерством, считается произведением искусства, а уж диафильм, оформленный текстом и музыкой - тем более И.М.Шелепина".
Понятно, что мне лично ближе отзыв Нины! Кажется, она единственная угадала и пародийность Откровенного и его относительную правоту и даже попыталась встать на его сторону, как не трудно было это сделать в той ситуации.
Об авторе третьего отзыва - Я.И.Лисовском я уже писал. По стилю его ответа можно судить и о стиле его фильмов.
"Ответ "Откровенному"
Наконец-то! Наконец-то и на нашем заводе нашелся анонимщик! Какая удача! Есть у нас прогульщики и пьяницы, есть бездельники и хулиганы, есть даже воры. А вот анонимщика не было. И вот теперь мы можем себя поздравить: у многих есть, и у нас появился. Да еще какой: культурный, интеллигентный, пишет бойко, рассуждает смело хлестко, непосвященных может даже убедить и повести за собой. Так что же нужно этому "Откровенному"?
Во-первых, ему не нравятся наши изредка устраиваемые "Огоньки" или как они у нас называются - "За чашкой кофе". Не нравится даже сама идея таких вечеров. Оказывается, вообще русская интеллигенция этим грешна. Во все времена она собиралась на "сходки" для игры в искусство, а не для серьезных занятий.
Не знаю, с какого хода заходил "Откровенный" на эти "сходки", но ручаюсь, что не с парадного. Не знаю, на какие "сходки" заходил наш "откровенный", но ручаюсь, что не в общество истинных знатоков и любителей искусства.
Весь мир с высоким уважением относится к русской интеллигенции, давшей миру гениальных представителей во всех областях знаний, культуры и науки. Русская интеллигенция считается наиболее образованной, способной на высочайшие порывы. Русская интеллигенция во все времена чутко отзывалась на все веяния и бури интеллектуальной жизни мира.
И представьте, "Откровенный", что все это происходило на ocужденных Вами "сходках". Гении мысли и чувства, какими были Чайковский и Толстой, Чехов и Левитан, Достоевский и Лобачевский, Пушкин и Мусоргский не рождались на голом месте. Они не стали бы теми, кем были, если бы их не вскормила, не воспитала окружающая их среда. Своим творчеством они обязаны той духовной атмосфере, полной накала страстей, чувств и мыслей, которая их окружала, которой они дышали, которая всегда держала их в состоянии высокой творческой активности.
Так что же создает духовную атмосферу нации? - Интеллигенция! И не в одиночестве, а в общении друг с другом. Надо здесь заметить, что высшие люди искусства (которых Вы стараетесь изолировать от окружающей их среды) терпеть не могли анонимщиков! История русской культуры знает, к сожалению, много печальных примеров, связанных с анонимщиками.
Не нравятся "Откровенному", во-вторых, наши диафильмы. Что ж... И сами авторы считают, что эти первые опыты могли быть гораздо лучше. Дело не в этом. Дело в том разухабистом, разносном стиле, в каком написана эта анонимка. Вообще говоря, от количества вылитой на бумагу желчи критика никогда не становилась убедительнее. Расул Гамзатов в прозаической поэме "Мой Дагестан" сообщает о таком явлении в Литературном институте: на 1-ом курсе было 10 прозаиков,5 поэтов и I критик, на 3-м курсе стало 5 прозаиков,3 поэта и 8 критиков. И на последнем курсе - 1прозаик,1 поэт, но зато 14 озлобленных критиков-неудачников.
Это к тому, что критиковать куда как легче, тем более анонимно. Ведь не выступил же "Откровенный" со своими домыслами на диспуте. Он тогда был "спрятавшийся". А ему бы объяснили, что Лисовский и не собирается тянуть на простого мастера из киностудии, и он сам отдаст эти лавры, кому угодно, но не отдаст своего права поделиться своими впечатлениями.
Если бы "Откровенный" на "Огоньке" изложил свои претензии к В. Сокирко, ему бы повторили те критические замечания, которые уже были сказаны, например, т. Кричевским, но по-дружески, с желанием помочь. Но нельзя не отдать должного В. Сокирко в его страстной любви к русской старине, архитектурным памятникам, до недавних пор безжалостно уничтожавшимся. Откровенному до всего этого мало дела. Он ослеплен своей злобой к энтузиастам нового.
Предвзятость, необъективность проявлена и по отношению к О. Вирсису. Испугавшись собственной похвалы, "Откровенный" тут же дает обратный ход и обвиняет Вирсиса ни много, ни мало - в слащавости!
Особую ярость "Откровенного" вызывает деятельность Коренкова. Всепоглощающая страсть В.Коренкова к искусству, его эрудиция, организаторский талант - все это приводит в бешенство "Откровенного". Что же было до прихода на завод В.Коренкова? В обсуждаемой области - ничего, пустота. Все любители искусства были разобщены. В. Коренков пытается их сплотить, устраивает эти "Огоньки" с целью поддержать и развить любовь и интерес к искусству. И вот "Откровенный" хочет заткнуть этот чистый родник, чтобы снова вернуться к пассивности.
Наши "Огоньки" не закрывают дороги в настоящее искусство, они призваны к тому, чтобы по этой дороге шло больше людей. И не об этом ли мечтают "высшие люди искусства"?
"Откровенному" надо было быть откровенным на самом диспуте, при просмотре диафильмов, а не уподобляться пауку, из-за угла подстёрегающему добычу и .липкой паутиной обволакивающему свою жертву.
Запачкать доброе дело не трудно. Надо только коснуться его нечистыми, недобрыми руками. Не допустить этого - задача всех, любящих искусство!Я. ЛИСОВСКИЙ"
Я.И. Лисовский - коммунист и выражает невольно мнение партийной части заводского диадвижения. Хоть Коренков и потерпел поражение в столкновении с партбюро, но его еще не смяли, он оставался комсомольским секретарем, а главное, его уважало множество людей, а том числе и членов партии, с ним вынуждено было считаться и победившие "старшие товарищи".
Когда я писал письмо "Откровенного", то совсем не задумывался о том, какой резонанс оно вызовет в партбюро завода, как отразится на тонких хитросплетениях отношений разных групп, на положении Коненкова и самого диадвижения. И хорошо сделал: если б задумался, то ни на что бы так и не решился. И не было бы всей дискуссии.
Прочитав статью "Откровенного", партийные доброжелатели Коренкова сразу озаботились: откуда это? почему? кому это выгодно? кто мог написать? Ведь анонимки играют огромную роль в жизни наших партийных и прочих организаций. По анонимкам назначают расследования, снимают руководителей, трясут учреждения. Клянут анонимщиков, как зловредных писак, но информацией их пользуются, потому что зачастую она остается единственным каналом обратной связи от управляемых к высшим руководителям и позволяет последним наводить "порядок" среди мелких начальников. В общем, традиционно, анонимки - это сила, и когда они появляются, критикуемые подразделения начинают суетиться: кто писал и зачем?
Случай "Откровенного" - конечно, особый. Настоящая анонимка идет наверх неподписанной жалобой и требует расследования. Здесь же жалоба на Коренкова легла на стол самому Коренкову... Но мало ли... и все-таки... А вдруг она уже пошла, например, в газету фельетоном или еще как... Батюшки-светы! Кто же это мог быть? Из друзей Коренкова? Зачем же им на друга капать и ставить под удар? А может, все-таки из заводских противников Коренкова, не забывших той квартирной истории?
Конечно, сам Манохин не мог так написать, но должен знать, чьих рук дело... Наверное, немало пришлось Владимиру Ивановичу повертеться, оправдываясь от столь логичных и обидных подозрений и пытаясь найти виновного (сличая шрифты заводских машинок и пр.). И только через год с лишним, получив в руки другие материалы с моей машинки, он с торжеством мне сказал: "Пасквиль "Откровенного" ты написал. Мы это знаем. Сознавайся..." Но я, конечно, не доставил ему этого удовольствия.
Подозрение, которое невольно падало на Манохина в связи с дискуссией вокруг "Откровенного", было ему неприятно, сплачивало против него силы партийных противников. Но, конечно, временно. Впоследствии обстановка еще ухудшится, в партбюро окончательно восторжествует точка зрения о вредности "диадвижения" и коммунистам - диалюбителям будет предоставлена сомнительная честь самим закрыть его. Но это будет позже.
Следующим в моем архива идет отклик Николая Романовича Саксонова, коммуниста с начала 20-х годов, типичного большевика сталинской формации, полного древним энтузиазмом, верностью советской власти и идеалам и втихомолку жалеющего о Сталине. Когда-то он был начальником ЦЗЛ. Потом по старости его снизили до инженера БРИЗа. Он обижался, но ком. энтузиазма и веры но терял, вовлекал всех в "общественную деятельность". Мы были практически идейными противоположностями, но он верил искренне в свои догмы и потому искренне "приветствовал инициативу комсомольцев", как все идейные большевики, конечно, при этом чутко и принципиально реагировал и на идейные шатания у молодежи. Я не раз попадал под его критику. Однако искренность веры искупала все и делала его практическим союзником диалюбителей. Вот его текст:
"Отзыв на статью "Откровенного"
Это лицо - будем называть его "Ой", по первом и последней букве избранного им псевдонима - ополчилось на активистов - любителей красочных диафильмов, изображающих русскую природу и людей в ее окружении. Кадры, объединенные общей идеей, демонстрируются на экране, в сопровождении подготовленного для них тексте на фоне музыкальных мелодий.
"Ой" объявляет все это грубой стряпней доморощенных гениев, жаждущих признания мира и славы, "любительским примитивом", провалившейся комедией.. Он призывает, негодует, изобличает, злопыхательствует и брызжет ядом: "Пора прекратить устраивать лицемерные "Огоньки", "восприятие произведения искусства - процесс сугубо индивидуальный!", "Похвалы, смешные и жалкие, лучше всего развенчивают невежество и лицемерие их авторов."
Вот уж кому, действительно, грамота пошла не впрок! Энергия, достойная лучшего применения!
В наших советских условиях мы привыкли к доброжелательной критике, являющейся одним из условии здорового роста путем последовательного устранения замеченных недостатков, наличие которых во всяком хорошем деле неизбежно. Но разве приведенные цитаты можно отнести к данной критике? - Это огульное охаивание, очернение на основе вымышленных обстоятельств.
Что такое молодежные "Огоньки"? Эта отличная традиция зародилась несколько лет назад по похвальной инициативе комсомольской организации завода; она имела в виду коллективное обсуждение вопросов литературы, поэзии, искусства. На них приглашались товарищи, проявившие интерес и вкус к этим вопросам безотносительно к возрасту. Здесь молодежи получает нечто полезное, поучительное и новое для себя, привыкает к выработке самостоятельного суждения, к критическому восприятию различных точек зрения, а люди, не относящиеся к молодежи, наряду с разумным отдыхом обретают возможность понаблюдать, как молодежь воспринимает новизну, как ориентируется в сложных вопросах познания изящного ( подчеркнуто мною- B.C.) Во всяком случае, молодежные "Огоньки" не имеют ничего общего с салонными будуарными вечерами скучающей буржуазии прошлого, с чего начинает "Ой" свое разоблачение.
Полезную инициативу комсомольцев можно только приветствовать. Тем большее значение она приобретает сейчас, в связи с пятидневкой и введение двух дней отдыха.
В чем же дело? - Может быть, последний "Огонек", посвященный выступлениям диафильмистов, о котором толкует "Ой", действительно, страдает какими-либо предосудительными или сомнительными моментами?
Мне довелось побывать именно на этом "Огоньке". Как во вводном слове, так и после каждого диафильма ведущие организаторы подчеркивали необходимость критического разбора материала, что и было мною сделано.
Выступления диафильмистов содержали несомненные элемента личного творчества, и я получил от них искреннее и полное удовлетворение. Наряду с этим имели место некоторые технические, смысловые, даже отчасти тенденциозные недостатки, которые также откровенно и искренно отмечались и не только мною. Усмотреть в выступлениях диафильмистов какие-либо претензии на звание "гениев", "художников", "мастеров искусства" при наличии самой богатой фантазии невозможно. Не исключено, что кто-нибудь из ценителей увлекся и сказал излишне громкое слово по оценке, но разве это может являться поводом для шельмования и общего очернения?!
Что же произошло? - А то, что "ужасы", которые живописует "Ой", придуманы им с помощью больной и уродливой фантазии. "Факты", которых не было, потребовались ему, чтобы выступить в "блеске своего обличительного "красноречия", а может быть и свести какие-то счеты. Оболгать для того, чтобы встать в позу и покрасоваться перед самим собой, потому что всякому непредубежденному человеку ясно, что это "творение" " Ой" является пасквилем со стороны лица с нездоровыми устремлениями. Именно поэтому "Ой" выступает под псевдонимом, подметно, не называя себя, но, делая вид, что им руководят вовсе неплохие побуждения: "открыть глаза", "показать жестокую действительность"...
Нет,"0й"! Здоровый советский человек на это ответит Вам: "Избавьте нас от таких "друзей", от "Откровенных".
Молодцы, комсомольцы! Действуйте, расширяйте Вашу инициативу. Спасибо Вам, любители русской природы, творите и совершенствуйте Ваше мастерство. Н. Саксонов"
И, наконец, последний отклик на "Откровенного", последний трофей в моей коллекции - от профессионального журналиста А.А.Яковлева:
" Не всякое лыко в строку".
"Огонек" проходил в клубе. Некоторые пришли с женами, привели родственников. Начался просмотр диафильмов, дискуссии ...
Когда я с "высоких" позиций (в смысле "идейных"- В.С.) "разнес" фильм В.Сокирко, встал рабочий В.Полозов и сказал примерно так: Ты что, дядя, где у тебя глаза были? Хорошо, о некоторых фразах в тексте можно спорить, порицать их. А красоты нашей северной природы? Неужели они на Вас не произвели впечатление? Произвели? Так ведь в них суть фильма!" (речь идет о д/ф"Кожа" -В.С.)
Мне не оставалось ничего другого, как сохранять видимость достоинства на лице. Было досадно иметь опыт профессионального критика и допустить такой ляпсус. После третьего диафильма выступил замдиректора завода Н. И. Берлин. Он сказал, что проехал, исколесил по стране многие тысячи километров, а теперь вот понял, что это было попусту потраченное время. Какие диафильмы можно было создать! Словом, человек "заболел"...
Вот так несколько десятков человек, в холодном зале с половины шестого до половины двенадцатого ночи смеялись, сердились, спорили, и разошлись лишь в силу необходимости: "закроется метро". И вот бывают же такие оказии: никому и в голову не пришло, что смысл-то "Огонька" был вовсе не в том, чтобы каждый мог интересно провести время, а в том, чтобы побить все рекорды славословия в честь кумира и лидера диалюбителей. Так бы и остались все одураченными, не окажись на "Огоньке" "Откровенного".
Что и говорить, тяжело признавать ошибки. Единственный способ оправдаться перед своей совестью - встать на открытую нам "Откровенным" правду и довести начатые им разоблачения до конца! Вспомните, товарищи! Разве "кумир и лидер диалюбителей" Коренков ограничивался лишь "Огоньками"? - Нет! Он шел в дом №12, собирал в Красном уголке сотни ребят и устраивал тут просмотр ...уж, конечно, не этой прекрасной пленки о Волке и Красной Шапочке (Волк кушает бабушку... Какая добротность! Какая философия. Какой подтекст! Любому несмышленышу враз станет ясно : бабушка -это тебе не просто занятная рассказчица сказочек. Бабушка - прежде всего ТЕЩА!) Так нет же. Коренков заставляет малолеток смотреть Гуся, гоняющего в футбол (субботники по строительству спортплощадки во дворе, хоккейные соревнования команды №12, одну из этих команд на большой арене центрального стадиона им. Ленина).Он внушает мальчишкам непомерное самомнение, мысли о большом спорте, фантазии о славном будущем! Правда, ребята - "ангельские душки" - визжат и хохочут, лишь пока на экран смотрят. А кончился диафильм - повернулись задом, да только их и видели. Плевать им на Коренкова. Это в какой-то степени утешило нас бы с "Откровенным". Но ведь Коренков не ограничивается и этим!! Он тащит своего "Гуся" в районный Дворец Культуры, демонстрирует перед двухтысячной аудиторией взрослых людей. А потом на трибуну выходит секретарь РК КПСС Т.В. Голубцова и начинает говорить о "милом, бесхитростном, сделанном с такой любовью к детям диафильме, который мы все с таким удовольствием посмотрели!"
Да, страшно подумать, до чего бы дошло это славословие, если бы не "Откровенный"...
Однако, довольно шуток. На отчетно - перевыборном собрании завкома был показан первый самодеятельный кинофильм о заводе. Зал бурно аплодировал его авторам. Все понимают, сколько сил, сколько времени затрачивает Коренков и его товарищи для того, чтобы сделать что-то для детей, для завода. Все это заслуживает, по крайней мере, уважения. Думал ли над этим тов."Откровенный"?
Ряд пунктов, затронутых "Откровенным" могли бы быть предметом интересных разговоров и споров. "Откровенному" кажется, что попытка заняться самодеятельным творчеством страшно гибельна, заведомо обречена на неудачу, вредна! Можно было бы возразить, что подобные пророки, имей их пророчества силу, лишили бы нас и Гоголя, и Бальзака и десятков гениев во всех областям искусства и науки. Но разве народу нужны лишь непременно гении? И разве занятие художественным творчеством нужно лишь тем, кто желает стать профессиональным художником? Хотя и нет прямой, т.е. вульгарной "связи между игрой на скрипке и открытием теории относительности, однако ряд современных наук указывает, что тут есть и более сложные и архиважные зависимости, поскольку активизация, пробуждение от пассивности и спячки одних участков мозга как бы разогревает, активизирует другие участки, тем самым повышая возможности человека не только в творчестве, но и в любом виде человеческого труда, деятельности. Известно: в состоянии приподнятого, радостно-возбужденного настроения человек может сработать гораздо больше и лучше. А пробуждением чувств, настроений целиком заведуют искусства, активное приобщение к ним, т.е. тренировка художественного мышления - попытки творчества.
"Откровенный" отказывает диафильму в праве быть искусством. Будь у таких "Откровенных" власть, они бы, увидев на первых порах вместо античных статуй каменных уродцев, начисто прикрыли бы ваяние. Веселенькая была бы жизнь! - Будет ли диафильм видом или разновидностью искусства - этого не скажет ни "Откровенный", ни сам господь бог. Это решит время. А пока можно констатировать лишь одно: колоссальное распространение фотоаппаратов - факт. Магнитофонов - тоже. Они вошли в быт, произошел неизбежный синтез этих аппаратов.
"Откровенный" не отрицает диафильмы вообще. Он считает, что есть диафильмы хорошие, это те, что продаются в киосках за 30 копеек штука. Если же автор претендует на то, чтобы давать нечто большее, чем просто набор видовых кадров, то это, по мнению "откровенного" - надругательство над самой идеей диафильма и это очень плохо. Что ж, это тоже "точка зрения". Нет такого явления, которое бы всем нравилось. Я встречал .людей, которым не нравится Лев Толстой, его произведения. Другим не нравится Мопассан. Поговорить с такими людьми бывает интересно. Почему же не отрицать и диафильмы, претендующие на какое-то значительное содержание?
Да, поспорить тут с "Откровенным" было бы тоже интересно, если бы... если бы он хотел разговора и спора. Но, к сожалению, цель у него совсем иная. Он искажает факты. Он упрекает Коренкова в том, что "Огоньки" нужны ему, чтобы наслушаться дифирамбов, в то время как в первые же минуты дискуссии именно Коренков, страшась обидеть кое-кого, после первых хвалебных выступлений резко выступил и сказал, что авторам такие выступления не нужны, такие выступления ничему не учат! "Откровенный" забыл и о том факте, что выступления в защиту простого диафильма на "Огоньке" тоже были - об этом прямо и резко говорил тов. Вирсис.
Так по поводу чего ломает копья тов."Откровенный"? Какова цель его выступления? Мне кажется, на это проливает свет язык, которым он разговаривает с товарищами. Вот он, этот язык: "злополучные огоньки", "лицемерные огоньки", " разыгравшийся шабаш восторгов", "льстивые похвалы", "атмосфера лицемерия", "хор лакировщиков", "ошельмованы", "пошлый сценарий", "зарвавшиеся диалюбители". - Но ведь это же не спор, не дискуссия. Ото неприкрытое стремление обругать, оскорбить людей. Да, к сожалению, именно так! В заключение, бросив парочку слов о необходимости заботиться о "наших людях, наших товарищах", тов. Откровенный" переходит уже на полную откровенную брань, оскорбительные намёки в адрес Коренкова. Но и этого мало. "Откровенный" чувствует, что, изругав диафильмы, вылив ушат грязи на Коренкова и "Огоньки", он все еще не разделался с ними. Остается классика. -Ведь "гении с трубного завода" не столько творят, сколько любят настоящее искусство. Что ж, раз это нужно для торжества "правды", разделаемся и с искусством... "Раньше, на прежних "Огоньках" - пишет "откровенный" -лицемерные восторги ...касались признанных шедевров искусства. Раньше сладкоречивые похвалы неслись в адрес шипящих пластинок, в звуках которых с трудом можно было уловить обаяние "великих". Вот как у нас! И признанные шедевры могут хвалить лишь лицемеры, и современная высококачественная звукозапись - отвратительное шипение, и великие оказались в кавычках. Ну что ж, и поделом. Не повадно будет им водить кампанию с заводской братвой.
И все-таки хочется верить, что львиная доля грехов "Откровенного" не говорит о его сущности, что все это просто "сгоряча", да еще от недостаточного опыта с пером. Известно, что любой инструмент в распоряжении мастера - благо, у неумелого - бедствие. Опытный владеет лыжами. Неопытным - лыжи владеют. Да еще упаси бог, оказался он на крутой горке... Перо - штука обоюдоострая. Разве удержится молодой автор, взявшись за перо, не "всадить" в текст подвернувшегося остренького, "сильного" словечка, "удачной", бьющей не в бровь, а в глаз мыслишки! Нет уж! Все всадит! Понимание происшедшего придет потом. Так сказать: "схватится, когда с горы скатится!"
Так отнесемся же бережно к не в меру лихому наезднику. Не всякое лыко в строку! А. Яковлев".
Конечно, Анатолий Афанасьевич не уловил суть нашего спора. Да он и не пытался глубоко вникнуть в вопрос, нас волновавший: что главное - совершенствование техники диафильма до искусства или углубление их содержания, этого пока свободного вида творчества? Основной пафос этого отзыва - защита Коренкова и его работы по дому №12 (естественная защита собственного дела). Занятны и профессионально журналистские передержки: нападки "Откровенного" на искусство "великих", или северная природа, как главная суть д/ф Сокирко - чистейшие выдумки... Но все это делалось во благо: и Сокирко покритиковать, и тут же выгородить, да еще устами рабочего, и нападки неизвестных недругов в лице товарища "Откровенного" отбить, но тут же оправдать на всякий случай и молодого автора анонимки... Передержки во спасение...
Прошумела дискуссия, хоть не в стенгазете, но среди своих, прогремела блистательно, но ни единого результата, никакого продвижения в наш спор со Славой она не внесла. Каждый остался при своем мнении, хотя, конечно, мы стали больше учитывать точки зрения другого. Сама жизнь произносила приговоры. На следующее лето Слава сделал попытку отснять вместо диафильма любительский фильм, но неудачно, что с лихвой компенсировал созданием своего самого содержательного и глубокого, на мой взгляд, лучшего диафильма "Карелия". К нему Славу привели не наши споры, а логика собственного развития.
Дискуссией с Откровенным окончился наш первый, самый успешный и счастливый этап. Дальше все начало постепенно, но закономерно разваливаться. Требования публики росли, терялось преимущество новизны, а у авторов за первыми удачами следовали первые же неудачи или повторы.
Конечно, не у всех это случилось одновременно. Коренков еще рос, и у нас с Лилей было много фильмов, и можно было выбрать среди них удачные. Но не нами определялся успех диадвижения -он определялся как раз Вирсисом, Лисовским, Шостаком, т.е. действительно заводскими диалюбителями, которыми могли бы стать многие при желании и работе.
В том споре о судьбе диафильма, кроме моей и Славиной точки зрения существовала еще точка зрения Олега Вирсиса (правда, невнятно выраженная) - защита простого, туристского фильма. Олег повторял, что ему интересно на экране видеть природу, вспомнить лето, отдохнуть от длинной городской жизни. Ему не нравились требования от диафильма какого-то искусства (не говоря уже об идейных загибах) и потому, может, он и не выступил в дискуссии против "откровенного", будучи с ним во многом согласным. Намечалось очевидное размежевание. Грубо разделительную линию можно было бы провести между авторами аудиторией заводоуправления и ЦЗЛ с одной стороны и авторами и зрителями цехов - с другой (впрочем, зрители-рабочие с самого начала были немногочисленны и существовали больше в потенции, как будущие зрители)
Личная дружба Коренкова и Вирсиса пока латала это расхождение - но разве может долго продолжаться состояние крыловской басни, когда лебедь - Коренков рвется в выси чистого искусства, щука - Сокирко тянет в глубины истории и философии, а рак - Вирсис тянет общую телегу назад в спокойную заводь туристского отдыха? - Правда, диафильмы у каждого были свои, но аудитория и дружба общие. И они должны были порваться рано или поздно.
Летом 1968 года Коренков и Вирсис байдарили в Карелии двумя семьями. Вернулись веселые и довольные и принялись за работу. Слава проявил первые десятки метров кинопленки и обдумывал как превратить их в кинофильм, доказав мне и другим скептикам его преимущества перед диафильмом. Я спокойно подначивал: "Давай, старайся", будучи уверенным в своей правоте. Ведь любому здравому человеку ясно, что если любой фильм состоит из кадров, то в кинофильме на кадр идет несколько метров пленки, а в диафильме - лишь ее маленький кусочек. Монтаж диафильма изумительно прост и удобен - тасовкой кадров. Да в кино много проблем. Недаром на него тратят миллионы. Есть ли они у Славы?
В этом споре я постоянно привлекал аналогию с соотношением черно-белого и цветного кино. Что и говорить: последнее имеет больше возможностей. Но пока оно дорого, черно-белые пленки для независимых, ищущих собственные решения кинорежиссеров оставались (и остаются .до сих пор) основой работы. "Пойми, Слава, нужно остановиться на наиболее доступном и экономичном средстве выражения - и только его развивать и совершенствовать... "
Но Слава хотел убедиться сам, а зная высоту его требований, можно быть уверенным, что плохой кинофильм он не выпустит, а значит, не сделает никакого. Так оно и вышло. Апрельская кинопленка так и осталась нереализованной. Зато в зиму 68-69 года он показал нам диафильм "Карелия". Я уже говорил, что считаю его личной вершиной Коренкова.
Как это обычно бывает в кино, главную удачу принесло сквозное использование контрастного противопоставления разных кадров. На рассказ о веселом летнем походе в яркой зелени и солнечных бликах синей воды наплывали вдруг и неожиданно возникающие в сознании рассказчика Коренкова картины зимы здесь - в Подмосковье, в городском холоде и стуже, которые затем столь же неожиданно и вместе с тем закономерно уступали место веселому рассказу о веселом походе. Но зритель теперь уже знал, что хоть поход действительно очень веселый, но у смеющегося на кадре Коренкова --в душе стужа, тоска и разочарование в жизни. Полный силы смеющийся человек - и вот так выбит из седла. Нет, он не жалуется, не мечется, не унывает - работает и смеется, как все - и тем не менее - он духовно тяжело болен. Именно веселые летние кадры звучали тяжело и трагически.
У всех нас, смотревших этот диафильм, возникла огромная тяжесть на душе, желание помочь - но чем можно помочь сильному и вполне уравновешенному человеку? -Я тоже пытался много раз лезть к Славе с душевными разговорами, но безрезультатно: он был горд и невосприимчив к посторонним влияниям. Таким остался до сих пор. Для заводоуправленческой части диалюбителей "Карелия" была событием. Было ясно, что Коренков растет. Но при этом личная Славина душевная и сейчас обнажившаяся драма забивала все мысли о самом фильме. А ведь это и есть главное! В этом-то и состоит настоящий успех, когда зрители так взволнованы содержанием. Другая же часть аудитории (где был Вирсис) отнеслась к Славиной "Карелии" сдержанно: "Уж слишком у него все мрачно и пессимистично..."
Раскол между нами углублялся. Оставалось ждать, что расскажет на таком же карельском материале сам Вирсис. Но он медленно работал. Легко разбираясь в машинах и моторах, за столом Олег часами вымучивал каждую фразу и очень хорошо делал. Они у него получались искренними. Творческий процесс затянулся на год с лишним. Просто не помню, что в тот сезон показывали Шостак и Лисовский, но в том же экскурсионном тоне. После "Карелии" аудитория воспринимала такой тон очень сдержанно. У нас с Лилей 1968 год тоже оказался спадом. Весной родилась Галя, Лиля сидела с ней дома, правда, отпустив меня в альплагерь, из которого я привез слайды для "горного" диафильма "Джан-Туган". Один диафильм вместо прошлогодних серий -это был спад. Может, и к лучшему - публика смогла отдохнуть от "Сокирок". Но именно из-за меня в 1969 году трещина в нашем диадвижении вдруг стала явной и очевидной.
1968 год - год моего подписантства. А в начале I969 года на общем собрании работников заводоуправления меня обсуждали и осуждали за...(не помню точных формулировок, но сутью обвинений было подписание письма в защиту демонстрантов 25 августа на Красной площади против ввода войск в Чехословакию и письма в защиту прав крымских татар на возвращение в Крым). Председательствовал на том судилище все тот же В.И.Манохин. Выступали-осуждали директор (хорошо ко мне относившийся и раньше и после), мой соруководитель по сварочной аспирантуре (много поздних вечеров мы провели с ним вместе ), молодые инженеры - мои коллеги-сокурсники по MВТУ им. Баумана и еще кто-то из запланированных. Среди них не было диалюбителей. Потом мне рассказывали, что в партбюро очень настаивали на выступлении зам. нач. ЦЗЛ Е.М.Кричевского, но он сумел-таки отказаться. Факт диасолидарности был для меня в то время очень важен. Зато неожиданным оказалось выступление Вирсиса (он, кстати, мог бы и не приходить, поскольку не числился в заводоуправлении). Олег вступил в эту комедию caм, по доброй воле, это было видно, потому что говорил он очень искренне о своей боли и недоумении: "Ведь ты, Витя, хороший парень, я это знаю, и как же ты мог сделать "это"?" Прямо было видно, как он не желает и просто физически не может "разбираться во всем этом". Разбираться - уже значило бы для него совершить преступление против партии, народа, всего высшего. Я спокойно воспринял осуждение и запланированный бред остальных выступавших, потому что заранее был готов именно к такой проработке (да ведь и не в первый раз). Но выступление Олега меня и вправду огорчило: ведь так же, наверное, недоумевают мои многие заводские знакомые. Мучительно хотелось объясниться хоть с некоторыми из них. Слава тоже был на том собрании. Он-то и помог сделать "протокол" (он был впоследствии в Самиздате). А в дополнение к этой записи я составил аргументированные ответы "судьям" (на собрании я мог ответить только выражением несогласия). "Ответы" предназначались глазным образом для Олега (жаль, потерялись). На правах еще не порванной дружбы я отдал эти странички Олегу, предупредив, что отдаю их только ему, без права показа кому бы то ни было без моего ведома...
Я надеялся, что через день-два у нас с Олегом будет откровенная беседа, и я смогу хоть немного рассеять его недоумение. Может быть, придет Слава для помощи - ведь нам надо оставаться друзьями, пусть при сохранении всех идейных и прочих различий....
Однако через два-три дня мне сказали, что мои "Ответы" лежат в парткоме... Слава этому не верил. Я отправился в цех к Олегу за объяснением. Он не отрицал, но ссылался на случайность: "Мои бумаги лежали у меня на столе, я их показывал некоторым товарищам. А тут случайно зашел Манохин и случайно заинтересовался этими бумагами... Ну, не мог же я отказать ему поглядеть, а потом он взял их к себе в партбюро, ты же понимаешь, я не мог возражать - партийная дисциплина..."
Конечно, нагромождение случайностей было невероятным, но тогда от неожиданности я готов был поверить и спросил Олега только об одном: зачем же он нарушил свое обещание прочитать "Ответы" и никому их не давать? - Олег только пожал плечами. Никакого смущения и вины он не чувствовал. Не было о чем даже разговаривать. Наверное, мое преступление было вне рамок его понимания, вне рамок его морали. Оно как бы ставило меня вне человечества. На мне, "подписанте", кончалась Олегова несомненная, прямо-таки чудесная доброта и отзывчивость - начиналась партийная (классовая) верность и выдержанность. Уверен, что если бы "старшие товарищи" сказали бы ему, что "наступило сложное положение", "советская власть в опасности" или что-нибудь такое и надо "расстрелять Сокирко" - он расстрелял бы особенно не упираясь, добрый, чудесный парень расстрелял бы меня не задумываясь...Да я уже слышал такое признание в открытую от "чудесных парней" в 1962 году.
Сейчас я думаю, что отдав Олегу свои "Ответы" с условием их скрытого возврата, я невольно поставил его в очень неловкое положение. Эти дни он, наверное, и не думал о смысле написанного, а только клял себя, зачем согласился их взять на условии непоказа другим, т.е. - тайны от партии. Если он выполнит это условие - то тем самым скроет от партии очередную антипартийную вылазку, а не выполнит - нарушит данное мне слово. Кого предать: партию или друга и свое слово? В такой мучительной ситуации он, может, стал советоваться, перекладывая на чужие плечи решение этой этической задачки. В результате дошло до Манохина, а тот - помог по-своему.
Сразу скажу: никакого вреда мне этот вольный или невольный донос Олега не принес. Я ведь был уже сильно наказан: предупреждением об увольнении за новые подписи, отстранением от исследовательский работы, фактическим исключением из вечерней аспирантуры, наконец, понижением в должности. По административной линии дальше меня было наказывать некуда, а на уголовное деяние "Ответы" никак не тянули. Ну, конечно, вызвали в партбюро к Манохину и показали изъятые у Вирсиса "Ответы": "Твои?" Я ознакомился с протянутыми листками и спокойно ответил: "Нет." Дело в том, что предвидя возможность такой беды (не у Вирсиса, а вообще), я заключил свой "Ответы" фразой в духе логически неразрешимых парадоксов. Вот ее смысл: "Поскольку меня предупредили об увольнении в случае новых уклонений, а эти "Ответы" могут быть расценены оппонентами как таковые, а работы мне по семейным обстоятельствам лишаться нельзя, то я заранее сообщаю, что буду официально отказываться от авторства и участия в составлении "Ответов ".
Отрицая свое авторство, я только выполнял данное в тексте обещание. Конечно, профессиональный следователь без труда разрубил бы эту "уловку", но в партбюро, побившись со мной ("Но ведь ты же... и сам писал, что будешь отказываться), плюнули и отпустили. Со мной было все ясно.
Наступила горькая ясность и в отношениях Славы Коренкова и Олега Вирсиса. Вскорости состоялась их уединенная беседа, после которой Слава сказал мне, что ему все понятно, и дружбы у них отныне нет.
Совсем грустно стало в нашем диаклубе. "Огоньки" стали реже и практически без участия Вирсиса и его цеховых друзей. Впрочем, не всегда...
В очередной зимний сезон 1969-70 гг. Олег показал на "Огоньке" свою давно обещанную "Карелию", а Слава - новый диафильм про 6aйдарочный поход по Часовой - "Уральские этюды". Кажется, это было на одном и том же "Огоньке".
О втором диафильме Вирсиса я уже говорил. Технически он был лучше "Селигера", но аудитория приняла его холодно, без интереса (грубо выражаясь: "своим равнодушием наплевала в чуткую Олегову душу"). Славин диафильм был сделан теперь в содружестве с Сашей Апресяном (вместе были в этом походе). Читали они вперемешку, звучали стихи Апресяна, природные слайды сменялись слайдами его рисунков действительных и воображаемых сцен похода. Весь фильм состоял из отдельных эпизодов (этюдов).
В Славином понимании этот диафильм был несомненным шагом вперед. Видимо, отказавшись к тому времени от надежд на кинофильм, он решил максимально улучшать диафильмы. Отсюда и сотрудничество с Апресяном. Его стихи и рисунки, с их претензией на "высокое искусству", наверно, казались Славе гораздо более профессиональным и более близким к желаемому идеалу средством выражения, чем голые слайды и обнажённая монтажная мысль.
Мне же эти нововведения показались лишь внешним улучшением, уведшим новый Славин фильм от истинного успеха. Кроме того, мне думается, что важной причиной неудачи "Уральских этюдов" было очень существенное (а может и основное) участие в нем Апресяна. Можно сказать, что это была неудача не столько Коренкова, сколько Апресяна.
После разрыва с Олегом, основным товарищем Славы стал Саша Апресян, уже окончивший в то время журналистский ф-т. Были попытки сделать меня третьим участником их компании, но я всегда был слишком отдельным, не компанейским, занятым семьей и своими увлечениями. Да и спорили мы много. А с Сашей они сошлись сразу. Как мне кажется, Апресян еще больше Славы был увлечен мечтой о "высоком искусстве" и о личном участии в нем. Воспитание в интеллигентной семье, преклонявшейся перед великими именами, предопределило и основное Сашино устремление.
Сам Саша производил впечатление очень симпатичного, доброго и талантливого ребенка. И рисунки у него были "детского" стиля. И проза такая же, и стихи в полуабстрактном ключе. И поступки и жизнь. Но казалось, что его давно принятая и потому вросшая в существо манера - все же искусственна, предопределена дальней претензией
И вот Апресян получает голос в диафильме. Но что он может в нем выразить? - Свои детские мечты и притязания? - Редкие всплески искреннего чувства тонут в массе надуманного, искусственного. Если в "Карелии" мы все видели Славину трагедию - без всякой примеси, то в "Уральских этюдах" - только "красивости". Судите сами, что интереснее!
Конечно, при просмотре действовал гипноз Славиного имени, но энтузиазма прежнего уже не было. Наша публика явно теряла интерес, да и числом постепенно уменьшалась. Из конференц-зала и Дворца культуры мы снова перебрались в небольшой читальный зал технической библиотеки. Дальше было некуда.
Даже самая верная наша публика была в унынии. Она была недовольна и Вирсисом - раком и Коренковым - Апресяном - лебедем. Пожалуй, наиболее стойкий интерес сохранялся к нашим с Лилей фильмам. Тем более, что для нас лето 1969 года с длинным отпуском, разделенным между Прибалтикой и Закавказьем, было исключительно богато на темы диафильмов (10 в общей сложности).
Правда, прошло время, когда за свои диафильмы я мог рассчитывать на получение завкомовской премия. Теперь я боялся получить за них увольнение или очередной скандальный разговор в партбюро, и поэтому самые острые фильмы уже не рисковал показывать на заводе, ограничиваясь домашним просмотром. Но и оставшихся было достаточно много, чтобы поддержать тухнущий интерес избалованных зрителей. Да разве смогли бы мы так долго тянуть диа-канитель, не ощущая хоть изредка действительного интереса людей? Вплоть до сегодняшнего дня?
Но с другой стороны, Олегу и другим приверженцам любительского жанра наши диафильмы не были нужны. После показа своей "Карелии" Вирсис и его цеховики больше к нам не ходили Раскол стал очевидным.
Ну что ж... Размер аудитории снова сузился до прежнего коренковского кружка вокруг бывшей редакции " В мире искусства". Можно было полагать, что "каждому - свое", и в таком узком, единомышленном составе мы сможем протянуть многие годы. К сожалению, в нашем мире все связано. Лишившись поддержки цеховых партийных диалюбителей, мы остались беззащитными перед угрозой очередной атаки из партбюро от Владимира Ивановича Манохина. Вы думаете, он забыл ту квартирную историю, когда eгo"не уважили"? - Как бы не так!
Но, конечно, не все делается сразу. Вокруг Коренкова уже столько наломано дров, что спешить никак не следует. Еще не отошел от нас Кричевский, еще связаны чувством порядочности цеховые диалюбители. И. . . Владимир Иванович не успевает. . .
Летом 1970 года Коренков увольняется с завода и вместе с окончившим учебу Апресяном завербовывается на три месяца в геологоразведочную партию на Кольском полуострове. - Птичка упорхнула, месть Владимира Ивановича не состоялась.
Для заводского же диадвижения уход Коренкова означал гибель. Это понятно: уход организатора-души дела почти всегда непереносим для оставленного им дела. И некому было заменить его. Вирсис- отошел сам, я - был в опале, чуть ли не в общественной изоляции. "Да, давно пора разобраться с обстановкой на этих "огоньках", на которых происходят неправильные вещи" - такие слова, наверное, произносили в партбюро. Кстати, на последнем большом "Огоньке" уже был многозначительный эпизод: кто-то из цеховых партийцев громко осудил зрелище и демонстративно ушел с вечера. Но коммунисты Вирсис и Кричевский оставались, и этот инцидент (наверное, подготовленный Владимиром Ивановичем) оказался без последствий. Теперь же, с уходом Коренкова, естественным образом должны были закончиться и "Огоньки". Но нет, судьбе было уготовано проиграть более эффектно последний акт нашей диаистории.
Приехав осенью в Москву, Коренков на завод так и не вернулся. Устроившись в какой-то "ящик" , он изредка навещал нас, а когда сделал новый диафильм, то согласился показать его на очередном заводском "Огоньке", благо традиция их еще не забылась. Но разрешат ли?
За дело взялись снова Нина Зайцева, и, кажется, новый комсомольский секретарь. Долго ходили слухи, что не разрешат, но потом сообщили: "Разрешили". И даже согласились, что от партбюро у нас будут Вирсис и Кричевский. "Вот странно - удивлялись мы - раньше от партбюро обязательно кто-нибудь присутствовал, хотя бы в начале, для проформы, а теперь - только свои будут. Хорошо-то как!" Но мы не знали, на каких условиях, будут "свои".
В программе последнего "Огонька" был только д/ф Коренкова "Кольский" и я показывал что-то армянское -точно не помню, да это и не важно. Перед нами снова был совместный фильм Коренкова-Апресяна. Но уже чувствовалось преобладающее влияние Славы. Даже в чисто апресяновских кусках было живое и теплое чувство: трехмесячная походная жизнь в партии выбила в ребятах искру дружбы, ощущение ее ценности.
В фильме было много удачных мест, которые я помню до сих пор, но конечно много и громких, выспренных неудач. Фильм длинен, рыхловат, (впоследствии Слава сократил его с большой пользой) - естественные недостатки при таком богатстве накопленных кадров. Он был, конечно, идейным продолжением Славиной "Карелии". развитием темы тоски по мировому совершенству, по смыслу жизни. Эта тема явно начинала переходить в религиозные поиски высшего смысла, бога - но пока неотчетливо, вопросами. Однако лишенный карельского приема - контрастной смены разных кадров, "Кольский", конечно, не достиг такой выразительности и силы, как "Карелия". Поэтому я и ставлю этот диафильм выше "Уральских этюдов" и ниже" Карелии".
Фильм тяжело смотреть из-за напряженной содержательности и несовершенства формы и построения. Да и поиски "Высшего существа" собравшимся, в том числе и мне, были чужды.
Примерно так я и высказывался при обсуждении, защищая при этом, прежде всего, право каждого высказывать любые, даже неприятные мне самому (как материалисту и оптимисту) вещи. Впрочем, за давностью, я уже не помню подробности и стараюсь лишь не исказить общий смысл случившегося. Выступали и остальные... Повторялась история с коренковской "Карелией": все хвалили фильм (теперь меньше), но очень переживали за Славу: "Нельзя же так мрачно смотреть на мир..."
Обсуждение началось после выступления Вирсиса. Как только отзвучали заключительные Славины крики: "Пиастро!" и мефистофельский смех над тщетными усилиями людей познать суть вещей, как только включили свет, Олег врубился сразу с громким неодобрением, не дав присутствующим хотя бы прийти в себя после увиденного и собраться с мыслями. Это было так непохоже на Вирсиса и так...непристойно...Он почти кричал, что увиденное им сейчас - это безобразие, это черти-что, и как можно спокойно это слушать, уши вянут, он еле высидел (действительно, где-то в начале просмотра он бросал разные реплики, но был остановлен Кричевским и остальными), другие тоже еде сидели,("другие" протестуют, но Олег гнет свое)... Он давно уже предупреждал Коренкова по-дружески, но тот, уж неизвестно, под чьим влиянием, все дальше уползает в болото и пр. и пр....
"Сбесился он что ли, или его так в бюро накачали?" - думалось мне. Но наконец-то он утих и начали говорить другие, естественно, прежде всего в защиту Славиного права на искренность, как бы ни относиться к его идейным поискам. Тогда Вирсис разобижено и демонстративно ушел. Все вздохнули с облегчением. Все произошедшее казалось просто какой-то скандальной странностью. Не было понятно даже, чего он хотел и чего добивался. А теперь мы остались одни и могли говоря спокойно
Высказались почти все, спорили об эпизодах, Слава отвечал на вопросы и даже начал углубляться в подробности своей работы в геологоразведочной партии. Один Кричевский молчал, как бы тянул время, изменяя своей обычной доброжелательной активности в беседе. Но вот и он заговорил, и все стало понятно. Столь же обстоятельно, как и раньше, Евгений Маркович теперь нам заявил, что хотя Олег Янович слишком горячился и был невыдержан, но по сути своих замечаний он совершенно прав... (услышав это от Кричевского, известного поклонника наших с Лилей "смысловых" фильмов, я был поражен)... В партбюро уже давно существовало мнение, что на заводских "0гоньках" обстоит не все благополучно, и теперь они с Олегом Яновичем в этом "окончательно убедились" (А где же они раньше были?)... Диафильм Коренкова - это всем очевидно - пессимистичен, идейно не выдержан, может неверно повлиять на зрителей. И вообще, он претенциозен. Коренков занят самолюбованием и пр. и т.д."
Слышать такое от Кричевского, от Кричевского! Мне стало особенно противно. Теперь стала понятна роль обоих. Партбюро поручило им идейно разобъяснить участникам "Огонька" идейные ошибки Коренкова, "разоблачить лидера публики" и закрыть практику "вредных сборищ". И кому же поручать такое партийное задание, как не заядлым посетителям этих сборищ и не бывшим друзьям Коренкова? Ведь только они знают все обстоятельства, только они смогут лучше всех провести намеченную экзекуцию. А то, что им самим это неприятно, то, простите, ведь существует понятие "партийная дисциплина'', да и собственные ошибки при этом исправить можно, и верность укрепить... Вот так, рылом об кассу, и чем больнее, тем вернее...
Таков горький хлеб интеллигентного партийца в наше время. Нащупав в нем "идейную слабину", уличив, ему поручают самую "грязную" работу, чтобы он наплевал себе в душу и задушил свою искренность и достоинство. А особенно мерзко мне было от того, что если Вирсис был растерян, путался и терял голову при выполнении партийного задания, то умнейший Евгений Маркович, сначала, наверное, сопротивлялся, но потом, поняв его неизбежность, начал убеждать себя и других, что действует честно и свободно, по собственному почину и разумению, выискивал доводы, аргументировал, цеплялся за действительные Славины недостатки и не стеснялся всаживать их в низкопробные партийные штампы. Он усиленно убеждал и себя и других - тому, что совсем недавно было ему определенно чуждо. Поистине орвэлловская ситуация! Мне было особенно горько, потому что Евгений Маркович был, наверное, наиболее близким мне по мыслям и духу человеком на заводе. И было стыдно, как будто за единомышленника, за себя.
Свою речь Кричевский окончил фразой о том, что "по-видимому, проведение таких "Огоньков" впредь надо прекратить и искать другие формы работы". Я был в ярости: "Так "они" не смогли выдержать игры в демократию до конца, так и не дождались пока наше диадвижение затухнет естественным путем! А может, не затухло бы? Они его закрывают силой!" В такие минуты прямого насилия невольно хочется мести, ответного действия. И я нашел нужные слова. Когда Кричевский кончил говорить, то в наступившей тишине, медленно и отчетливо я сказал:"Евгений Маркович, мне стыдно!"
Может быть, при чтении эти слова кажутся детскими и наивными, но тогда они звучали страшно, безобразным оскорблением. По-моему, он даже вздрогнул. И снова повисло молчание... А после замешательства, на что-то сославшись, он ушел.
Потом мне говорили, что слова мои прозвучали уничтожающе грубо, как звук пощечины. Да, это и была "идейная пощечина", и я до сих пор не жалею о своем поступке. Даже близким людям нельзя прощать некоторые вещи. Страшно и стыдно наказывать взрослого человека. Морально тяжело и как бы противоестественно. Но я был уверен в необходимости возмездия и знал, что из присутствующих только один к этому готов. Мне нечего было терять...
О, это сладкое чувство свободы, когда у тебя отнято все, чем ты привык дорожить в свои рабочие часы и когда ты ничего не ждешь от "старших товарищей, ничем им не обязан и потому можешь позволить себе достойное поведение и даже "идейные пощечины" за подлые поступки! Я испытал это блаженное состояние на Трубном заводе... И как тяжело было потом, при переходе на новую, "перспективную" работу, снова вползать в рабскую шкуру "не провинившегося и потому перспективного советского труженика".
Через несколько месяцев я ушел с завода.
Описанный "Огонек" с диафильмами был на заводе последним.
Мне осталось дописать лишь эпилог начальной истории наших диафильмов. Изгнанные с завода не слишком тужили: ведь вполне можно собираться и дома. Мы с Лилей и раньше больше рассчитывали на домашние просмотры, чем на заводскую аудиторию. По-видимому, не было особой трагедией прекращение "Огоньков" для Вирсиса и Лисовского. Они тоже с самого начала были ориентированы на малую аудиторию своих родных и знакомых. Иногда вспоминают лежащие в шкафу пленки и по случаю какого-либо праздника и прихода гостей включают проектор и магнитофон, чтобы от вида озерных или морских кадров "отдохнуть душой"? И это очень хорошо!
Ведь начале всем так и хотелось: творчества для своего окружения, для всеобще хорошей жизни. Вирсис и Лисовский, наверное, до сих пор выполняют эту программу. Но почему мне она стала неинтересной?
И только для Славиных диафильмов утрата заводской аудитории была очень существенной потерей. Ему нужно было ощущение признание от большой аудитории. Последующие попытки домашних просмотров не давали ему удовлетворение. В реакции же моих знакомых Слава был разочарован: "Я вижу, что они ничего не понимают, что они ничего не чувствуют, тогда зачем все это делать?" Заводская аудитория, созданная им самим, знающая его, заинтересованная и привычная к обсуждениям была нужна Славе как воздух, как дыхание.
И, действительно, д/ф "Кольский" оказался у Славы последним. Диафильмы стало делать некогда, а слайды последнего своего похода он так и не проявил. Так и лежат в шкафу неузнанными. Некогда. От диафильмов Слава перешел к пейзажной живописи, к работе на вечность. Ей он отдает теперь все свое время.
И остались мы с Лилей одни. Только изредка на горизонте мелькают диалюбители. И снова исчезают. Как правило, "неудачность второго фильма" выбивает их из седла.
- Вот Таня и Валерий Тер-Ованесовы - компаньоны Славы по байдаркам ограничились двумя диафильмами. Первый - удачный - про Байкал был создан Таней и всем страшно нравился своей удивленной задушевной интонацией: "Неужели мне Байкал не приснился, неужели я и вправду там была?", своим рефреном: "Было ли то или не было?" Второй же диафильм о байдарках в Зап.Сибири, сделанный ее мужем, был, по общему заключению, настолько нудным и скучным, что нам с Лилей его даже не показали.
-Наш хороший знакомый по среднеазиатскому походу Витас из Каунаса сделал несколько диафильмов о своем любимом высокогорье - на Кавказе и в Средней Азии, но они звучали по-литовски и были нам мало доступны. Впрочем, по устному переводу Витаса можно было понять, что они принадлежат к разряду любительских туристских фильмов и что их основное своеобразие - в характере рассказчика - благородного, выдержанного в своей обстоятельной любви какого-то "западного" человека.
-Вот наши друзья-подписанты рассказывали, что у Алены Арманд тоже есть очень интересные диафильмы. Но мы так и не смогли их посмотреть: говорят, при обыске они были у авторов изъяты (!)
Кажется, я упомянул обо всех случаях появления диафильмов, о которых знаю со времени гибели движения на МТЗ. Наверное, я очень мало знаю, и диафильмов по стране гораздо больше. Однако массовыми они так и не стали. И это меня удивляет.
Конечно, при всей своей простоте и дешевизне, сделать хороший и интересный диафильм достаточно трудно: нужен хороший, искренний сценарий и правильно выбранная музыка (это минимум, необходимый для успеха). Я знаю несколько случаев, когда мои знакомые брались за диафильм (обычно при уже готовых кадрах) и бросали его недоделанным. Однако, главной причиной, наверное, служит временная немногочисленность аудитории у "смыслового", самиздатского диафильма. Если читателей у самиздата не так и много, то что говорить о зрителях?
Наша собственная аудитория много раз менялась. Сначала мы делали фильмы главным образом для товарищей по туристским походам. Но очень скоро выяснилось, что нас волнует совсем разные темы (такое же отрицательное отношение в этой среде складывалось и к тогдашнему Самиздату), и потому наши фильмы им не интересны. Дело доходило даже до того, что мы не могли выбрать момент или упросить своих компаньонов по походу посмотреть фильм об этом самом походе, т.е. о них самих. (такой казус получился, например, с д/ф "Алтай").
Потом с нашими диафильмами знакомились многие "подписанты", люди, интеллектом и нравственным уровнем которых мы восхищались. Эта аудитория до сих пор осталась нашей, но достаточно холодной и равнодушной. Очевидно, что в этом повинны уже мы сами, незрелость наших фильмов. По-видимому, мы не доросли до этой аудитории.
Так и получилось, что "наша публика" состоит из людей какого-то промежуточного, околодиссидентского уровня. И не понятно, то ли мы движемся в диафильмах за интересами своих знакомых, то ли знакомые у нас появляются благодаря интересу к "смысловым" диафильмам; то ли мы делаем диафильмы, то ли диафильмы выбирают нам знакомых и формируют нашу жизнь ("делают нас").
И теперь, готовясь к завершению своих диафильмовских увлечений, иногда страшно: как же мы будем существовать без диафильмовской горячки? Чем жить будем? А может, не сумеем бросить? Плохие или хорошие, нужные или не нужные людям, но может, диафильмы стали нам необходимы, может, они стали нашей личной судьбой?
В последнее время я с огромным интересом слежу за иными формами самиздатского творчества. В масштабах страны действительно массовыми (вернее, общественно значимыми) стали литературный Самиздат, авангардистская живопись, самодеятельные песни и театр. Пока в укромном уголке Московского трубного завода недолгой и случайной вспышкой расцветало свободное диатворчество, в лесах Подмосковья регулярно и вопреки воле "старших товарищей" собирались сотни и тысячи любителей самодеятельных песен и театральных инсценировок. Мне довелось знакомиться с проблемами движения КСП (клуб самодеятельной песни) и я видел, в своей глубинной сути они были очень похожи на трудности, описанными в этих записках. Конечно, КСП - это действительно массовое движение, и я уверен, что его истории в будущем будут посвящены не только воспоминания, но и научные исследования.
Однако история диадвижения на MTЗ - небольшого эпизода в общем росте "партизанского" (по определению Ч. Дзаваттини) творчестве тоже не лишена интереса, ибо в этой частности отражены все главные удачи и трудности общего. Сегодня нас уже не волнует: будет или не будет диафильм видом искусств. Это не важно. Важно, чтобы мы вместе с ним становились свободными людьми.