(отчет и оправдание)
Этим летом со мной и Володей С. случилась заурядная и чуть стыдная штука: плохая и совсем плохо оплаченная (вернее, обсчитанная) шабашка. История почти закончилась, но нам надо понять ошибки и сделать выводы на будущее, что без оценочной помощи друзей сделать трудно. Постараюсь быть кратким.
В 1981 г. наши Алеша и Аня пошли в первый класс, а Лиля - перешла на полставки до лета. Денег в семье сильно убавилось, но урезать свои расходы никак не хотелось - рассчитывали, что образующийся денежный дефицит будет покрыт за счет моей шабашной работы в отпускной месяц. Еще более напряжены финансы были в Володиной семье, где Лида сидела с годовалой Оленькой и двумя четвероклассниками.
Но ни я, ни Володя не имели надежной знакомой бригады. Мои компаньоны по четырем предыдущим сезонам перестали ездить (постарели, мол), а может, уже не хотели со мной связываться и просто не брали, не знаю. Примерно то же было и у Володи. Возможных же вариантов и предложений за зиму, и особенно весну, пору интенсивных расспрашиваний, мы наслушались вдосталь и безрезультатно. Надежды наши к маю свелись к одному, трудному, но "совершенно надежному" варианту: коллеги Володи по институту: Лева Могилевский регулярно набирает людей для работы на железнодорожном строительстве в Средней Азии, начиная с мая и кончая декабрем. Жарко, конечно, но меньше 650 рублей в месяц не привозят, даже если из-за простоя техники ничего не делали. Вариант верный, многие ездили и хорошо все, с Левой предварительный разговор был, он не возражает и даже уговаривает, чтобы мы приглашали на работу.
Ну что ж, пусть будет Средняя Азия. Конечно, работать в пекле тяжело, да и без воды, наверное, но месяц выдержим, раз больше ничего нет. Тем более, что нас поджимало время: с шабашкой надо управиться в мае-июне, чтобы успеть домой к июлю, к отпуску Лили и давно намеченному и обещанному детям походу по Белоруссии к Балтийскому морю. О том мы и попросили Леву. Однако у того не все сразу получалось с выездом на место, он поэтому кормил Володю обещаниями - "через неделю" - и так дотянул до конца мая, когда выяснилось, что какая-тo бригада уже отправилась в Среднюю Азию, но нас они взять не могли, однако работы много и нам найдется дело... Все это сильно нервировало и заставило отказаться от ненадежного посредничества. Тем более, что Володя принес сообщение еще об одном варианте: какой-то Женя набирает бригады для работы у брата в Якутии - в первый раз, но 600руб. месяц, как минимум, обещает. Обещать обещает - а что будет? Сколько уже наслышаны про якутские обманы, когда заработанного едва на обратную дорогу хватает...
Помню первую встречу кандидатов на якутскую шабашку у выхода на станцию "Площадь Ногина": короткая информации не совсем уверенного Жени, что в Якутии ждут и обещают, но нужны сразу немалые деньги на авиабилеты и побыстрее... и активность Толи Лямзина, едва ли не главного героя нашей будущей эпопеи. Толя много говорил, расспрашивал, напирал на необходимость все хорошенько разузнать, взвесить, заключить договор, об оплате дороги, о питании и т.д., иначе и ехать не стоит... Все это очень импонировало на фоне смущенного молчания остальных, готовых со всем соглашаться, даже при угрозе обмана. Кстати, я тоже молчал, зная за собой отсутствие каких бы то ни было организационных способностей... Остановились на том, что Женя будет звонить в Якутию и советоваться с Толей. А тот на прощание помянул моему Володе: "А ты про среднеазиатский вариант все же не забывай. Он гораздо надежней и лучше".
Но затянулся и якутский вариант. Шел июнь, мы совсем опаздывали и нервничали. И потому, когда Володя сообщил, что снова появился Лева и намекает на работу, правда, просит бригаду, я был согласен на что угодно. Решили поговорить с Левой начистоту, пусть отсылает нас немедленно или мы забываем о его существовании... Вальяжный, снисходительный Лева с начинающим брюшком заставил нас выждать в коридоре окончания какого-то его разговора, а потом вышел к нам. Зато решил дело довольно быстро: он вылетает в Самарканд через три дня и согласен, чтобы мы летели позже (только потом я оценил эту деталь!). Одному на железной дороге делать нечего, вдвоем можно хотя бы готовить фронт работ, а вообще нужна бригада, как минимум 6-10 человек. Володя уверял, что бригада есть, желающих много, а бригадиром соглашался быть сам. Лева. Я же, зная, что Володя, как и я, не обладает руководящими и пробивными способностями, только охнул от его самонадеянности, но промолчал, рассудив: было бы дело - реальный "бугор", вроде того же Толи Лямзина, сам выдвинется. Так, в середине июня был выбран "среднеазиатский вариант".
Оформление отпуска, получение денег, покупка билетов, сбор вещей, покупка "подарков" (из рекомендованного: голландский сыр, чай-96, водка ,в продаже оказалась только водка), и 20 июня поздним вечером мы вдвоем вылетели в Самарканд.
Самарканд и Джизак
Я и сейчас не вполне уверен, что понимаю все мотивы многих неожиданных тогда для нас действий или бездействия Левы М.
Преуспевающий молодой зав.лаб. (ему едва за 30), правда, еще не защитившийся, зато имеющий "лапу" в верхах, Лева со студенческих лет командовал в студенческих стройотрядах и привык к большим заработкам. После окончания института стройотряды для него превратились в шабашные бригады, но суть осталась. А потом пришло понимание, что выгоднее не бригадирствовать, а только "организовывать" за сезон несколько бригад, естественно, числя себя везде участником (или еще каким способом). Железнодорожное строительство по длительности и простоте оказалось подходящим полем деятельности, особенно в Средней Азии с ее специфическим пониманием дозволенного и недозволенного. Кстати, я вначале не мог понять, откуда в Средней Азии с ее многочисленным и трудолюбивым населением, такая нужда в шабашниках, которым ведь надо платить большие деньги? - Потом выяснилось, что отчасти виноват пониженный образовательно-технический уровень у местных, их меньшая привычка к работе с техникой, а еще важнее - честность и нежелание идти на халтуру и сделки с вороватым начальством. Образованные же местные чаще идут в "начальники" и там уже хапают как бы "по праву". А еще вернее, для начальства выгодны пришлые работники, чтобы, погрев несколько с ними руки, тут же избавиться от свидетелей. Как бы там ни было, но рабочие шабашные руки нужны в Ср.Азии, и Лева специализировался на поставке их. Но ему важно было соблюсти "неразглашение" этой своей деятельности - отсюда та таинственность, с которой он держался, запутывание, непонятность и неопределенность, ставшие не только средством самозащиты, но и чуть ли не свойством натуры. Мы немало настрадались от этой неопределенности отношений. Но если по отношению к нам его темниловка носила свойский, чуть запанибратский характер: мол, ничего не говорю, в ваших же интересах, тут такие дела творятся ради ваших же денег..., то в начальственных кабинетах он напускал на себя столичную важность, вроде начальника из самого Министерства. Нет, это не Хлестаков, скорее, Чичиков... Впрочем, Лева, кажется, имел знакомых в МПС, и в самом деле мог оказывать содействие в части поставок материалов и т.п....
Ну, вот. В 6 утра мы оказались в еще прохладном Самарканде, в 9-м часу разбудили Леву в стройуправленческом общежитии. Он дал нам два часа на осмотр города, пока подойдет управленческая машина на Джизак, где располагался непосредственно строительный "поезд". Я был в Самарканде уже дважды, Володя - нет, поэтому я быстро свозил его к Регистану и Шах-и-Зинда, оставив Гур-Эмир на потом.
Оказалось, мы зря торопились, машина пришла лишь в третьем часу, причем за эти часы жданки мы так и не смогли поговорить с Левой, торчащем в начальственном кабинете - как же он думает распорядиться с нами. Сбивчивое сообщение Володи, что часть его людей приедет, наверное, в среду, встретил со спокойным интересом: "Хорошо".
И вот пришла машина, грузовая. В кабине место было только для Левы, а в кузове езда запрещена. "Ждите, завтра с утра поедет "рафик" - или автобусом "- флегматично посоветовал Лева и укатил. Раздосадован я был донельзя - ведь если сегодня мы не доберемся до бригады, то завтра снова потратим день на оформление. Более спокойный Володя уговаривал остаться - все равно, мол, сегодня никто нашим оформлением заниматься не будет, а завтра мы уже с утра будем доставлены на место... Это было резонно и, скрепя сердце, я согласился, вернувшись к общежитию. Вечер мы провели в городе, лакомясь вишнями с уличных деревьев (не сразу, но все же нашлась женщина, застыдившая нас), хорошо поспали, но утром - так и не дождались "рафика". Забрав какого-то начальника прямо из квартиры и не заглянув в управление (хоть Володя и убеждал, что договаривался с шофером об этом), "рафик" укатил в Джизак. Злые донельзя, и потому молчаливые, мы поплелись на автовокзал, чтобы к двум часам дня, в самое пекло, добраться-таки в Джизак (новый областной центр, сто км восточнее Самарканда), в строительно-монтажный поезд, к бараку его управления. Еще через час нас увидел Лева, не удивился и не обрадовался, а велел не околачиваться у кабинетов, а устраиваться в вагончике и ждать. Ни о каком оформлении и бригаде он не хотел и слышать. И скрылся в кабинете начальника.
Что было делать? Тем более, что и устраиваться надо - получить постель, осмотреться и т.п. Этим и занимались вторую половину дня, а вечером - пешком в центр города - довольно далеко - осмотреться, а главное, для очередных переговоров с Москвой: Володя звонил едва ли не каждый день Лиде, пока не приехала-таки бригада Толи.
Но и утро среды нам не принесло облегчения. При утренней встрече Лева уронил, что для бригады фронт работы есть, но для нас двоих он думает на время организовать промежуточную работу - монтаж забора, но заказчик уж слишком торгуется... - и снова скрылся в кабинете. Мы настойчиво маячили в коридоре, наблюдая, как Лева шастает из кабинета в кабинет: то в отдел кадров - вновь оформить(себя, а не нас) временным рабочим, то в бухгалтерию - обольщать "эту главбух-паршивку" (для этого вчера изъял у Володи московский чай), то снова в кабинет начальника, поближе в кондиционеру (до чего ж приятная это штука!!!), а мы все провожали его тоскливым взглядом: "Дай работы". Наконец, он не выдержал и прошипел на ходу: "Ну что вы стоите, как малые дети, идите в вагончик, отдыхайте и ждите..."
Что было делать - не устраивать же скандала! Мы были в полной и унизительной от него зависимости, потому что резкий вариант: "Послать его к черту и улететь обратно в Москву" был бы простым провалом. ...Вечером Лева все же ввалился в духоту накаленного вагончика и обрадовал: "Завтра едем в Дустлик. Там есть для вас хороший объект. Только людей скорей вызывайте. Объем такой, что нормальная бригада и за два месяца не справится... И еще просите дополнительные паспорта отпускников..." Обрадованный Володя в очередной раз уверил, что бригада приедет (хотя на деле дела в Москве с отлетом его знакомых были очень плохие), а пожелания паспортов мы проигнорировали: откуда у нас такие знакомые. Единственное, что я пообещал - это пригласить на стройку сына с друзьями-студентами, если они соберутся в Среднюю Азию.
Уходя, Лева даже благодушно и покровительственно попенял меня: "Раз приехали, надо доверять мне... Может, и две недели пришлось бы выжидать, бывало и такое... оконцовка важна". Пришлось мне виновато принять этот попрек. Тем более, что и мы ведь перед ним не были чисты в Володиных обещаниях приезда бригады вот-вот, на днях. Но думаю, что нам на следует особо терзаться возможностью подвести Леву - он прекрасно чувствовал и нашу ситуацию, и потому в соответствии с нашей весьма сомнительной бригадой подобрал столь же сомнительный объект в Дустлике и практически бросил на произвол судьбы: не получится - сами виноваты, не жалко...
Утром в четверг сдали ключи, получили инструмент на бригаду: ломы, лопаты, железнодорожный крепеж (но не было самого главного - домкратов, что фактически делало невозможным начало любой работы), погрузились в грузовик и снова отправились на восток.
Дустлик - первые дни
Дустлик - райцентр Джизакской области в центре бывшей Голодной степи, а сегодня зеленых хлопковых полей, возник всего 10 лет назад из слияния трех казахских и узбекских аулов, но бурно рос и растет сегодня. Понятна и потребность в строителях.
К 12 часам дня мы подкатили к Дустликской межрайонной базе сельхозхимии, где у сторожа сгрузили свой инструмент и вещи. Через час совещания в очередном кабинете небольшого домика управления базы (но - с кондиционером) Лева вышел с видом победителя: "Все в порядке, устраивайтесь, а завтра вас oфopмят, выдадут аванс и оплату проезда и техдокументацию на ремонт подъездных путей по этой базе. Здесь 4 км этих путей, стоимость ремонта - 160 тысяч рублей. Так что сами понимаете, действуйте, а я постараюсь прислать к вам из своей старой бригады парочку опытных в железнодорожном строительстве ребят..."
Пожал руки на прощанье и уехал. Больше мы его не видели. И сейчас мне интересно понять: обманывал ли нас Лева впрямую, или сам верил во все свои обещания? - Скорее всего, не обманывал, но и сам не верил в свои обещания, потому что опытный человек знает, что в Средней Азии молчание или уклончивое согласие совсем не означает действительного согласия, а просто уклонение, т.е. несогласие. Если бы Лева хотел действительного решения, он бы добился утвердительного ответа директора в нашем присутствии. А так на следующее утро, проведя гнусную ночь на раскладушках прямо на базе недалеко от воняющего склада ядохимикатов (еле заснул с дурной головой), мы смогли только оформиться в отделе кадров и переселиться в домик напротив (на бывшей территории автобазы, отданной почему-то под будущее общежитие или управление сельхозхимии). Что касается оплаты проезда сюда oт Москвы, то Уралов (директор) как будто впервые об этом услышал, а аванс будет только после начала работы. Но самое главное, он нам не выдали никакой техдокументации. Уралов твердил::" Я не специалист в железной дороге. Вы сами должны все сделать. И никакой техники у меня нет, это тоже ваша забота". Под словом "ваша" он имел в виду не столько нас лично, сколько Леву, явившегося от имени строительно-монтажного поезда из Джизака, и привезшего его вчера Абубакирова, начальника транспортного строительства всей области. Что было делать? Оставалось ждать Леву, чтобы он заставил выполнить данные ему обещания о нас, добился выдачи технического задания или хотя бы обещанных им знающих дело и обстановку ребят с недостающими домкратами. Попытки звонить из конторы в Джизак, чтобы разыскать Леву или Абубакирова, оказались безнадежными: джизакская линия оказалась перегруженной, на месте никого не оказывалось и т.д. Можно было, конечно, плюнуть и на собственные деньги поехать в Джизак к Леве. Но, во-первых, не так просто его там найти, во-вторых, отговориться он всегда сумеет, а в-третьих, и это самое главное - бригада не приехала, и за кого мы будем просить? А если они совсем не приедут, зачем вообще браться за это большое дело?
Мы предпочли тратить время на обустройство нашего жилища и ожидание бригады. Очистка дома (коридор и три комнаты) и большого двора от мусора, выбивание замка, лампочек, проводка света, решение вопроса с водой, ведрами, посудой, нагревом, с мебелью (лавки и большой стол во дворе под айвой сделали из досок разломанного кузова...). Невольно установились отношения с немногочисленными работниками базы, очень колоритными людьми, описывать каждого из них - не хватит времени. Особенно приветил нас поначалу "Петрович" - главный инженер и главный энергетик одновременно (он, правда, через пару дней ушел в отпуск). Прослышав про нашу "задачу" - ремонт путей, он свел нас со старшим машинистом маневрового тепловоза, жаловавшегося, прежде всего, на трудности вывоза вагонов из трех складов-цехов: "Надо там сделать путь под уклон, чтоб вагон сам катился..." (Правда, значительно позже сам Абубакиров пояснил нам, что никаких уклонов в цеху делать не позволяется во избежание несчастных случаев. Петрович же показал нам и территорию базы, и указал самый неисправный путь (в третьем цехе). Однако очень скоро Петрович отстал от нас. Ведь, услышав от Володи: "Я бригадир", он, соответственно, вел и договорные объяснения. Но, поняв из нашего разговора с машинистом, что в железнодорожном строительстве мы ничего не смыслим, поверял уважение, а, увидев, что ни бригады, ни разворота дела нет, потерял и вообще какой-либо к нам интерес. Заслуженно, в общем. Я же только ругался про себя - и на Леву, и на Абубакирова, и на Володю...
Прошла пятница, а за ней суббота и воскресенье - дни откровенного и томительного ожидания. Ведь мы знали, что Лева в понедельник должен был вернуться в Москву, и мы не могли допустить мысли, что он перед отлетом не заглянет к нам, и бросит на произвол судьбы. Еще больше томило ожидание хороших новостей из Москвы и едва ли не ежедневные звонки. Бригада, с которой Володя связывал свои надежды, отказалась от среднеазиатского варианта, оставшись в Подмосковье. Были лишь отдельные люди, и среди них - Толя Лямзин (на него надеялся больше я), но в это время он заболел (отравление, кажется, лечили в больнице). Но от его жены Вали поступали утешительные вести, что вот-вот он выйдет и тут же с бригадой вылетит - со дня на день. И, соответственно, со дня на день мы ожидали изменения своей судьбы...
Наступил понедельник. Ни Левы, ни бригады. На базу мы уж и не показываемся, хоть и зачислены на работу, тем более, что начальство базы, кажется, именно это и устраивает. Обустройство жилища, что в наших было силах, окончено. Я, правда, плотно занимался большим письмом к Лиле о собственных взглядах, преодолевая жару и невыносимое беспокойство. Мы с Володей как бы тянули время, откладывая становившееся неизбежным решение или уезжать, или поискать на оставшееся время временной работы поблизости: теми же грузчикам или строителями. Познакомившийся с нами Ильяс - сторож автобазы от элеваторстроя по соседству, и по совместительству - водитель водоразвозной машины - говорил, что в его конторе нужны бетонщики, по 500 рублей в месяц получают. Но, прежде чем решаться на эти поиски, надо было окончательно расстаться с почти рухнувшими надеждами на основной вариант: вдруг Лева задержался; вдруг бригада прилетит, а мы уйдем с объекта?. Ситуации, когда появится бригада, а в работе останется неясность, я не особенно опасался: имея настоящую бригаду, можно было наседать на любое начальство или переходить на любую другую стройку. А тут, о чем разговаривать - о работе на двоих или о нормальной шабашке?
Сейчас я понимаю, что нашей ошибкой было, что мы сразу не устроились на параллельную работу, мы не потеряли бы время, и, соответственно, деньги. И самочувствие наше было бы более прочным. Но тогда мне и в голову не могло придти, что можно быть оформленным одновременно в двух организациях, притом расположенных просто по соседству (оказалось, на это в здешней Средней Азии никто не обращал внимания, и наша бригада под конец была записана работающей в трех организациях одновременно, т.е. "работала" по 24 часа в сутки...
Во вторник уже надо было решаться, однако, я еще тянул, кончая свою письменную работу, а Володя тоже не проявлял инициативы (по характеру он чересчур покладист), но это промедление окончательно привязало нас к базе: в обед на наше пустынное подворье въехал газик, привезший дорожного мастера Алексея и два домкрата. Привел газик заместитель дустликского дорожного начальника Абубакирова. Эти-то люди и внесли некоторую ясность в нашу жизнь. Правда, они были местными, и даже не знали и не слышали о каком-то "Леве", но мастера послал сам начальник поезда, заверив, что помощь специалистами, инструментом и кой-какой техникой будет оказана. Зам. же объяснил, что никакой техдокументации на ремонт не существует, а лишь составлена смета, которая сейчас находится в банке, а директор базы все никак не соизволит ее вытащить оттуда. Но Абубакиров не завтра, так послезавтра обязательно приедет со всеми указаниями. Алексей тут же сходил с нами на базу, в третий цех, посмотрел на путь, сплошь засыпанный минералкой, выслушал в нашей передаче пожелания тепловозников и приговорил: "Надо удалять весь путь, расчищать места стыков, разбалчивать, потом мощным краном приподнимать постепенно плети и вывозить их за цех на переборку и ремонт, а здесь заново отсыпать балласт под уклон. Видимо, мне придется здесь работать, пока буду заглядывать через несколько дней, а через неделю-полторы, как закончу соседний объект и съезжу проведать семью в Чарджоу - поселюсь здесь до конца. Так мне Мусин (нач. поезда) говорил. Но пока Вам и вдвоем работы хватит - разбалчивать полотно и готовить его к подъему"...
Трудно передать, как мы обрадовались, как полно были покорены простотой и уверенностью пожилого и худого Алексея: настоящий дорожник! - все сразу оценил и озадачил! Потом развернулся и уехал. А мы почти сразу взяли ломы и лопаты и вышли на работу: врубились в нее, как на праздник, как бы зачеркивая жуткую пору голого ожидания.
На следующий день Володя на почте получил телеграмму от Лямзина: "Вылетаю в четверг с бригадой, буду в субботу", и совсем повеселели. Все вроде образовалось, и надо было только сделать побольше к приезду ребят, нагоняя упущенное. Мы и старались, с восьми утра до позднего вечера, благо, работать в цеху было не так убийственно, как на открытом солнце. И еще хорошо, что работа оказалась тяжелой и долгой: рельсы и шпалы были не только завалены спрессовавшейся минералкой, но и залиты асфальтом - по головку рельса (бог знает, откуда он здесь взялся) - может, по безголовью проектировщиков. Долбить ломами 15-см вязкий слой было тяжело. Еще больше лиха мы хватили, разбалчивая стыки: настолько здесь заросли все соединения ржавчиной и солями.. Пользовались и автомобильными ключами, гайки превращались в цилиндры, болты, даже разболченные, невозможно было вышибить из гнезд и т.д. и т.п. А уж сколько времени потратил Володя, чтобы разыскать в Дустлике недостающий инструмент: настоящие ж-д.ключи, лапы для костылей, кувалду - и передать нельзя... И все же, хоть медленно и трудно, но работа шла, и нас уже не смущало, что от начальства в Джизаке снова не было никаких известий, мы теперь знали, что это просто таков их способ ...существования.
В субботу, когда должна была приехать бригада, мы доканчивали разбирать последние стыки склада, выбивать в асфальте последние дыры для работы автокраном.
Поздним вечером, в самом деле, приехало восемь человек, в воскресенье вечером приехал Толя Лямзин с женой Валей (они были в гостях у родителей Вали - корейцев из соседнего Беговата) и, наконец, в понедельник, последний, 13-й член бригады - Валерий. В воскресенье работы не было, в понедельник же началась новая пора - совместная работа с прежде совершенно незнакомыми людьми.
Как бы ни оценивать неудачность нашей шабашки, мы познакомились впервые так близко с местными людьми. Хочется сохранить в памяти несколько колоритных фигур. Например, пенсионера в Самарканде, с которым мы разговорились, поджидая машины: он - машину с утренним молоком, а мы - на Джизак. Русский уроженец Самарканда, он крыл этот город за многовековое мошенничество и спекуляции (Мол, два с половиной тысячелетия они этим промышляют). Этот громкоголосый старик хвастался своим умением управляться с азиатами и не уступать "им: из горла вытащу, я сам волк". Даже сейчас, на пенсии: "мое мне отдай." Конечно, везде без очереди, еженедельно пайки мяса, всего иного, бесплатный проезд, в любом городе любую гостиницу... "пусть попробуют не дать, я ведь ветеран, еще на войне шоферил и на танке тож... загрызу... Молодежь у нас паршивая пошла, мало их учат... а внучка у меня маленькая, замечательная, ей вот молоко достаю..." - Так и остался он у нас в памяти образчиком русского Самарканда под названием: "волк на танке".
С шофером Ильясом в Дустлике мы познакомились ночью. После работы ужинали как всегда всухомятку с чайком на своем подворье под "самаркандскими звездами" в разрывах айвовой листвы. Через стену соседнего склада к нам перелез невысокий парнишка и поставил перед нами банку и глубокую миску с холодным айраном и большой лепешкой: "Примите, как гости - от мамы". Мы опешили. Было трогательно снова столкнуться с традиционным азиатским гостеприимством, но и очень странно такое подношение здесь, в городе, когда мы сидели на собственной территории. Скорее, это походило на способ знакомства. И действительно, через полчаса Махан вернулся за опустошенной посудой и пригласил на разговор с его отцом, сторожившим соседний склад-автобазу. Тем же путем, через забор, мы последовали на чужую территорию и на высокой стопе железобетонных плит, как на крыше дома, были встречены гостеприимным сторожем, уселись на гостеприимную кошму (вернее, прилегли) ...снова чай в пиалах, ну и так далее. ... Ильясу было под 50 лет. Жизнь прожил очень трудную, сиротскую. Встал чуть на ноги и обзавелся семьей, только в Красноводске, в его нелегких условиях. Потом удалось переехать сюда - здесь воды больше, три раза в день включают, почти свободна, а для Ильяса, который воду развозит, вообще проблем никаких нет. У него 6 детей, младший - совсем малютка, старшая дочь работает бухгалтером, хотя очень хотела продолжать учебу после школы - но все ее попытки были неудачны: без связей и больших денег в институт не пробиться. Но с неудачей дочери они легко примирились, а вот для второго - старшего сына Махана, кончающего 10-й класс, они хотят иного. Если нельзя пробиться в Ташкенте, может, получится в Москве, где поступают честно?... Посоветуйте и помогите... Мы не отказывались.
Потом мы побывали и у Ильяса в его казахском дому, познакомились с женой, остальными детьми, бедным подворьем (но держат корову)... Сборы Махана (т.е. Мухамеда) шли трудно и медленно: ему, как и остальным, долго не выдавали аттестата, требуя напоследок отработать неделю на плантациях, возникали конкурирующие варианты поступления в Алма-атинские вузы и т.д. Легко выяснилось, что Махан очень слабо подготовлен и не имеет никаких шансов на поступление: практически ничего не читал помимо программы, не имеет никаких четких устремлений (отец мечтал для него о должности начальника: лучше ГАИ - мечта для шофера, в худшем случае - по строительству...). Мать обливалась слезами, рассказывая, сколько надежд у нее на сына, чтобы выбился в люди, а по сдержанным намекам можно было понять, что Ильяс - все же непутевый, часто бражничает, к образованию не пробился. Со своими тремя классами он, правда, закончил шоферские курсы, имеет справку о 8-ми классах, работает на трех должностях (так же, как и она: - комендант, сторож, начальник охраны), жить можно, и все же, если бы Махан стал начальником... В конце концов, уже после нашего отлета вылетели в Москву и Махан с Ильясом, жили две недели в ашей квартире, где оставался аш сын Тема. Махан срезался, кажемся, на первом же экзамене, но быстро утешились в столичных удовольствиях (сбылись материнские опасения). Они вернулись домой с надеждой с помощью Темы подготовиться на следующий год. Но писем из Дустлика к нам все нет, и думается, что Махан пошел уже на работу, завяз в местных интересах, примирился с перспективой близкой армии, а после возвращения будет думать о близкой женитьбе, а не о далекой учебе в Москве, а родительские мечты обратятся к "младшенькому". Оправдаются ли и они? - Вряд ли. Ведь Ильяс - казах, и не из баев... Вот если бы он был "волком на танке"! Но он добр и честен, и не может хапать, а только с него хапают. Даже за билет в Москву они заплатили дороже нашего. Семья Ильяса запомнилась нам примером бедной, страдающей, трудовой Азии, типичнейшей - ведь у нее даже мечты азиатские: чтобы дети стали начальниками (по-старому - баями).
И еще одно знакомство помнится - с узбекским грузчиком Акимом. Он подошел к нам во время работы в цеху, когда мы мучились над очередными неразъемными болтами, стал помогать и разговаривать. Ему еще нет тридцати, армию отслужил, семья есть, скоро будет пятый ребенок, живут где-то за Самаркандом. В деревне такого заработка нет, как здесь - по 500 в месяц бывает. Можно и по 700, но только надо работать в соседнем цеху ядохимикатов, но там больше пары лет не протянешь - человек высыхает, слабеет, уходит, а потом и умирает, сколько таких примеров. Нет, жизнь дороже. Большой, сильный, добрый парень - он себя представил Акимом, как звали его в армии, дивился с нами странностям русской городской жизни, немножко откровенничал про порядки на базе. Бригадирствуя у грузчиков, ему приходилось часто конфликтовать с инженером по погрузке и иной администрацией базы - из-за оплаты работы и частых простоев. Правда, русские в этих делах бывали резче и активнее. Мне как-то пришлось присутствовать при стычке из-за задержанной зарплаты, когда в ход шли две угрозы - прекращение разгрузки вагонов или жалоба наверх (вывести на чистую воду). Администрация в открытую, как правило, тушевалась, но потом все равно гнула свою линию, зная, что грузчики здешними заработками дорожат и многое стерпят. Важнейшее отличие Акима от Ильяса - никакого особого почтения к начальству и стремления стать им. Другой ряд ценностей! Хотя, оторвавшись от работы на земле, уйдя в город на заработки, став рабочим, Аким теряет корни, а может, и себя. Ведь не чувствуется, чтобы он уважал свое дело. А без этого - какое же счастье?
Дустлик когда-то был казахской землей. С обводнением Голодной степи сюда пришли мастера хлопка - узбеки, и этот край отошел к Узбекистану, но Дустлик оставался многонациональным поселком, особенно вначале, когда сюда хлынули самые шустрые нации. Потом некоторые, вроде цыган, схлынули. Другие задержались на вполне определенных профессиях: армяне на торговле "Воды-соки", греки - на авто и пр. ремонте, есть и грузины, и иные кавказцы. Познакомившийся с нами уже в эпоху бригады участковый лейтенант милиции рассказывал, что межнациональная рознь сейчас много тише, чем в прежние годы, когда ужас что было. Только обучив втихаря сотрудников кулачному бою - подмигивал нам участковый - смогли навести порядок.
Мне в этой связи вспоминается знакомство с крымским татарином - сцепщиком вагонов "Сашкой". Не знаю его полного имени-отчества, но так не шло "Сашка" к его интеллигентному, какому-то очень европейскому и скромному лицу. Все держались с ним покровительственно, а он отмалчивался на подшучивания и улыбался в ответ. На мои осторожные вопросы практически не отвечал и был очень осторожен - до забитости, что очень понятно для народа, с которого фактически так и не сняты ссыльно-поселенческие ограничения. Памятен такой случай: в один из первых вечеров нас повели купаться на оросительный канал метров пять шириной (мутная вода, но купаться вполне можно - наша главная радость в этот месяц). Уже в темноте мирно стали раздеваться на бетонном берегу, как из ближнего дома выскочил какой-то местный бай и начал гнать нас, ссылаясь на то, что у него друзья в милиции и всех нас сейчас посадят, не xoчeт он отвечать за утопленников. Мы опешили, один Саша стал сразу одеваться и нас уговаривать: "Давайте, ребята, скорей уходить отсюда... не надо связываться". На удивление и остальные работяги промолчали, оделись и ушли вместе с нами, так и не выкупавшись. Потом мы с Володей облюбовали себе другое место для купаний, но случай того казахского (или узбекского) байства и приниженной молчаливости русских работяг и, особенно, крымского татарина запомнился хорошо.
Можно было бы вспомнить еще много интересных людей: и сторожа - старого узбека на базе, всегда радушно останавливающего тебя традиционными вопросами: "Как дела? Как здоровье? и т.д. (Как жена, как дети, как скот, как верблюд? " ... - это уж мы изощрялись друг с другом; и директора Уралова, кандидата с.х. наук, ничего не смыслящего и все же выбившегося в начальство, т.е. в люди (в глубине души человека неплохого, но попавшего в эти сволочные хапательские условия); и начальника соседнего Элеваторстроя Сардыбаева, у которого мы в основном и работали, и который так сильно нас надул и т.д. Но я кончу одним эпизодом: как мы бригадой строили пристройку к даче кассира "Элеваторстроя".
Толя дал согласие на эту работу с целью заручиться содействием начальства этой организации, а может, надеясь получить дополнительные деньги малыми силами в одну из заминок работы. Сначала пришли туда вчетвером после обеда, причем наш главный каменщик Валерий говорил, что это плевое дело мы быстро соорудим. Московский преподаватель и кандидат наук, он гордился умением легко чинить часы и тем, что сам сложил каменную дачу - и действительно, был очень толковым и смелым работником. Но вот что получилось. Хозяева собирались праздновать через месяц обручение своей дочери, студентки из Ташкента, и по этому случаю решили расширить свой коттедж за счет сооружения большой кирпичной пристройки взамен небольшой деревянной терраски. Фундамент уже был залит, но саму террасу двое из нас разбирали весь вечер (дерево и стекло дороги, и пришлось осторожничать). Я же с Валерием начал кладку и... продолжал ее все последующие дни, уже не здесь, а в "Элеваторстрой". Желающих класть было много, и мне пришлось чуть поработать локтями, чтобы удержать за собой столь трудное право, но я пошел на это, поскольку уже много лет ради пользы дела уступал его другим, более пронырливым, а сейчас не захотел уступить. И теперь я могу сказать, что за этот сезон стал каменщиком, пусть и весьма среднего уровня, но самостоятельным. Может, это главное, что я приобрел в Дустлике.
Но ту пристройку пришлось делать не из обычного, а из земляного кирпича, который формовали два наемных аборигена и складывали в кучи для просушки тут же. Раствором служила обычная садовая земля в яме тут же под яблоней, разбавляемая водой. Все это кажется удивительным, но я был немного подготовлен своей целинной практикой, когда мы подсобничали при строительстве саманных стен кошар и коровников. (саман - ведь та же земля, только с соломой, и в условиях безводья, хорошо высушенным, может простоять довольно долго). Но вести кладку надо хорошо просушенным кирпичом, не спеша, чтобы швы успевали просыхать на солнце. Ничего этого мы не знали, опираясь на мнение хозяев: раз тут так делают, значит, можно. Мы оказались невежественными в этой работе людьми, и потому поплатились. На следующий день мы уже вшестером занимались кладкой и три стены росли достаточно быстро. Сначала выбирали кирпич покрепче, потом пошел в ход сырой и даже только что из формовки, он зачастую просто разваливался в руках, но мы и такие укладывали в стену, других ведь не было. О просушивании швов и качестве раствора вообще речи не было - мы должны были за воскресенье закончить кладку и уйти. Но стены были высоки и заканчивали мы их в темноте при свете ламп. Помогала почти вся бригада. Причем в ругани, потому что выяснилось, что на центральной длинной стене кладку раньше вели неправильно, не заметили "пузо", которое надо было срочно выправлять. Я вел кладку боковины и, закончив ее, слышал, как Толя распорядился остановить работу, чтобы утром при солнечном свете доложить оставшихся три ряда середины. Это сделают два человека за пару часов. Так что, спустившись вниз и отправившись умываться на канал, мы считали свою ''микрошабашку" (а может, узбекскую ''помочь"?) законченной.
В смысле экзотики эти полтора дня были наиболее насыщенными: ведь мы не только заглянули на узбекский двор, мы работали в прямо-таки зеленом раю, беспрестанно потчуемые хозяевами. Рядом работали дети хозяев, вертелись соседские ребятишки, расхаживал бдительный хозяин-инвалид и гремела традиционная азиатская радиомузыка... До сих пор жалею, что в той спешке не взял фотоаппарат и не заснял ни сада, ни хозяев, ни цветущего граната, ни нашей злополучной стены...
Вернувшись с купания, чтобы на прощанье расправиться с торжественным благодарственным ужином, мы вдруг увидели, как ужасна наша средняя стена (благо лампочка теперь висела снаружи, на проводе) - она просто выперла небывалым пузом. Я не мог поверить своим глазам: как же могли ее так сложить? Правда, я работал в другом месте, но ведь много раз проходил рядом и никогда такого не видел. У всех у нас появились какие-то растерянные и виноватые улыбки: нас сейчас будут благодарить за помощь, а работа сделана столько небывало и очевидно скверно... Как это могло получиться? - Никто тогда не догадывался, что мы видим не перекос стены, а ее медленное падение. Сырая длинная стена из полузасохшей грязи не могла быть устойчивой. При кладке ее невольно толкали изнутри, и потому она незаметно подалась наружу, а дальше уж ничто не удерживало ее от дальнейшего, вначале такого медленного падения... Мы сидели в саду почти всей бригадой и хозяйской семьей за водкой и пловом, фруктами и прочими вкусностями, когда вдруг ошарашенно мигнула и загасла у дома лампочка и оглушительно вздрогнула земля, заставив подумать о землетрясении. Оказалось, что земля затряслась oт нашей работы. Слава Богу, что рядом никого не оказалось, и тонны пусть мягкого, но все же тяжелого кирпича не обрушились на наши или хозяйские головы. Уцелели только боковые стены и углы. Центральная же часть до метра высоты была снесена...
Что тут было? Хозяин непрерывно повторял: "Хорошо, что никого не прибило''. Для утешения решили, что виноват сырой кирпич и тонкие стены - да так оно и было, если забыть еще нашу собственную вину - самонадеянность и халтуру, т.е. работу без знаний, на авось, неответственно. И еще надо признать виноватыми наших хозяев, пригласивших не специалистов (да и откуда в Москве специалисты по кладке земляных, вернее, из сырого кирпича стен?) Впрочем, вся Азия во все века халтурит. Недаром в ней так распространены постройки из сырого кирпича, которые так быстро разрушаются. И когда я вижу на толстых стенах недавно отреставрированного Самаркандского Регистана новые трещины, я вспоминаю собственный печальный опыт и утешаюсь: здесь, в Азии, всегда так.
Работа с бригадой
Несколько дней мы все вместе работали на складе, пытаясь отделить рельсы oт шпал. Толя теперь съездил в Джизак, нашел руководство, удивил их наличием большой бригады, и дело пошло быстрее. Из СМП прибыл 10-т автокран вместе с Алексеем. Однако теперь Алексей показал нам себя совсем с иной стороны: совершенно больным после перепоя (а может, запоя), он мог только отлеживаться и маяться. Но главное, что его предложение снимать рельсовые плети краном было нереальным: в цехе кран не мог толком развернуться, к тому же, выдергивать что-либо, а не поднимать крану категорически запрещено во избежание несчастных случаев. Алексей ничего не мог предложить взамен. Мы с Володей были сильно разочарованы. Тогда с подачи Абубакирова решили снять рельсы, оставив шпалы в земле. Но выдергивать костыли без специальных лап было очень трудно и, помучившись полдня, бросили. Решила эту задачу личная заинтересованность. Видя наши муки, Аким решил выдернуть "ненужные" шпалы - для строительства у здешних родственников. Подбил на это дело мощный базовый погрузчик. Мы сначала поддомкратили путь, сантиметроов на 20, взломав весь асфальт, а потом погрузчик стал их выковыривать своим ковшом и ножом. Мощная машина, ведомая заинтересованным человеком, делает чудеса - путь в цехе был разобран за полдня, причем рельсы были сложена в одном месте, а шпалы переправлены кому-то за забор... После этой лихой операции наступило затишье, потому что бригада переориентировалась на другую стройку- надо было ждать нивелировщика и грейдер. Толя в эту работу, видно, не верил - и заслуженно: уже очень мутно вокруг было, даже договор с бригадой был заключен лишь после нашего отъезда. Все оставшиеся до 20 июля дни бригада работала в соседней организации.
На предложение работать директор Элеваторстроя Сардыбаев ответил безусловной готовностью принять, выделить объекты, и, конечно же, щедро платить за аккордную работу. И, действительно, оформили, через неделю выписали сторублевый аванс, сразу же обеспечили работой: фундаменты под гостиничную пристройку к управлению и отдельное здание столовой. Мы залили два фундамента и вывели до крыши стены столовой. И, хотя работа шла не так быстро, как хотелось бы (ребята сильно уставали, и после обеда выходили на работу только с пяти часов, когда начинала спадать жара), но к в воскресенью 19.7. перед нашим отлетом стены были фактически выведены под крышу, а мы чувствовали, что набили руку и в приготовлении раствора, и в обращении с раскаленным жарой кирпичом, который от полива водой шипит, как сковородка, и сразу же сушит брошенный на него раствор...
Но одновременно выявились и тревожные вещи: Сардыбаев ушел в отпуск, исчез, его обещания оказались никому не известными, и прораб рассчитался за уже сделанное лишь по официальным расценкам, 1700 рублями, т.е. едва оправдался уже выданный аванс (тогда мы считали, что это лишь начало)... и потому у руководства бригады (мы в Володей в него не входили - это были фактически Толя с женой-поварихой и Валерий-''каменщик'') было принято решение оформиться на работу еще в одной соседней организации - на бетонирование складских полов. Обращение в соседний хлопковый завод было безрезультатным, еще одно предложение - строить фундаменты частных коттеджей провалилось с потерей 4 человеко-дней, а вот бетонирование склада оказалось самым удачным. Но мы с Володей проработали там всего один день и улетели домой - нас ждали дети с нетерпением.
Осталось описать саму бригаду из случайно, в общем, собравшихся людей и познакомившихся только здесь. Среди них было два преподавателя какого-то хим.вуза, три преподавателя военной академии, три сотрудника милиции и трое знакомых Володи по шефской работе в совхозе, среди которых и Толя с женой. Люди разные и совершенно не притертые. Наиболее слабыми работниками, на мой взгляд, оказались работники милиции (кроме Саши Я.), но одновременно и самыми наглыми, наилучшими же, с моей точки зрения, - военные. Но это все тонкие различия, неизбежные в каждом коллективе и покрываемые общей целью - необходимостью настоящей работы.
Удачей было присутствие в бригаде Валентины, очень умной и интересной женщины, прекрасно разбирающейся в местных (да и не только в местных) людях и работящей. Она взяла на себя не только готовку еды, но и закупку продуктов в магазинах и на рынке (там шел в основном обмен за московский чай), и уборку, и даже стирку для некоторых. Когда-то она работала завучем в этих местах, потом, разведясь с пьяницей, уехала в Москву, ухаживала за больным родственником, после смерти его были на нее какие-то гонения из-за наследства, потом вышла замуж за разведенного Толю, мечтает о ребенке, работает в Институте цен... Мне было интересно с ней разговаривать, она представлялась откровенной и близкой (может, она могла так поставить себя и с другими), был убежден, что наше знакомство, конечно, продолжится в Москве. Поэтому, когда в Москве произошел разрыв, я был очень обескуражен, и до сих пор плохо понимаю ее роль и мотивы в этой истории. Потому что ведущая роль и огромное влияние, оказываемое Валентиной на действия Толи и всей бригады, были очевидны.
Толя с самого начала поставил себя большим начальником. Ходил исключительно в чистом, как говорится, наглухо застегнутом (при жаре!!) и только иногда, для приличия, принимал участие в перекидке кирпича или досок, в остальное время - ошивался по кабинетам и в поездках с дипломатом, в котором хранил все паспорта и общую наличность. Такая роль бригадира всем импонировала, ибо порождала уверенность, что есть человек, который обеспечит наши интересы и не позволит обжулить при оплате. Однако он только играл эту роль. Может быть, в первый раз, и тогда, по правде говоря, - неплохо. Во всяком случае, в борьбе со среднеазиатскими обстоятельствами он проиграл или, что я тоже допускаю, - крупно обманул и нас двоих, и всю бригаду... Позже я связал воедино некоторые черточки его облика: неприятное многолетнее пребывание в Сибири, приблатненные словечки, какой-то зэковский облик, упоминание, что не pаз судился - все это породило уверенность, что прошел этот человек лагерный опыт, хоть и вхож сегодня в министерства, и потому от него можно ожидать многого. Но связалось это только в Москве.
В несколько особом положении находились мы двое - и как здешние "старожилы", и как люди, зазвавшие бригаду сюда, а, значит, ответственные за все трудности и возможные неудачи. В определенной степени так оно и было. Но с другой стороны, я твердо помнил, что именно Толя был больше всего заинтересован в среднеазиатском варианте (наверное, под влиянием Валентины), что если б не он, может, мы оказались бы в Якутии. А потом, какими будут окончательные результаты, говорить было рано, да и нельзя сваливая на нас общую беду. Попреки такого рода в наш адрес бывали, правда, редкими, но достаточно обидными (поэтому я всегда энергично протестовал), а главное - опасными, потому что могли повлиять на окончательное распределение заработка внутри бригады. Хотя общепринятым является принцип дележа по числу проработанных дней, но возможны и поощрительные или отрицательные коэффициенты (один раз мне бригада на Печоре присвоила коэффициент 1,3 - и я это запомнил как редкую в жизни награду на уровне единственной же медали ''Зa освоение целины") - тем более, что деньги бригада будет получать уже без нас. Тревожило и скрыто-недоброжелательное отношение Толи: именно oт него шли упреки, и не только за малую разворотливость в период до их приезда, а за качество работы уже сейчас. А поскольку Толя бывал на рабочей площадке лишь наскоками, то его придирки ко мне, например, выглядели очень избирательными, нарочитыми, и это меня очень тревожило. Ему как будто очень хотелось, чтобы именно я оказался плохим работником. Володя к тому времени немного устал, начал позволять себе философствовать на площадке о бессмысленности погони за деньгами, об этике шабашных работ и необходимости не спешить, и по иным раздражающим всех темам, потому сдержанное отношение бригады к Володе было почти обеспечено. Со мной же было труднее, и придирки Толи вызывали недоумение и отпор от работающих рядом, мнение о моей хорошей работы так и не было поколеблено (только Володя часто ворчал на плохое качество кладки, когда работал у меня подсобником и что, мол, рано мне было браться за мастерок (это на пятом десятке жизни!). Наконец, встревожил и доверительный разговор с Валентиной перед нашим отъездом о том, что у бригады отношение к Володе сложилось отрицательное и потому - ''Вы, может, потеряете и в заработке''. В таком разговоре странно было бы оправдываться, аргументы надо поберечь для возможного разговора в Москве. Но я понимал и подтекст этой фразы: если результаты будут хорошими, то и мы оба ничего не потеряем, а вот, если нет - тогда ''может'' (и даже наверняка) нам припишут эту неудачу и отыграются самым простым способом - не зачтут полностью отработанные без бригады дни. Тем более, что мы и не скрывали, что вначале были дни выжидания, что по-настоящему работали без них лишь одну неделю. С другой стороны, Толя во всеуслышанье подтвердил, что в бригаде будет соблюдаться принцип ровной дележки "как всегда", и без возражений согласился на фиксацию нашего срока работы - с 21 июня до 20 июля, т.е. ровно месяц (у остальных же срок должен быть с 4 июля по 2-5 августа). Оставалось надеяться.
Последний день работы прошел хорошо и благожелательно. Правда, удивило, почему Толя распорядился нам с Володей идти на базу, где явно не было никакой работы (Алексей все никак не мог оклематься от запоя, из "поезда'' поступала техника, но не дело), а не со всеми на новое место работы - бетонирование полов... Потоптавшись чуть на базе, мы сами вернулись к бригаде и вместе со всеми отработали до конца... Потом был прощальный, провожальный вечер, нам желали благополучного пути, успеха в наборе бригады-продолжения (на этом особенно настаивал Толя, исходя из своих переговоров с Джизакским начальством о ремонте путей на базе. Он многозначительно и не раз повторял: "От этого, парни, зависит и ваш заработок''. Намек был гнусненький, звучал двусмысленно, но мы обещали сделать все, что можем, и действительно, в Москве звонили по всевозможным вариантам. И судьбе было угодно, чтобы в поле зрения Володи попала одна бригада, искавшая в тот миг работы и согласившаяся поехать в продолжение: так что и это условие было выполнено. Мы в ответ, конечно, желали успеха в окончании "нашего общего предприятия". И нам искренним добром отвечали. В такой атмосфере доброжелательности легли спать, как в прощание, потому что рано утром, еще в темноте, Володя нетерпеливо меня поднял, и мы тихо ушли.
Час ожидания на автовокзале автобуса на Ташкент, два часа в Ташкенте между базаром и книжным магазином, и самолет на Москву, чтобы через полтора дня подготовки в ночь на 28 июля двумя семьями уехать поездом в Белоруссию. Начался поход и тихое обсуждение результатов нашего лета между нами четырьмя.
Ведь могло случиться и так, что кроме выданного Толей в последний день аванса в 100 рублей мы ничего не получим по доверенностям. Лиля шутила, что с учетом среднеазиатских подарков в виде арбуза, дыни и пр., экономного питания и 100-рублевого аванса на дорогу, результаты шабашки будут нулевые, что уже неплохо. Но мы надеялись на 600-700 рублей.. Получилось по-иному..
Расчеты в Москве
Вернулись из похода мы 10 августа, а 15-го я звонил Толе, который в этот день только вернулся из Азии (он оставался после шабашки у родителей на отдыхе). Звонил, уже встревоженный предварительным телефонным разговором с другим членом бригады - Сашей Я., который жаловался, что результаты неважные, они получили примерно по 500, нам с Володей причитается по 200, так насчитал какой-то "актив бригады" - "ведь Вы не работали на бетонировании полов".
Нет, это не было недоразумением. Толя подтвердил, что нам причитается по 186 рублей, как насчитал "актив". Что за актив? - Саша Я., Володя Е., Саша З. и сам Толя, а бригада утвердила. "Давай встретимся, чтобы отдать гроши..." Но мне сначала хотелось поговорить о деталях и основаниях такого решения. Трубка снова ссылается на решение "актива" и лишь с неохотой соглашается на какой-то разговор. "Зачем он нужен?" Я же настаиваю именно на визите к нему домой, на разговоре с ним и Валентиной и без Володи, надеясь на доверительные отношения с Валентиной.
Звонил я поздним воскресным вечером (понедельник был у Толи занят), а во вторник после работы он меня принял - один, без Валентины, которая неожиданно уехала на paботу в колхоз. Но я уже этому не верил, решив, что как Толя прячется за решение какого-то мифического актива, так и Валентина теперь избегает встречи, прячась за Толиной спиной. Разговор я мог вести только от своего имени, потому что Володя сразу занял "этическую позицию": "Я на них не сержусь. Они жалкие люди, и их надо жалеть", и, встретившись в понедельник, он получил насчитанные ему деньги. Впрочем, Володя готов был участвовать и в драке, если я ее затею - ради поддержки товарища. Но мне было важно понять сначала все самому. Из разговоров с еще одним из бригады, я примерно понял, что происходило без нас (работали на полах и продолжали делать вид, что работали на базе), как происходил расчет (в спешке, потому что 1 августа уже почти все вылетели в Москву), насчитали по 650 в среднем, уже за вычетом оплаты дороги, т.е. в два с лишним раза больше, чем нам. Такого обсчета я ни в каком сне не предполагал! Все подозрения относительно Толи сложились у меня в твердую уверенность: обсчет был сделан заранее и намеренно. И об этом не могла не знать Валентина. Зачем только она сговаривалась со мной о последующем семейном знакомстве в Москве? Это была непонятно, требовало выяснения. Однако, если подтвердится самое худшее, я не хотел отступать сразу, как Володя, хотел побороться. Тюремный опыт уже немного обкатал меня и требовал не уступать, если тебя бьют, даже если ситуация твоя близка к безнадежной. Что я могу сделать? - Только грозить разоблачением, жалобой власти. Но насколько это средство будет действенно?
Если судить по меркам уголовного, мошеннического мира, то выигрыш Толи был обеспечен: деньги именно у него в кармане, и как бы уже истрачены, розданы всей бригаде, и даже не его личным решением, а ответственностью повязана вся бригада. Попробуй, поборись со всеми! С другой стороны, вероятность, что мы с Володей на деле будем жаловаться и приносить ему неприятности, чрезвычайно мала, как по безнадежности этого дела, по мягкости наших с Володей характеров, так и по всеобщей неприязни к доносам: мало кто из интеллигентов может решиться на подобное, а потому не следовало принимать и во внимание этот вариант... В принципе, мы должны были лишь примириться со своей неудачей, может, после одного-двух эмоциональных разговоров с упреками и жалкими угрозами вроде "побить морду". И потому вполне понятно и стремление Толи свести к минимуму эту разговорную агонию (он предполагал просто встретиться в метро и честно отдать все "насчитанное активом"), и намерение Володи сразу отказаться от уговоров, став в гордую позу презрения к "богатству".
Я же был намерен прибегнуть к оружию доноса. Говорю это без обиняков и без колебаний, сознавая всю неприятность этого предмета для оппозиционного интеллигента. Речь идет именно о доносе власти, а не только об угрозе, потому что тот же небольшой тюремный опыт научил: самое жалкое и неправильное - замахиваться без решимости вправду ударить. Если замахнулся - бей без колебаний! В противном случае противник нутром чувствует твою нерешительность, и твою же угрозу использует себе на пользу, для усиления своей агрессивности: "Ах, ты так, гад, ну тогда получай!", хотя "гад", может, лишь преодолевая собственную "гадливость" и высоту этических принципов промямлил, что ведь и "по закону за это не похвалят". Нет уж, решаясь на разговор с Толей, я должен был реально представить свои последующие действия, а еще лучше, письменно составить свою жалобу-донос, и в случае неудачи отправить ее тут же. Отправить, даже зная, что этим действием я ни в коем случае не верну денег, а получу только дополнительные неприятности себе. Ведь судебные органы, разбирая столь сомнительные дела, спорные деньги обычно отправляют в доход государства, но надо было отправлять такую бумагу из принципа своеобразной честности: размахнулся - бей!
Значит, надо было заранее примирить свою совесть с этим будущим доносом, оправдать его необходимость. И это я проделал для себя, готовясь к встрече с Толей, а теперь должен оправдаться перед друзьями, т.e. выполнить главную задачу всего этого рассказа.
Положение осложнялось тем, что я намеревался давить на Толю, как на нечестного шабашного бригадира, зная, что не часто, но судят иногда (и дают несколько лет лагерей) именно бригадиров шабашных бригад - за "частное предпринимательство и наем рабочей силы". (ст. 153 УК РСФСР - до 5 лет лагерей или ссылки с конфискацией имущества). Судили не за сам шабашный труд, а за то, что бригадир не работал, а только неофициально организовывал, что приравнивалось к извлечению нетрудового, эксплуататорского дохода. Эту точку зрения современного закона можно кое-как оправдать устаревшими догмами марксистской политэкономии, но она очевидным образом противоречит жизни и интересам самих якобы эксплуатируемых шабашников. Ведь не будет бригадира, не будет ни бригады, ни работы. Поэтому ст. 153 в таком качестве используется крайне редко, я о реальных прецедентах не слышал, а только читал в литературе, тем не менее, прецеденты были, и жалоба на возбуждение уголовного дела имеет смысл. Но каким же образом я - принципиальный сторонник частного предпринимательства, и тем более - шабашных работ - мог прибегать к услуге такой неправильной уголовной статьи? - Но дело в том, что я хотел прибегнуть к услуге действующего ныне закона - не против частного предпринимательства, а против его мошеннического извращения и намеревался в жалобе объяснить, что стою за шабашные работы и предпринимательство, а не за обман и мошенничество во внутрибригадных отношениях. И все же я здесь не был полностью уверен в своей правоте. Несколько дней спустя один из хороших знакомых разъяснил мне: "Но почему ст. 153? Вы же возражаете именно против мошенничества? Так используйте cт. 147 про мошенничество. Она тоже весьма употребима". -
И я согласился с ним, переправив в черновике . 153 на 147, но отправлять эту жалобу е мне не пришлось. И слава Богу, потому что дело это все же неприятное и злое.
А какое право я, оппозиционер, имел прибегать к подобным "услугам" власти, когда мои товарищи сами сидят в лагерях? - Ответ на этот принципиальный вопрос проводит разделительную черту между лояльным и экстремистским оппозиционером. Как и власть, мы, конечно, противники уголовного мира. Но на чью сторону становиться в реальных столкновениях? Из опыта старых революционеров известно, что в тюрьмах и ссылках они держались взаимопомощи и благожелательного нейтралитета с уголовниками. Объединяющая ненависть к власти и стремление свалить ее было сильнее всего, и для этого все средства были хороши. Впрочем, это не помешало после захвата власти сурово карать своих бывших соузников-союзников. А вот для лояльных оппозиционеров типа кадетов, такой тип отношений был запрещен. Уголовник был всегда безусловным врагом, а власть - лишь когда она сама проявляла уголовные наклонности. В борьбе жe с уголовщиной необходимость союза с властью у кадета не вызывала никаких сомнений. А значит, необходим и донос на уголовное или иное преступление (например, террористическое) деяние. В действительной истории русские кадеты проявляли непоследовательность в подобном отношении к террористам и уголовникам - но это лишь проявление их слабости, причины их исторической неудачи.
Я себя считаю преемником кадетом и меньшевиков, лояльным оппозиционером, и в тюрьме не скрывал отрицательного отношения к уголовным преступлениям (в отличие от части так называемых хозяйственных), конечно, воздерживаясь от отрицательного отношения к самим людям, с которыми вынужден проживать совместно - ведь сам человек вовсе не равнозначен его преступлению. А сталкиваясь с уголовщиной на свободе, вполне могу и даже должен прибегать к услугам власти, делать ее своей союзницей и, наоборот, быть ее союзником в правильном деле...Голова моя часто вспоминает присягу херсонесца - гражданина демократического государства в Крыму еще дохристианских времен, поразившую мое воображение именно этим - клятвой доносить властям о всех нарушениях закона, и снова подтверждает: да, в нашей врожденной нелюбви к доносительству любому - признак врожденного же отрицания любого государства, и экстремистского, неправового сознания. И вот сейчас я хочу спросить у своих друзей - прав ли я?
Нет, я совсем не хочу оправдывать или поощрять стихию доносительства "родной советской власти" - известно, сколько бед она принесла в довоенные хотя бы годы, так что была осуждена вскорости самой же властью. Прекрасно понимаю, что по множеству неверных, но, к сожалению, ныне действующих законов, моральным преступлением является содействие власти. И что с большинством недоразумений ответственные граждане должны разбираться сами, в частном порядке, обращаясь к власти лишь в самых исключительных случаях - но все же обращаясь...
Идя к Толе, я подготовил черновик своей жалобы в адрес Ген.прокурора (поскольку действие происходило и в Ср.Азии, и в Москве) и парткомам по месту работы Толи, остальных трех членов "актива" и двух людей, которых я тогда считал лично ответственных за поведение Толи: Валентины и их друга - Валерия из военной академии. Я рассуждал так, что даже если Прокуратура отмахнется от моего заявления (наверняка), то, пока она это делает, напуганные парткомы достаточно прочехвостят своих подопечных и сделают выводы в отношении их дальнейшей карьеры. Внешне, может быть, все у них сойдет благополучно, но реальная цена, которую эти люди заплатят за свое мошенничество, будет достаточно высокой, чтобы не повторять его в будущем. Толя прячется за этих людей - пусть и они будут наказаны.
И пусть сразу узнают, может, вместе им будет легче одуматься и решить, что лучше не рисковать и пересчитать полученные деньги. Потому я и включил в их число представителя военной академии - не только потому, что был уверен, что он тоже был в курсе Толиных махинаций, но он был наиболее уязвимым: участие в шабашке, да еще мошенничество - для чести офицера малопригодны. Так, собственно, и получилось.
Разговор с Толей был спокойным, но долгим и напряженным, так что устал я от него страшно. Сразу же взял "причитающиеся" мне 180 руб. с соответствующей распиской (впервые за мою шабашную практику) - а то раздеремся, и я даже эти, все же немалые деньги, потеряю. Потом попросил показать, как образовалась эта сумма... Что ж - Толя показал все свои ведомости - рабочих дней и полученных от трех организаций зарплаты. Оказалось, что от базы "Сельхозхимии", где мы занимались ремонтом пути, был получен лишь аванс по 250 рублей на человека. Приехавшая на смену из Москвы бригада даже не была принята на работу и искала объекты в Дустлике уже самостоятельно. Ремонт же на базе приехавший из Джизака Алексей со своими друзьями решил проводить самостоятельно. Значит, и остальные деньги они же получат. Скорее всего, ремонт этот будет весьма халтурным и поверхностным - за исключением реально разобранного нами пути в 3-ем цехе, но деньги они, т.е. местное начальство, хапнут немалые (ведь говорил нам Лева - по смете здесь 160 тысяч, из которых зарплаты - на треть). Московская бригада сыграла свою роль - повозилась на объекте, оформилась - за что ей и заплатили по 250 рублей каждому, а остальное - уж извините! Наверное, тут погрели руку главным образом начальники, но, может, и Леву не забыли, да и Толя, наверняка, бригаде не все сообщил о своих заработках. Во всяком случае, именно ему пришлось получать за всю бригаду уже не аванс, а получку (опираясь на доверенности), хотя он и убеждает, что ничего он больше не получал, но быть этого не может... Да, любопытно было бы узнать, сколько каждый из этих людей здесь хапнул у этой "золотой" базы (ведь, занимаясь только перегрузкой удобрений, этa база включает в свой план стоимость этих удобрений и потому обладает бешеными средствами - таков один из многочисленных парадоксов социал.хозяйствования). Меня утешает, что мы с Володей оказались непричастными к этой нечистой афере: мы много работали на этой базе, и полученные нами деньги - не столь уж велики и вполне заслуженны. Морально было бы хуже, если бы нам выдали большие, незаслуженные деньги, и, приняв их - мы оказались бы в одной компании с расхитителями. Деньги нужны, а человек слаб, и разумных оснований для запрета на такую зарплату еще не выработано, потому спасибо судьбе. И главное, надо сделать вывод: в Среднюю Азию на шабашки лучше не ездить: или обманут, или втянут в нечистое дело.
Что касается работы на Элеваторстрое, то его начальник Сардыбаев так и не появился, а его заместитель накинул каждому из нас сверх полученных авансом еще по 20 руб. за столовую, да еще в виде особой милости какие-то липовые проездные - 15 руб., т.е. всего по 135 рублей на брата вместо обещанных Сардыбаевым по 700! Вот это и есть настоящая Азия! Как объясняла Валентина: "Если узбекский начальник согласно кивает тебе головой: "Хоп, хоп! " ("Согласен! "), то это надо переводить как: "Хрен тебе!".
Что же касается основных денег, полученных бригадой за последнюю работу по бетонированию цеховых полов (за 10 дней они получили 4000 руб.), то из них нам не насчитано было ничего, ссылаясь на то, что мы в этой организации не работали. Как так? А то, что мы работали до приезда бригады на базе? - Ну, это ерунда. А хотя бы последний день, отработанный нами именно на полах? - Это мелочь, ведь оформлены в этой организации вы не были... Теперь стало понятно, почему в тот последний день Толя не посылал нас на эту работу, он заранее исключил нас из бригады, ничего не говоря об этом. А на прямой вопрос отвечал одним: "Я говорил ребятам, что надо делить поровну", а они так решили, что именно так справедливо. И как сильно они работали!" - Ну, в общем, известные слова и оправдания, а воровские понятия о справедливости известны.
Долго мы разбирались и в такой мелочи, как характер вычетов за питание. Сами по себе они были невелики (Валентина очень умело вела наше хозяйство), но Толя к ним приплюсовал и сумму, которую он собирал в Москве на первоначальные расходы. Сколько я ни толок, что эта сумма и расходы - суть одно и что их нельзя из нашего заработка вычитать дважды - до него нe доходило, вернее, не хотел признавать - ведь тогда пришлось бы признать, что подобным образом он всеx остальных в бригаде обсчитал таким же образом.
Наконец, устав спорить в тупиковой ситуации, я выложил на стол свой решающий аргумент - "черновик заявления, объяснив, что считаю все эти расчеты неверными, что мы с Володей отработали не меньше, чем все остальные, а по дням - так даже больше, что делить надо по отработанным дням, как договаривались - тогда нам надо доплатить до среднего по 600. Если же нас выкинуть из состава бригады и расчет вести по реально отработанному объему, то мы должны иметь львиную долю в полученных на базе деньгах и оплату одного дня на полах, и тогда наш заработок вырастет до 900 рублей на каждого. Я понимаю, что сам бригаду собрать целиком, как он предлагает, не смогу, виновным считаю лично его и подговоренных им "активистов", а потому именно на него и Ко буду жаловаться - вот текст, который уйдет завтра же. И имей в виду, я не питаю иллюзий, что вышибу из вас эти деньги, но и даром это вам, особенно тебе, не пройдет... Для убедительности я даже раскрыл свое тюремное прошлое (показав копию приговора), заверив, что и это дело доведу до конца, а за последствия себе не опасаюсь: если меня и арестуют, то совсем за иное и по иным причинам... Говорю это, чтобы он понял, с кем имеет дело.
Упоминание о судимостях Толю не удивило: он тоже "несколько раз судился", а остальное его все же возбудило вплоть до угрозы набить морду тут же, если б не "мои седины", и выгнать из дома, но я и сам не желал задерживаться. Последнее же упоминание, что бригада на следующий день собирается у Белорусского вокзала пить пиво, я проигнорировал: день у меня был занят судом над Глебом Павловским, куда меня вызвали свидетелем (и он в самом деле длился до 10 час. вечера), а разговаривать о деньгах я считаю нужным только с ним, он же волен их собирать, где хочет, или выкладывать свои (тем более, что я был убежден, что помимо официального заработка его и Валентины по высшему уровню, он поимел несравненно большие деньги скрытным путем - и тем более разительно, как он держался потом, не желая выдавать последние рубли...).
На этом мы расстались. На следующий день звонил с расспросами Володя. Описав наш разговор и крайне низкие шансы, я предложил ему сходить вместо меня к бригаде на пиво. Он согласился, а потом рассказал мне о реакции на мою бумагу и объявление войны. За иронией: "Ничего у него не выйдет!", скрывалось и беспокойство, особенно у Валерия из академии, недоумевающего, почему именно его я задел. Пошумели и решили собраться на следующий день у Толи, позвав и меня на общее «толковище"... Что же - это добрый знак, хорошая реакция, может, о чем-то и столкуемся. Еще раз перечитал текст своего "заявления":
"...Бригадир... и его ближайшее окружение ...решили за счет двоих уехавших членов бригады поднять заработок свой и своих оставшихся друзей. Для этого они подговорили членов бригады... образовать так называемый Совет бригады для пересчета заработанных денег, который, якобы, и принял такое грабительское решение.
Должен сказать, что я с глубоким уважением отношусь к участникам и организаторам шабашных бригад, приравниваю их к злобинским бригадам и безнарядным звеньям, считаю, что они приносят большую пользу стране и людям. Однако такие бригадиры, как... и его соучастники, идущие ради собственной выгоды на прямой обман и подлость, дискредитируют этот вид деятельности и заслуживают, на мой взгляд, осуждения.... Считаю, что действия бригадира... нарушают уголовный закон... ходатайствую о возбуждении уголовного дела и прошу сообщить мне о результатах данного ходатайства в установленный законом месячный срок.
Однако, если Прокуратура СССР посчитает приведенные мною основания недостаточными для возбуждения уголовного дела, я обращаюсь к партийным и общественным организациям коллективов, в которых работают вышеперечисленные лица для принятия мер воздействия на них, ибо обманная эксплуатация чужого труда есть общественно опасное деяние, и ее нельзя допускать впредь.
Я понимаю, что заработанных мною денег, видимо, уже не вернешь, но считаю своим долгом сделать все, чтобы такие случаи обмана доверия не повторялись, чтобы подобные люди не смели в будущем позорить коллективы, в которых они работают как в течение года, так и в отпускное время. О результатах прошу сообщить..."
Что ж, эта бумага произвела впечатление, потому что она была подлинной и готовой к действию для тех, кто имел основания опасаться, и убедительно показавшей мое возмущение для тех, кто обладал чувством справедливости и увидел, какой несправедливости он дал совершиться.
В среду мы с Володей пришли после работы к Толе. Пришли и все остальные - не было только Валентины и одного из хим.преподавателей (он не мог из-за каких-то похорон, да и с бригадой глубоко рассорился). От пива мы отказались, и сразу пошел деловой разговор, в основном между мной и двумя из "актива бригады" - Толя как бы был устранен, молчал, в основном, и Володя, раз я заварил эту кашу. Но, поскольку речь шла именно о неверном расчете, а не о качестве работы и коэффициентах, то теперь я в равной степени отстаивал и его интересы. Я сразу же задал вопрос - К качеству моей работы у бригады претензий не было? - Нет, тогда почему такая колоссальная разница в оплате?" (Если бы ответили, что претензии были , я бы спросил, почему о ней не было разговора в Дустлике).
Разговор был крайне напряженный и изматывающий, ибо в нем решалась величина суммы, которую нам бригада согласится выплатить. Анализируя этот разговор, я вижу, что совершил массу ошибок и проколов (хотя они были и с противоположной стороны, но гораздо меньше). И главная моя ошибка, что я легко отошел от принципа равной оплаты отработанных дней. Я, вернее, от него не отказался, а даже настаивал, но прибавил: "Смотрите, если считать по-вашему, по количеству заработанного нами по организациям отдельно, то Вам придется признать, что нам причитается гораздо больше (ведь по моим прикидкам тогда получалось по 900 рублей у нас вместо 700 у остальных). И меня тут же поймали на слове: "Нет, давай считать по организациям". Я согласился, считая, что, доказав невыгодность им этого счета, мы вернемся к исковому равному счету, а оказалось, что в начавшейся торговле мне насовали столько факторов и неопределенностей, что дни на базе, где в основном работали мы - стали дешевыми, а цена последних дней без нас - баснословно дорогой. Я, конечно, боролся за каждую деталь, но убедительность была не на моей стороне, а желание соглашаться, покончить дело миром, становилось все больше, соответственно, росла и моя уступчивость. Отсюда и столь мизерный для нас итоговый результат наших компромиссных пересчетов.
Метода для пересчета была следующей: подсчитывалось число отработанных по каждой организации дней (очень долго мне пришлось убеждать, например, что после нашего отъезда они не могли отрабатывать по два шабашных дня - одновременно на базе, и на полах), затем вычислялась средняя стоимость отработанного дня по каждой организации отдельно, и количество отработанных нами двоими дней в каждой организации. Затем перемножением получился наш общий заработок: по организациям, а суммированием - итоговый. Если о количестве отработанных нами двумя дней договаривались сравнительно быстро - хотя спорили и о начале (с какого дня начали и сколько у нас было выходных в работе без бригады, и что последний день мы почти не работали), то с количеством отработанных всей бригадой дней было гораздо труднее: ведь большую часть дней мы официально были записаны в двух-трех местах, и лишь с огромным трудом удалось убедить, что в каждой из них вся бригада могла работать лишь частично. Включая и Толю с Валентиной, которые, оказывается, тоже претендовали на уплату двух-трех шабашных дней в день... Однако, добившись принятия правильного счета в принципе, я не смог добиться правильного числового разделения. Так, мне было совершенно очевидно, что после нашего отъезда бригада работала в основном на бетонировании полов, и лишь показывалась на базе сельхозхимии... Мои же оппоненты утверждали теперь чуть ли не совершенно обратное: бетонировали полы лишь несколько человек, и несколько часов в день, а все остальные торчали на базе... Наглое вранье, конечно (да, это чувствовалось даже по стеснительному молчанию большинства присутствующих в комнате, с интересом следящих, как два-три "активиста" отстаивают от нас "их деньги", (да, «наши» деньги уже давно были их деньгами), но что можно было противопоставить, раз ты сам не был там, и раз тебе поверили в рассказе о твоей работе без них... Компромиссом стало мое согласие считать, что последние дни без нас они полдня работали на полах, и полдня - на базе. Тогда я и сам не сознавал, что этим согласился на фантастику: очень высокий дневной заработок в 30 с лишним рублей за работу на полах, теперь увеличился вдвое - 64 рубля - в то время, как дневной заработок на столовой оказался в 10 рублей, да и то было уменьшено Толиными придирками, что Володя ходил за авиабилетами и еще что-то... Вот это и определило конечный результат пересчета в пользу бригады: оказалось, что именно они, а не мы, работали на базе, поэтому наш начальный заработок был определен около 20 руб. в день, основная наша работа вместе с бригадой была расценена по 10 рублей (с учетом азиатского коэффициента и длинного шабашного дня - это крайне мало), зато без нас бригада работала почти в пять раз денежней! Помог этому крену в их сторону еще другой, более мелкий мой просчет: согласие расценивать при расчете нашего заработка наш единственный день на полах не в 60, а в нормальные 30 рублей - тем самым мы сразу потеряли 60 рублей на двоих... Э, да чего уж там!
А какая рубка пошла при подсчете бригадных расходов. Не сразу, но до многих стала доходить абсурдность Толиных повторных вычетов - и за расходы, и за несданные в Москве деньги - но и возбуждать вопрос о всеобщем переделе ни у кого не возникло желания. Просто согласились со мной, правда, Толя лихорадочно вспоминал еще какие-то неучтенные почему-то покупки кастрюль, еще чего-то... но все это были брызги, нам насчитали выводов всего на 47 рублей.
Итог получился следующим: 784 рубля на двоих за работу на базе "Сельхозхимии" (взамен насчитанных ранее 500 р.), за работу на столовой - всего 198 р. (вместо ранее насчитанных 270 руб) и за последний день на бетонировании - 52 руб), за этот день с нас напоследок лихо рванули громадные налоги в 13% - но я уж махнул на это рукой). Осталось только сложить эти цифры и вычесть бригадные расходы - 95 руб, и уже полученные от Толи деньги - 575 руб...
Но тут почему-то вмешался возмущенно в дело Сергей Б. - из компании работников МВД, державшийся ранее в тени. Теперь же он чем-то оскорбился, затребовал скорей кончать все это грязное дело и что уже 11 часов, домой скорей надо, нет никаких сил и потому... дело окончания расчетов взял в свои руки... Чего-то кумекал, пока я чуть приходил в себя, потом требовательно, глядя в глаза, начал диктовать: "Смотри, вот расчет: с этой цифрой ты согласен? А с этой? А дальше?... Он просто давил, но только после я оценил эту манеру поведения, как гипнотическую... Я пытался возражать против такой манеры, потребовав отдать мне этот подсчет и оставить на время в покое: «Плевать мне, что уже много времени»... Я не мог согласиться с этим расчетом, потому что итоговая сумма, причитающаяся нам к выдаче, оказалась неожиданно небольшой - всего 259 рубля! Всего-то на всего - каждому по 130 рублей вместо 300, как я надеялся. Как же это могло получиться? - Я судорожно пытался сосредоточиться и проверить хотя бы последний расчет, производя его самостоятельно - получалось то же самое - а ведь на деле расчет Сергея был подтасованным. В сумме у него получилось 929 рубля вместо положенных 1029, и потому к выдаче оказалось 259 вместо 359 р.
Много раз я мусолил эти цифры, и не мог найти Сергеевой ошибки: Кругом все торопились, и лишь один я чего-то пытался понять в "очевидном". Наконец, я сдался, спросил у Володи: "Согласен? - Да-да, конечно!" - Ну, давай, что ж поделаешь..."
За моей спиной стали собирать складчину с присутствующих - по 26 рублей с каждого, и диктовать нам расписки. Расписка - Да, ради Бога! Написали, что, получив по 129 руб., претензий ко всем "нижепоименованным» не имеем. Я, правда, написал более точно: "что финансовых претензий предъявлять больше не буду", объяснив, что претензии, особенно морального свойства, у меня остались в избытке. Это пришлось внятно объяснять Валерию из академии. Кстати, Толя тут же начал требовать какие-то расписки от всех остальных, мотивируя: "А вдруг..." и мне подумалось: "Спешит, котюга!". Ну, наконец, нам выдали и собранные трешки - выдавал их Сергей. Я был наслышан про его картежные увлечения, и потому, не стесняясь, и очень тщательно пересчитал. Нет, деньги выданы правильно. Мы их тут же разделили пополам, потом я отдал Володе половину его телефонных расходов, и мы ушли, пожелав напоследок, чтобы таких несправедливостей больше у них не случалось. Ничего, стерпели.
На улице меня как будто отпустило: вдруг понял, что в чем-то я просчитался и даже вроде понял, где... Но снова запутался и убедил себя что показалось...Ночью долго не мог уснуть, пытался читать, потом вновь потянуло к бумагам и пересчетам, и только тогда я узрел ошибку в расчете. Я материалист, но тут несколько дней думал, что Сергей гипнотизировал меня, и на расстоянии не давал возможности понять изъян в расчете, пока сам не заснул и не потерял надо мной власти - чушь, конечно, но чему не поверишь вначале... Ругал я себя за эту промашку страшно: ведь теперь придется эти деньги собирать со всех снова. Когда дана уже расписка, и когда снова никого не соберешь. Да и сколько сил на это потратишь! И времени! И, тем не менее, надо было исправляться.
Выбивание остатков
Утром начал звонить, просить сложить заново три цифры, вычесть еще две и убедиться, что Сергей меня надул, недодав 100 руб. Толя, уразумев, сослался на то, что считал не он и ничего не знает: "Вот если все согласятся!" Один из главных счетчиков-активистов - Саша Я., признав ошибку, сослался, что ему некогда из Подмосковья приезжать, да и денег сейчас нет. И только Валерий из академии уверил, что если ошибка в самом деле произошла и счетчики это признают, то и деньги со всех "академиков" я получу - "можешь быть уверен, мы другие люди".
В общем, эти остатки пришлось нам с Володей выбивать по частям. После того, как обманувший меня Сергей из милиции напрямую по телефону мне объявил, что "с тобой, мол, я разговаривать на эти темы не желаю", и примерно то же ответил еще один, разозлен я был до крайности, и в очередном разговоре с Толей объявил, что вопрос этот ясен, собирать бригаду для обсуждения тут нечего, надо просто отдать каждому свою долю недоданной сотни (выходило по 9 р. 9к.). На тех же, кто не отдаст, придется писать на работу. Так и получилось.
Володя меня полностью поддержал. Мы сознавали, что ввязываемся из-за ста рублей в длительную нервотрепку и тpaту времени и сил, но надо было довести дело до конца. Замахнувшись - бей. Иначе в следующий раз такие Сергеи будут уверены, что стоит только проявить побольше наглости и выдержки характера - и все сойдет у них с рук. И еще мне интересно было в ходе этих сборов выявить отношение каждого из членов бригады к произошедшему.
В начале следующей недели я встретился с двумя академиками. Так было непривычно видеть этих ребят в форме старших офицеров. Они отдали свою долю (третий это сделал через месяц после моего звонка уже домой - кстати, он был в числе "активистов- расчетчиков), a затем минут 10 поговорили. Валерий напрочь отрицал участие и в расчетах, и в махинациях Толи, да и знакомство их было случайным. Что ж, возможно, я и ошибался в переоценке роли этого человека и потому, хоть с трудом, но признал и свою ошибку, а потом, окончательно пересилив себя, просто извинился за напрасные подозрения, прося учесть свое взбудораженное положение и то, что не мог сразу дозвониться до Валерия в первые дни и думал, что он меня избегает... Мое извинение Валерий принял с облегчением - ему не хотелось плохо думать обо мне, несмотря на очевидную обиду. Вся эта история обоим очень не нравилась, особенно поведение милицейских волков. В общем, расстались мы дружелюбно, хоть и сдержанно: им было неудобно, что невольно попали в паршивую компанию, а мне - что представлял Валерия, как одного из главных виновников. Кстати, я сознался и в том, что включил его в обвиняемые не только потому, что был твердо в этом уверен, но и по тактическим соображениям - понимая, что он наиболее уязвим, и потому окажет на бригаду наибольшее воздействие в сторону компромисса (так оно и оказалось).
Потом меня отправили в совхоз на подшефную работу и "сбор остатков" возобновился только в сентябре. Из обзванивания остальных стало ясно, что они ссылаются на мнение других: как все. Поэтому было важным выцарапать денежки у главарей, уже признавших факт обсчета. Сашу из Подмосковья взял на себя Володя, много раз звонил, тот все откладывал встречу. Наконец, Володя сам поехал к нему электричкой, нашел дом, но застал только жену - и объясниться с ней не решился.
Столь же неудачно проходили переговоры с Толей, который раз за разом ссылался на "отсутствие денег" и на желательность сбора бригады. Наконец, я попал на саму Валентину. Слава богу, трубку не бросила, как прочие. Объяснил, что вынужден звонить, а если пойму, что обещание Толи - очередной блеф, то буду вынужден писать на работу обоим. Валентина удивилась, что Толя не отдал десятки, которую брал у нее для этой цели (значит, опять пропил) и объяснила, что она отдавать какие-либо деньги мне не собирается, после нанесенных ей лично оскорблений и угроз ареста, конфискации имущества, ругательств - все это со слов Толи. Настала очередь удивиться и мне, а потом объяснить: считаю главным виновником в произошедшем Толю, но до сих пор уверен, что все это произошло не без участия и ведома Валентины, а потому и счел возможным жаловаться и на нее. После ее уверений, что ничем таким Толя с ней не делился, и в расчетах она не принимала участия, я счел за благо поверить на слово - "извиниться", если это правда. Извинения были с готовностью приняты, и встреча с Толей - твердо обещана. Честно скажу, что, хоть и извинился, а нет у меня уверенности в невиновности Валентины (как Валерия) - уж слишком умна и близка Толе эта женщина. Но даже если какие-то шансы моей неправоты есть- лучше извиниться. Тем более, что это делало Валентину союзницей. Действительно, через несколько дней Володя все же встретился с Толей и после долгих разговоров, по Володиному определению - "изворчавшись весь" тот отдал за себя и Валентину.
Получив деньги от 5-х из 11-ти, можно было ссылаться на мнение большинства, включая бригадира. Теперь я приступил к переговорам с двумя преподавателями хим.вуза. Один из них отказался разговаривать со мной и Володей по "этическим мотивам", другой разговаривал много охотнее. Этот последний, Игорь, тоже считал себя обиженным, рассказывая, что ему из какой-то неучтенной в расчете премии (оказывается, была и такая!) выдали лишь 9 руб. вместо 30 р., а при выдаче основных денег просто обсчитали на 25 р. - он это обнаружил лишь в самолете, и потому о том молчит, но считает, что мне он выдавать ничего не должен - "пусть они расплачиваются, раз меня надули". Говорил, что сочувствует моей "борьбе с негодяями", но у него на это сил и времени нет, да и методы мои - в общем, не совсем этичны, пахнут вымогательством.
Я ему твердил, что даже по компромиссному, согласованному со всеми варианту, у него лично находится часть наших денег - и я прошу вернусь из нее только часть (9 р.), поскольку остальную часть его доли (26 р.) выплатили остальные члены бригады, и это много больше, чем какие-то недоданные ему в премии рубли ...- Он снова поворачивал на прежнее, желая вместе с тем мне успеха и интересуясь "ходом борьбы". Наконец, мне это надоело, и когда я объяснил коротко: пишу на обоих в партком вуза и забываю об этих деньгах - согласился встретиться. Еще один тур убеждений, и, со вздохом, мне передаются 9 руб. со словами: "Ну, ладно, деньги, конечно, небольшие..." - Просто удивительно, как этому благополучному, разумному, убежденному в своей "этичности" интеллигенту, наверняка способному выбросить сотни рублей на ерунду вроде автомобиля - жалко этих 9 рублей! Удивительно. Ни малейших сомнений в этичности полученных им самим денег и упрямое желание, чтобы не он, а кто-то иной вел "грязную борьбу".
Еще через несколько дней мы получили очередную долю от второго "химика-этика". Теперь осталось не отдавших только 4 человека, из 11-ти - почти безнадежных, по нашей оценке. Надо было писать на них жалобу - дело очень неприятное, и потому мы непроизвольно тянули с ним: вдруг одумаются. Володя пробовал уговорить меня бросить все, не мараться, утешая - что "они все равно где-нибудь споткнутся и еще больнее". Я не соглашался: чем раньше стукнуть, тем и им, и нам лучше будет, а перекладывать свой долг на других - не дело. Порешили в последний раз повоздействовать через телефоны, а потом уж делать этот непоправимый шаг. Мне особенно жалко было Сашу из подмосковной милиции: работал он хорошо, да и деньги бы отдал сразу, если бы не влияние Сергея. Поскольку у меня был его домашний адрес, то отправил его жене письмо с просьбой повоздействовать и избавить от осложнений его карьеру. Видно, не помогло, или не попало адресату в руки. На Володины звонки Сергей ответил окончательным отказом, не прореагировав даже на предупреждение: "Не взыщи, но будем писать на работу"; Саша Я. ответил матом; третий - тоже сотрудник МВД - ответил, что посоветуется с Сергеем и сам позвонит, но не позвонил и, наконец, до четвертого никак нельзя было дозвониться на работу, а домашних координат его не было. Володя через сотрудников просил передать этому четвертому (между прочим, очень наглому парню, из активистов-расчетчиков) наше предупреждение, а через день убедился, что этот текст ему передан. Так что все четверо были предупреждены о последствиях, и совесть наша был спокойна.
10 октября мы с Володей после работы засели за составление своей жалобы, уточнив предварительно адреса. Брат Володи, работающий в системе МВД, высмеял нашу затею, убедив, что наша жалоба не будет иметь никаких последствий, ибо там работают в основном провинциалы, люди грубые, жалоб на милицию идет очень много, и такие мелочи привыкли просто игнорировать. Мы соглашались с этой оценкой, ну что ж? - важно лишь самому сделать все возможное. Для большей действенности свою жалобу мы направили в Министерство внутренних дел, а копии - трем партбюро (четвертого мы не смогли узнать), рассчитывая, что даже если МВД бросит эту жалобу в корзину, то местные партбюро вначале встревожатся таким "высоким адресом жалобы" и сами предпримут посильные им меры. Документ был озаглавлен "Жалоба на недостойное поведение сотрудников МВД ... и примкнувшего к ним ..."
После краткого описания событий следовало следующее:
...И только упомянутые члены бригады - сотрудники МВД ... отказались исправить эту ошибку... они вполне сознают ошибочность перерасчета, нo не желают возвращать положенные нам деньги, цинично опираясь на полученные обманным путем расписки. Ведь именно... Сергей... подключился к пересчету на последнем этапе и произвел неправильное суммирование причитающихся нам денег, шумел, что очень поздно, надо скорее кончать расчеты и старался нас запутать (что ему и удалось). В последующем он отказался не только отдавать деньги, но даже разговаривать на эту тему, пренебрегая даже тем, что мы вынуждены будем сообщать об этом на его работу. Видимо, он совершенно уверен в своей безнаказанности. Видимо, он убедил в этом и остальных своих партнеров. Честно говоря, мы не ожидали такого поведения от своих коллег по шабашной работе, тем более от сотрудников МВД, готовых замарать свою честь, лишь бы не отдавать 9 руб.
Мы считаем несолидным такое мелкое шулерство для сотрудников МВД, считаем, что к ним необходимо применить соответствующие воспитательные меры, чтобы в будущем они не допускали таких позорящих МВД поступков.
Просим сообщить о результатах в установленные законом сроки во избежание дальнейших жалоб по адресу: ...
Дабы подчеркнуть принципиальность позиции, мы намеренно опустили требование оставшихся денег. Тем не менее, через неделю с чем-то ко мне пришел перевод на 9 р. от Сергея, a 3 ноября пришел такой же перевод от Саши Я., а еще вскорости и документ от начальника отделения милиции, где он работает:
Сообщаю, что Ваша жалоба рассмотрена, с тов. Я. ... проведена беседа, предупрежден о недопущении в дальнейшем подобных фактов. Деньги, в сумме 9 р., он добровольно выслал в Ваш адрес.
От начальника отделения милиции, где работает Сергей Б., ничего еще не было, но думаю, с ним была проведена "работа" посуровее - и заслуженно. А из управления кадров МВД в адрес "т. Сокирко" поступила еще одна любопытная бумага:
Ваше заявление, поступившее в МВД СССР, поручено рассмотреть руководству Главного управления внутренних сил Мосгорисполкома, откуда и Вам будет сообщено о результатах.
Меня эта бумага и тревожит, и радует. Радует, что МВД откликнулось, и что на их сотрудников все же можно найти управу. Тревожит, не быть ли от этого беды: ведь все же жалоба - донос в МВД! А приведешь в действие эту махину, бог знает, кого она заденет и накажет - может, больше невиновных? Кажется, нет, а все же тревожно и мучает сомнение в собственной правоте. - А надо было ли?
Итоги
Итоги еще не подведены окончательно, из московской милиции ответа пока нет, но думаю, что он будет довольно мягким, в духе уже присланного от начальника Саши Я. И думаю, что этого будет вполне достаточно для предупреждения будущего зла. Правда, остались еще двое незатронутых, не отдавших чужого - ну и бог с ними, они тоже будут предупреждены, что увернулись от наказания лишь случайно. Но какие мои предварительные и основные выводы?
Я называю шабашку 1982 г. - самой неудачной. И это действительно так, если судить по деньгам за затраченное время, силы и нервы. Но она не была нулевой в материальном смысле и была богата на жизненный опыт. Даже за вычетом недоданных нам 18 руб, каждый из нас заработал по 500 с небольшим рублей (вернее, получил от бригады), а за вычетом дороги и месячного питания мы привезли домой чистыми и в виде подарков - около 320 рублей. С учетом, что это заработок за четыре недели, что на еду надо тратиться в любом месте, такой результат - хоть и не похож на средний шабашный, но и лучше нулевого, нормальная оплата трудной работы. И такой результат - тоже хорошо.
Кроме того, мы пожили в экзотической стране, Володя познакомился с Самаркандом, я сильно загорел и научился кладке стен, мы познакомились с современными хозяйственниками и простыми узбеками и казахами. И самое главное: выдержали столкновение с нечестными людьми, сумев добиться пусть частичной, но победы, воспользовавшись помощью хороших людей (только с двумя из военной академии мне и хотелось бы оставаться в знакомстве) и помощью государственной власти. И хорошо, что власть пошла здесь навстречу нам, шабашникам, ограждая интересы честных шабашников он нечестных.
Значит, на будущее, нам особенно надо следить, чтоб не оказаться нечаянно в подобной же безнравственной ситуации (как очутились ребята из академии). Сейчас я думаю: слава богу, что Толя нас пытался обсчитать на равных, без выделения, допустим, Володи в худшую сторону (поскольку к нему были претензии) - насколько мне сложнее было бы... Правда, думаю, что я выдержал бы и такой соблазн, но все же... Нет, только принцип равной оплаты равных людей, только коммунистичность может спасти человечность отношений:
И еще: на шабашку в Среднюю Азию, с ее разгулом хищнического, азиатского, нелегального капитализма, нет, рвачества, лучше не ездить. Очень трудно и сложно заработать большие деньги честно, по крайней мере, таким, как мы, шабашникам. Лучше оставаться в России.
Ну, а в этот год, заработанных нами небольших и потому хотя бы честных денег - вполне хватило, чтобы оплатить летнее семейное путешествие в Белоруссию и Литву. И это хорошо!