Здравствуй, дорогая Таня! Вот и пришла осень и дожди. Послезавтра детки идут в школу. Лиля вернется из совхоза, жизнь начнет входить в обычную московскую колею.
Я кончаю комментировать Лилин путевой дневник (надеюсь, ты его прочитаешь, особенно в части гостевания в Таучике), вместе с тем идет и осмысление наших июньских бесед.
Можешь быть спокойна: твое категорическое осуждение моей "общественной позиций" я не забываю и не скрываю его от друзей (хотя согласиться с ним полностью, конечно, не могу, но многое в твоих упреках принимаю). Ну, да будущее все рассудит. Твое желание прочесть письма Кате тоже не забыл, но пока не могу его исполнить.
Одно из самых моих ярких впечатлений от нашей встречи - твое убеждение: жизнь в лагере гораздо интереснее и достойнее обыденной жизни! Ты знаешь, я всегда был ярым противником "самопосадки" и относился к лагерной перспективе с отвращением и страхом, но не могу не признать субъективной (т.е. твоей личной) правды твоих слов и не могу ими не восхищаться. Иной раз думается: может, я был не прав в своей традиционно мрачной оценке лагерной атмосферы, а потом убеждаюсь - нет. Мне всегда казалась обычная жизнь более значимой и содержательной, именно в ней мне следует исполнять обязанности.
Я лагерной жизни не знаю, она от меня далека. Но ты и в нынешней жизни на относительной воле даешь непривычные для меня образцы правильного отношения к жизни. Трудно и в этом согласиться с тобой сразу, но после размышления соглашаешься. Например, не могу не признать, что восприятие мною возможного досмотра личных писем, как нечто нормальное - уже есть проступок против прав и достоинства человека, есть внутреннее согласие на ущемление собственных, а, затем, по аналогии, - и чужих прав.
По иному я смотрю на контакты с КГБ. Ты отказываешься от общения с ними - разговариваешь только под принуждением закона. Я же не отказывался никогда от общения с ними, но при условии его принципиальной открытости. Всегда считал, что все, необходимые для существования нашего общества функции КГБ, должны быть оформлены открытым законом. Я не понимаю, почему в принципе неверен такой подход? Он не отрицает сложившихся в жизни отношений и учреждений, не требует кардинального слома их, а просветляет их открытостью и требованием подчиняться морали и закону. У тебя, наверное, есть возражения - напиши о них, пожалуйста.
К сожалению, наша встреча была наполнена большей частью обсуждением моей позиции и оправданиями (как ни не хотел я ими заниматься). До главной волнующей меня проблемы - как жить множеству лояльных правозащитников, которые, вступаясь за "правду", закон, против беспорядков и насилий, пишут в газеты, обращаются к высшим властям? Как правило, при этом они "портят жизнь" себе и всем окружающим, и редко, очень редко добиваются успеха через одобрение наверху. Им присваивают звания "бесноватых", "кляузников" и даже "клеветников". Наверняка, такие и есть, но, думаю, в числе жалобщиков больше искренних и благородных людей, полных сознания правды, правового сознания и самоотверженности. И интересно, что государство не может обходиться без них - отсюда и постоянное провозглашение сверху большого "внимания к письмам трудящихся", "к сигналам снизу". Понятно, почему - ведь это мощнейший канал "обратной связи", рука на пульсе людей. Однако жизнь и судьба этих людей, можно назвать их "жалобщиками" - трудна, а иной раз и просто трагична. Зачастую страшное одиночество им приходится выдерживать.
А вот выйти в "диссиденты" и опереться на "мировое общественное мнение" они не могут. И - во многом - правильно делают, по моему убеждению - особенно сейчас. Так как можно помочь этим хорошим советским людям, как им преодолеть свое одиночество в борьбе за правду и право, включая и свои человеческие права? Или ты считаешь эту проблему, задачу, не важной?
В 1988 г. в "ЛГ" была опубликована интересная статья "Отторжение", как раз о судьбе одного "жалобщика" - на этот раз, сравнительно удачной. Он сумел добиться успеха своими требованиями соблюдать законы и все инструкции в совхозе, но совхозу от этого приходилось туго (ведь во многом экономическое благополучие предприятия зависит от умения его руководителя обойти противоречивые или неверные законоположения), а жалобщику жилось неплохо, но зато в нелюбви окружающих, в отторжении от людей. Я писал об этой статье Валере Абрамкину, но он ответил мне каким-то странным осуждением героя статьи, осуждением, которое очень просто повернуть и против правозащитников. Меня очень интересует твое отношение к этому типу людей.
Можно ли в них видеть лояльных правозащитников? Можно ли возлагать на них надежды? Могут ли они стать массовой средой и опорой правового самосознания нашего общества?
...Конечно, мне чрезвычайно интересно было бы продолжение разговора и о сути общественного идеала (моего "буржуазного коммунизма" в частности). Давно я уже не говорил так доверительно и с такой заинтересованностью на такую важную для меня заглавную тему - несмотря на сильнейшие расхождения, почти "идейную враждебность".
Поэтому жду твоих ответов и вопросов, хотя бы очень коротких (я помню твою нелюбовь к писанине). Не забудь написать, как живет Таучик, баня, соседи, верблюды, мазары, море, зубы, охранитель Дасана, туалеты и весь твой комнатный мир... Большой привет от всей нашей оравы. 29.8.84г. Витя, Лиля, Галя, Алеша, Аня.