(Акташ - Усть-Улаган - Балык-Туюль - р.Чулышман -оз.Телецкое - р.Бия - Горно-Алтайск - Бийск - Томск - Омск - Тюмень - Тобольск - Тюмень - Москва)
20 августа. Акташ - Балыктуюль. Вот и уехали наши товарищи по походу... Дождавшись, когда автобус свернет на Чуйский тракт, мы пошли по своим делам: на почту и в магазины. В этом небольшом, в общем-то, поселке из деревянных двух- и одноэтажных многоквартирных рабочих домов почта и телеграф оказались разнесенными на километр. А кроме этого Акташа первого, есть второй, а в горах - третий Акташ, самих добытчиков ртутной руды. Но тех мы не видели.
В книжном купили очень редкую книгу: недавно изданные литературные статьи О.Мандельштама, для путевого чтения она, конечно, не годится, но покупкой своей очень довольны. Думали в райцентре еще купить - для друзей - но там уже не оказалось.
Ждать официального вечернего автобуса в райцентр Усть-Улаган мы, конечно, не стали и, закупив хлеба и иных продуктов на 4 дня, пошли на дорогу ловить попутку. Но далеко не ушли. Разговорчивый акташец (может, рабочий после смены), чуть подвыпив, остановил нас на перекрестке, где останавливаются местные автобусы и подбирают попутки. Пока ждали машину, он рассказывал нам о кратчайшем пути на Телецкое озеро, о себе, о здешних ртутных рудниках и укороченных сроках жизни. Говорил, пока не подошет ПАЗик, в котором юный стриженый солдат вез чуть более старшего офицера с портфелем - прямо до Улагана. Повез он и нас.
Акташ занят разработкой крупнейшего в Союзе ртутного месторождения. Он отличен от всех ранее нами виденных алтайских райцентров и деревень - маленький рудничный город из стандартных двухэтажных домов в центре (и на манер старого "соцгорода"), а вокруг прибой частных домиков в окружении причуйских гор. Много разных магазинов - снабжение, видно, улучшенное. Преобладание русских лиц, наверное, ртуть отпугивает алтайцев, да и не нужны им деньги такой ценой - досрочной смерти. И пусть как угодно уверяют врачи о безопасности здешней жизни, печать какой-то обреченности и грусти лежит на городке. И только глухие намеки на ее причины улавливали мы в словах нашего подвыпившего акташского благодетеля.
На следующем повороте, совсем при выезде из поселка, наш автобус высадил старушку, но зато принял двух подростков и девушку-алтайку, похоже, он собирал всех желающих. Красивую и модно одетую девушку (из Города, как потом выяснилось) мы приметили еще утром на подходе к кассе. А потом она тоже ждала попутку - и дождалась только сейчас. Бедняжка устала ждать. Мальчишки с живыми, открытыми лицами по дороге кого-то окликали, всех знали, вели себя как дома. Дорога на подъем, и в нашей машине грелся мотор, заставляя шофера менять в радиаторе воду. На одной из остановок было много черной смородины, я угостила шофера, но офицер отсыпал в фуражку ему и себе только чуть-чуть, сдержанно объяснил, что они здешние, это нам, гостям, смородина - в диковину... Денег за проезд с нас они не взяли, хотя Витя потом стыдился чуть, что не предлагал настойчиво...
Опять я засипматизировал этой военной паре, такой молодой и старательной. Шофер, по виду стриженый десятиклассник в неуклюжей форме и, наверное, 20-летний лейтенант в хорошо пригнанном обмундировании с подчеркнутой ловкостью и свободой движений, подчеркнутой командирской самоуверенностью и достоинством - истово играли свои роли. Они оба - как старательные и потому очень милые щенки. И как уважительны к подсаживаемым пассажирам! Это тоже входит в понятие чести, в имидж русского офицера. Почему-то хотелось чуть ли не петь славу такой замечательной молодежи. Смущали только красные петлицы внутренних войск, наверняка, значит, охрана каких-то лагерей (а может, я ошибаюсь, и в приграничном Алтае лагерей не бывает?) Нет, есть же они в Новоалтайске.
Да, это смущало... Но, даже если эти хорошие чистые ребята - охранники по роду службы, то разве не мы, старшие, в этом виноваты?
Проезжали несколько длинных мертвых озер со зловещей славой, что никакая живность в них не живет, и потому даже купаться в них никто не осмеливается.
Никто не объясняет нам причин мертвости этой красоты, а мне думается - не следствие ли это рудничной деятельности, ртутных отравлений?
Горы здесь невысокие, но автомобильный перевал нашему автобусу дался непросто, а потом покатили шустрее, уже по долине Башкауса. Через 60 км от Акташа - райцентр, большое село Усть-Улаган - без садов, с нечастыми бедными огородами... В Акташе они богаче и мощнее. А здесь - и северней, и выше.
Мы, конечно же, сразу заглянули в книжный магазин. Когда упаковывали взятое (Витя набирает алтайские стихи для диафильма) вошли наш лейтенант с солдатом. Шофер увидел книгу "Автомобильные дороги СССР" и долго ее теребил своими перемаранными руками. Только это и отметила я. Нет, чтобы догадаться, что денег нет, и подарить ему эту книгу, ведь доехали мы бесплатно... Вечно мы сильны задним умом/
И еще об одной своей оплошности надо написать. Уже к вечеру этого дня, уже за Балыктуюлем мы остановили с расспросами встречную легковушку. Веселый алтайский водитель с семьей бодро рассказал нам, что до Телецкого озера и по этой дороге 100 км, и по той вдоль телефонных столбов - тоже 100 км. А, узнав, что мы москвичи, сообщил, что они Москву давно уже собираются посмотреть. "Может, встретите нас там, в мавзолей сводите?" - попросила одна из женщин. Но мы с Витей как бы не услышали эту почти просьбу. Каждый из нас подумал, где взять на это время, да и слово "мавзолей" отпугивает. Потом стало стыдно: пусть бы люди приехали, нашли в нашем доме пристанище, сами увидели б, что времени у нас нет, и походили бы по Москве самостоятельно. Деликатные люди, они не были навязчивы, просьбы не повторили ... так и не завязали мы знакомств, ни разу не оставили своего адреса.
Сами удивляемся этой перемене с собой, снижению уровня общительности. Если причиной возрастные изменения - то это очень печально. Но мне кажется, что дело тут еще и в деликатности и большой сдержанности алтайцев, ведь как-никак, а они - наследники ойротов и веками воспитывались в ареале восточной, китайской культуры. Мы ждем просто более прямых просьб, какие для них трудновыговариваемы...
В этот день нас еще подвозили колхозной машиной до козоведческого колхоза в Балыктуюле. Но перед этим мы прошли от Усть-Улагана несколько км.
Шли мы тогда, шли-шли. Жарко. Я и попросила Витю спуститься к речке и пообедать - ведь все равно машин нет, бояться упустить нечего. Так и сделали. Витя выкупался, я же долго разбиралась. Когда же, наконец, плюхнулась в воду, Витя закричал: "Машина! - с людьми!" и замахал руками. На удивление, машина остановилась, видно, ее шофер знал, что другого транспорта здесь не будет. Никогда так спешно мы не собирались. Кое-как натянули штаны прямо поверх мокрого, все остальное - в рюкзаки, ботинки в руки, с грязными от ила ногами помчались к дороге - и с облегчением забрались в кузов. Еще бы - не придется 20 км идти пешком.
Машина везла издалека кирпич для печки, трех женщин с продуктами и промтоварами из районных магазинов и одного пожилого мужчину. Все алтайцы на лицо. А так - обыкновенные деревенские женщины, как и в любом советском селе. На прекрасном русском языке высокого уровня начитанности мужчина сдержанно объяснял нам условия здешнего хозяйствования. Лето очень короткое, сеют они в основном только овес. Уже с 15 августа начинаются заморозки, и даже ячмень не успевает достичь восковой спелости. Вот это лето особое. Тепло стоит необыкновенно долго, и все созрело.
Уже в Балыктуюле этот симпатичный человек растолковал нам, как встать на правильную дорогу к Чулышману, а там - к Телецкому озеру:"Вдоль телефонных столбов ни за что не заблудитесь".
Думаю, и Лиля ловила себя на удивлении перед интеллигентностью невзрачно одетого алтайца с монгольским лицом в какой-то глуши. А уж нам ли удивляться? Столько людей видели, стольких национальностей, удивительного такта и культуры. Казалось, давно следовало бы привыкнуть и удивляться скорее русским, когда они проявляют высокую культуру/ Ан, нет, свое врожденное расистское нутро, наверное, не переделаешь, в нем все равно живет национальное самомнение, "комплекс белого человека". С этими предрассудками, видно, и помрешь.
Но сперва мы пообедали на берегу небольшой речки, проходящей через деревню. Общественные козьи стада пасутся где-то в горах, и лишь немногие козочки у деревни аккуратно общипывают склоны. От разбегания их удерживают изгороди-поскотины - ограждающие всю деревню. Как интересно две козочки по досточке переходили речку. Молодая поскользнулась, оступилась в воду, а старшая прошла, чуть замочив копытца.
От Балыктуюля началась наша пешая часть по окрестным лугам. Шлось в этот день лениво. То ли недоспали в переживаниях, то ли переутомились накануне. На первом привале я даже заснула на полчаса. И потому мы решили пораньше встать на стоянку.
Встречный товарищ посоветовал переночевать в ближайшем пастушьем доме (иной раз его называют по старой памяти балаганом), что мы и сделали.
Дом был большим, возможно, в нем часто останавливались и туристские группы (раньше здесь пролегал плановый маршрут. Рядом - деревянная шестиугольная юрта с очагом посредине. Там мы разожгли костер для ужина, в дом притащили соломы. За вечер я заштопала почти все дыры на одежде и носках. Витя просматривал купленные книги и зачитывал мне интересное. Удачной оказалась покупка дешевого сборника алтайских литографий (32 рис. большого формата за 31 коп.). Этот праздничный день - рождения нашего первенца - был самым тихим нашим праздником.
Да, то был самый тихий наш праздник - и не только Темы - о нем мы вспоминали, конечно, благостно, но как-то отстранено, твердо надеясь, что его саянский поход, как было обещано его руководителем, прошел благополучно и сейчас он на пути к Москве. Но главной причиной нашей тихости и умиротворенности, конечно же, было окончание группового похода. В этот день и вечер мы как бы впали в свое прежнее, почти позабытое состояние похода вдвоем, без детей, в усталом спокойствии. И показалось, что этим днем мы начинаем новый период жизни - уже после серебряной свадьбы - когда дети уже выросли, а внуков еще нет.
И эта спокойная, малолюдная и красивая страна как нельзя лучше соответствовала нашему элегическому настроению - Восточный Алтай в прямом соседстве с еще более восточными Тувой и Красноярским краем с деликатными, монгольского вида, алтайцами.
21 августа. Плоскогорье до Чулышмана. Сегодня тоже праздничный день. Много лет, в честь начала нашей семьи, по 21 числам каждого месяца мы съедали праздничный шоколад, пока я сама не упразднила эту традицию. Но воспоминание о 21 числе, как особом дне, сохранилось. Сегодня остался месяц до нашей серебряной свадьбы - ну разве это не повод для праздника? Опять же тихого, серебряного.
День хорош. Иной раз моросит дождь, но быстро сменяется солнышком. И когда мы встали на обед, оно светило нам вовсю. С удовольствием пообедали и даже полчаса отдохнули еще, пока полтретьего не громыхнул с ближних туч гром, напомнив, что нам пора собираться, и заставив спрятать тетрадку в рюкзак.
Дорога была все время машинной, вилась по лесистым увалам, но никогда не отступала далеко от линии телефонных столбов - шла мимо редких пастушьих и охотничьих станов наподобие того, где мы ночевали, но, в отличие от дома нашей ночевки, они не были пусты. Нигде мы не остановились, хоть и приглашали - и на мясо, и на чай. В этот день нас обогнали три мотоцикла - рыболовов из Акташа (один из них вечером, уже на Чулышмане, угостил нас хариусом - 8 рыбок, из них две большие составили наш "королевский ужин и завтрак").
Обогнал нас и мальчик на пугливой лошади. Его отец потом кричал снизу, звал к чаю, а мы, час назад пообедавшие, все же не пошли. И опять осталось чувство неловкости: "Почему отказались? - Время свое пожалели, а человеку, может, скучно". А может, правда, он рассчитывал, что мы наймем лошадей, потому что был вопрос: "Помощь не нужна?" Раньше я бы и не подумала, что у людей могут быть корыстные цели.
Мне было легче, приятней с ними общаться.
Дорога шла без особых подъемов, но в какой-то момент мы почувствовали, что вышли на перевальную высоту. Лесистые ущелья сменились травянистыми склонами по ущелью, уползшему вниз. С какого-то поворота заблестело под нами глубоко озеро, и далей стало больше.
К 5 часам пришли к резко обрывающейся вниз долине Чулышмана - главной реке, впадающей в Телецкое озеро. Вагончики, бочки и несколько разбитых тракторов. Дальше по Чулышману вела только конская тропа.
Накрапывал дождь, что Вите мешало снимать чулышманские протоки и разливы, но зато пришпорило наш ход, так что двухкилометровый крутой спуск в долину мы проделали за полчаса, вместо обещанных нам строителем двух часов. Еще полчаса прошлись по нижней тропе мимо моста к кошу на том берегу, и в начинающемся сужении долины на симпатичной площадке у тихой зеленой воды поставили свою палатку. По Витиному желанию, пока он возился с палаткой, я, как по заказу, рядом нашла подберезовики и много волнушек. Конечно, отваривали, чтобы снять основную горечь. Ели в охотку, но все равно доедать пришлось в обед на следующий день (утром жарили хариусов).
Вечером с нами немного поговорил за кружкой чая (от грибов отказался) рыболов Саша из Акташа (он и дарил рыбу). Человек из породы открытых и славных. Для него такая мотоциклетная поездка в тайгу и на рыбалку на выходные (два раз в год) сильнейшее отдохновение, да и семье подспорье мешком рыбы.
На свою рудничную работу он особенно не жалуется. Ничего, мол, вот только газов много. Зато отпуск дают 57 дней, на пенсию отправляют в 50 лет. Да и ртуть нужна... А жизнь? - Ну, сколько получится, столько и проживем. Может, повезет и подольше...Я бы, наверное, так же рассуждала, будучи женой горняка.
Чем живы люди? Как интригует, привлекает нас тайна устойчивой рудничной жизни! Вот жизнь крестьянина или даже алтайского полуохотника-полускотовода понятна, скреплена традициями и обрядами, овеяна легендами. А быт горнорабочего, с его спокойным отношением к опасностям... Где там отдушина для самостоятельности, для творчества? Неужели им не трудно и не тоскливо? Неужели и вправду есть люди, славные люди, которым даже нравится подчиняться, быть солдатами, матросами, рабочими? По природе приверженные к казарме, а не свободе? Нет, не могу в это поверить до конца
22 августа. Чулышманская тропаИдем вниз. Дорога спокойная, тропа не теряется. У стоянки пастухов мама с детьми собирает облепиху. Я ее есть не могу, не идет. Витя все же старается, т.к. Лида сказала, что печеночникам облепиха полезна.
Идем снова вдоль телефонных столбов - наших неизменных сопровождающих - по узким приречным плато выжженной травы. На одном из них встретили совершенно неожиданно двух велосипедистов. Они хотят повторить наш путь в обратном направлении. Уверяют, что по горам на велосипеде лучше, чем с рюкзаком за спиной. На данном маршруте это, может, и так, но про иные горы - не верится.
День пасмурный и на ходу убаюкивает. После встречи с велосипедистами взбодрились почему-то и пошагали веселей.
У реки видели могилу 28-летнего парня с фотографией на памятнике. Погиб, наверное, при сплаве - река-то все-таки спортивная. Так что Витино желание посоветовать Славе К. сплав по этой реке и у него постепенно гасло.
Ничего не гасло. В Москве я рассказал и советовал Славе этот путь. Конечно, чулышманские пороги для неспортивных байдарочников - непроходимы, опасны - но ведь рядом идет прекрасная тропа и всегда есть возможность для обноса. Зато, какие малолюдные места, охота и рыбалка с выходом на Телецкое озеро
Пообедали. Витя покупался, а я помыла теплой водой голову. И снова: от одной горы к другой, от одного соцветия красок к другому. А рядом поразительно зеленая прозрачная река, прямо-таки темно, густо зеленая. Не перестаем удивляться.
К вечеру все же дошли до Коо, усталые. Сделали 30 км. Это небольшая деревня у подножия причулышманских гор, три русских семьи, остальные алтайцы, теленгиты. Путеводитель утверждал, что здесь растят не только яблони и ягоду, но и огурцы, и дыни. Разглядеть это мы не сумели, но оценили, что деревня стоит на очень солнечном месте.
Пройдя ее насквозь, на удобном месте меж протокой и старицей - стоянке плановиков мы и закончили этот день.
Деревня окружена заборами поскотин ы, и потому вокруг нее гуляют коровы и овцы. Длиннотравные луга сменились веселыми зелененькими лужками-лужайками. Видели конные повозки, не видели тракторов: в эту зателецкую глухомань-чулышмань - их трудно доставлять. И, может, потому Коо кажется такой не разбитой и даже аккуратной, наверное, ближе всего к швейцарскому идеалу.
И коровы, и ребятишки, и взрослые ведут себя очень спокойно, не отрываясь от своих дел, не обращая на нас внимания. Еще раньше у склонов скал видели фигуры косцов и ворошителей сена, и кажется, что за готовкой сена и уходом за скотом заняты все алтайцы. Под самый вечер наблюдали, как спокойно переправлялась через реку алтайская пара на коне. Сначала ее деловито переплыла собака, отряхнулась и побежала восстанавливать свой снос по течению, потом перешла с достоинством лошадь, без суеты и спешки
Поздним вечером мимо нас по недалекой дороге с грохотом проносился мотоцикл. А почти ночью с Витей пытался разговаривать молодой, отслуживший положенное, алтаец. Сначала немного про жизнь, а потом пришел с дружком и уже прямо предлагал мумие и золотой корень. Понятно, что мы отказались. Ребята, поколобродив еще немного, уехали в деревню, а мы заснули. Спалось плохо, ветер рвал пленку, которой мы укрываем палатку, и было тревожно. Но никаких дождей не выпало, а новый день опять начался солнечным.
Обескуражены ли были мы этой торговой попыткой молодых алтайцев в самом глухом горном углу? - Нисколечко! Торговля давно уже не противоречит нашим представлениям о правильной и светлой жизни. Только было чуть стыдно, что не оправдали надежды ребят, они зря тратили свое время. И жаль, что они не могут торговать дарами своей земли, плодами своих рук открыто, и потому эффективно - без таких вот ночных объездов стоянок плановых туристов. Торговля совсем не противоречит природному коммунизму, Алтай это знает. Знает то, что никак еще не станет понятным Москве.
23 августа. Страна ЧулышманияХоть и дошли мы вновь до колесной дороги, но, как объяснили нам, никаких машин здесь ожидать нельзя. Топать нам до озера еще 40 км. Только мотоциклы гоняют - даже чаще коней.
Воскресный день, но по обе стороны дороги кипела сенокосная работа. Не трогая больших полей и лугов, колхозники неутомимо косили на склонах и иных неудобьях - для своей скотины. Кипела крестьянская страда, так что было даже неудобно идти праздными туристами.
Зато колхозные удобные поля (как уверяет Витя, знаменитой до революции чулышманской земли) - стоят не скошенными, безлюдными. Овес лежит неподобранным. Техники совсем мало, и та стоит бездыханно.
Как будто наложено из Москвы верховное заклятье. А скажи про это ей, Москве - обозлится, возмутится, в клевете упрекнет.
По жаре шлось трудно. Почему-то меня подташнивало, наверно, от старых бульонных кубиков. Довольно быстро дошли до долины Башкауса, крупнейшего притока Чулышмана, почти равного ему. Но оказалось, что мост отнесен от устья на 5 км, и это подорвало наше настроение. Как-то очень тоскливо было делать такой крюк по дневному пеклу... Но зато случилось чудо встречи с поднимающейся в небо журавлиной стаей!
К половине седьмого дошли-таки до основного здешнего центра - Балыкчи. Громадная деревня, даже библиотека есть в отдельном доме. Всяческие конторы и магазины. Машины и разбитые дороги. Множество детей, георгины в палисадниках и яблоневые сады за изгородями. Жизнь бьет вовсю. Как будто Балыкча вобрала в себя все теленгитское племя, со всей долины.
Конечно, спросили про развалины монастыря. Оказывается, он был на другой стороне реки, добраться туда можно лишь на лодке, но, как нас уверили, там ничего не осталось, никаких старых зданий. И хоть нет особой веры этим сообщениям, наверняка, какие-то камни остались, но ради них искать лодку, когда впереди Телецкое озеро? И мы решаем: "Не судьба!"
Ни одной церкви не увидели мы в Горном Алтае, хотя было их выстроено многие десятки, в каждом почти алтайском селении - и вот исчезли бесследно! Даже такие крупные православные центры, как Чулышманский монастырь. Прахом пошли просветительские труды и усилия Алтайской духовной миссии - а все из-за принудительного, государственного положения православной церкви. Из язычества алтайцы предпочли уклониться в бурханизм, а после революции - в атеизм, и по всему громадному краю не сохранилось ни одного прихода. За время похода мы увидели лишь один православный памятник - большой крест на горке над позавчерашней дорогой. Один могильный крест.
Идти в этот вечер дальше Балыкчи мы не планировали, но время еще было, а Вите хотелось ночевать на озере. Что ж - я переобулась в тапочки, и опять пошагали. Но, правда, недолго. Нас подхватил трактор на свою тележку, где уже ехали геолог и три лесника. Среди них одна - девушка-алтайка, легко одетая, совершенно раскованная, свободная в манерах - чуть даже непривычно. Интересно, как на нее смотрят соплеменники. Ребята же (русские) ловят в горах браконьеров и по зверю, и по тайменю.
Последние пару километров шли пешком.
Озеро в вечернем свете казалось фиолетовым. Солнце, освещавшее облака, меняло оттенки цвета. Витя, конечно, полез купаться сразу, как только поставил палатку.
Народу на чулышманской косе - тьма! Множество палаток. Кто-то уходит в поход, кто-то приходит, кто-то сам по себе или приехал на этот берег с турбазы, чтобы вернуться обратно. Дров озеро на берег выбросило много, но много и загрязненных мест, т.к. общественных уборных нет, а кругом или скалы, или болота Чулышмана.
С 9-ти вечера в горах началась гроза - весь день собиралась. До нас она дошла, когда мы доваривали компот и могли его пить, уже лежа в палатке, надежно укрытые, в тепле и сухости. Так и ушли в сон. Ветер и дождь делали его беспокойным, но ноги все равно отдыхали, хотя теперь вроде бы это и не так важно - ведь пешая часть похода и для нас кончилась. Несмотря на непогоду, у костров чуть ли не до утра пели.
Чулышманская коса - стихийный слет туристов, плановых и диких, водных и горных, взрослых и детей. Чуть праздничное, чуть разгульное сборище на манер Запорожской Сечи, где взамен куренных атаманов - базовые инструктора. Но, конечно, сходство это лишь внешнее, ибо нет здесь единства цели и духа, как у сечевиков. Впрочем, общий дух все же есть - молодости и чуть бахвальства. Мы в такой обстановке чувствуем себя уже неуютно и сразу забились в самое укромное место. Палатка наша стояла крайней, там, где скалы сходятся с озерной водой, ближе всего к месту, где завтра будет причаливать единственный на озере пассажирский теплоход.
24 августа. Телецкое. Утром услышала, что вчера теплоход был столь перегружен пассажирами, что не все смогли уехать. Плановым туристам, наверное, не так уж важно, здесь ли жить, или на том конце озера, а мне вот жутко не хочется оставаться в этом многолюдье. Не представляю, чем можно будет заняться - да и на сколько дней? Дневник вот дописываю, что было нужно постирала.
В общем, с утра на взводе. Час остался до прихода теплохода, я сижу первая в создавшейся очереди, но, говорят, плановых вроде будут пропускать вперед и, видно, будет свалка у трапа. Витя спокоен, как всегда, читает Мандельштама.
Озеро так и осталось синим, точнее, фиолетовым, но светлеет, когда выглядывает солнце. И куда подевалась чулышманская зелень? На камнях печет, а у воды прохладно, веет озерным холодом. Вода - чистейшая. Берега отвесные - насколько видит глаз. Лишь тут, у Чулышмана, пляжи. Утром Витя прошелся по косе до впадения реки, а мне не хотелось.
Теплоход пришел с запозданием на 45 минут и отправился только в 15.40. 10 минут шла высадка через скопившийся народ. 10 минут длилась сумасшедшая посадка. Инструктора устроили давку, заблокировав трап и объявив, что сначала будут пропускать плановые группы, а остальные будут взяты, только если хватит мест. Витя не послушался, пытался пройти сразу, как только кончилась высадка, но инструктора его не пускали мертво. Получилась пробка и, чтоб не мешать, Витя уступил, сошел с трапа. Из общей массы начали выбираться плановые, между ними и некоторые водные и дикие, кто, видно, заранее договаривался с инструкторами. На ругань остальных инструктора только огрызались. В конце концов, объявили свободную посадку и инструктора убрали свой кордон с трапа. Мы вошли на трап одни из первых. Но в результате - вошли все желающие! Нашлись даже сидячие места (я сначала думала, что инструктора таким образом обеспечивают комфорт своих подопечных).
Какая глупость была устраивать такую посадку, насколько естественней, быстрей и достойней была бы обычная очередь всех подряд. Даже из этого делают у нас привилегии и свалку. И кто? - Молодые, сильные ребята, туристские романтики. Не забуду, как пожилая полная туристка никак не могла выбраться из прибрежных камней, потеряла тапочек и так, в одном тапочке, ее подняли на трап.
Видя Лилино волнение, конечно, беспокоился и я, хотя не допускал и мысли, что мы можем не взойти на теплоход и бездарно потеряем здесь день-два взамен осмотра сибирских городов: упросим, умолим, прорвемся первыми. Я только не учел, что туристские инструктора так спокойны и игнорируют создающуюся очередь, потому что уже имеют отработанную методику установления контроля над трапом. Как только началась высадка, они по внешнему краю трапа забрались на корабль, чтобы потом установить свой кордон. Последовать за ними я не мог, потому что на это не решилась бы Лиля, да ее и не пустили оставшиеся на берегу инструктора. Потом в прямой стычке мне пришлось уступить, потому что за моей спиной стояло не сочувствие, а враждебность плановых. Понимая, что в воду они меня не сбросят, бить тоже не смогут, а вот длить задержку якобы по моей вине - да, сколько угодно. Нет, не уступят, отстаивая свои якобы "права". Самый наглый из них кричал, что теплоход принадлежит турбазе, и потому будет возить в первую очередь плановых туристов, чему верить я не мог. Озлобленный до крайности, матом я не ругался, но про проклятых монополистов, пользующихся просто силой и про нарушение своих прав гражданина орал во всеуслышанье. Пользуются силой - вот и все их права. Не может теплоход принадлежать базе, раз на него продают билеты, раз известно его твердое расписание. Оказавшись, наконец, на пассажирских местах, мы долго не могли прийти в себя. Сгоряча я даже сочинил жалобу, кажется, первую не политическую жалобу в своей жизни, и отправил ее в Бийское пароходство (меня к этому подтолкнул плакат на стене с адресом пароходства и предложения присылать свои жалобы и предложения). Смысл моего предложения был в жалобе на самоуправство инструкторов, ломающих общепринятый порядок общей очереди. Отправил его уже по дороге в Бийск, особо не рассчитывая на "реакцию". Но, как ни странно, ответ из пароходства пришел довольно оперативно, менее чем через месяц. Содержание его меня удивило:
"...На Вашу жалобу от 24.8.87г. по поводу посадки на теплоход "Пионер Алтая", сообщаю следующее: согласно договора с турбазой "Золотое озеро" и письма зам. Председателя облисполкома ГО АО т. Саритовой от 4.5.1987г. в первую очередь производится посадка плановых туристов, затем, согласно наличия свободных мест, посадка пассажиров и неплановых туристов. В то же время ответственность за правильную организацию посадки пассажиров правилами перевозок возлагается на вахтенного начальника теплохода. Исходя из Вашего письма, посадка была организована неудовлетворительно, за что на капитана теплохода наложено дисциплинарное взыскание.
Начальник Бийского речного порта Н.И.Новоселов"
Я не ожидал ни такой быстроты, ни решительности ответа на мою жалобу, хотя по сути ответа в этом конфликте именно я оказался неправым, а инструктора действовали по "праву".
Но что это за право? Имеет ли право на существование? Что, если те или иные ведомства начнут откупать преимущественные права на железнодорожные вагоны, на самолетные рейсы и т.д.? Что получится? Да ничего особенного: получилась бы известная ныне система "бронирования мест". На Телецком озере эта система только была доведена до гомерических размеров: бронировались все посадочные места единственного теплохода, так что в принципе пассажиры и неплановые туристы вообще бы могли не выехать из Чулышмана. В других местах бронируется только небольшая часть билетов, так что для независимых пассажиров остается приличная возможность отъезда. Наверное, в качестве компромисса мне следовало бы требовать от Министерства морского и речного флота, чтобы на телецкий теплоход ввели приличную обязательную квоту независимых пассажиров. На деле мне не нравится вся система бронирования билетов в целом, есть в ней что-то изначально элитарное и порочное. Пассажир - любой - должен всегда иметь возможность воспользоваться общественным транспортом, на который рассчитывал. Общественный транспорт и обязан, и должен быть заинтересован, чтобы перевезти каждого желающего - то ли цепляя дополнительные вагоны, то ли организуя дополнительные теплоходные рейсы.
И все-таки мы плывем. Мерно стучит двигатель. Проглядывает солнышко, и я иду на палубу. Воду Телецкого озера только при очень большом желании можно назвать зеленой. А так она просто темная от глубины. Берега крутые, обрывистые, довольно однообразные, с редкими плесами впадающих речек. 70 км в длину, до 10-ти в ширину.
Все 4 часа дороги вели разговоры с соседями. С нами ехала москвичка 64 лет (выглядит на 50). Приехала по путевке на Телецкое озеро, но сил идти в поход у нее нет, и она просто объезжает Телецкое, исполняя многолетнюю мечту. Была уже на Иссык-куле, теперь мечтает о Байкале. Бывала и за рубежом, на верблюдах к пирамидам... Муж ее, офицер, любит только комфортные путешествия, а она вот без новых впечатлений не может
64 года - и путешествовать в одиночку? Как и мы - "глотательница километров". Неужели после пенсии и мы будем такими? Почему-то не хочется... Но сможем ли побороть свою привычку к бродяжничеству и засесть на даче и в библиотеке, добиться смысла жизни и в старости?
Еще сидели с нами двое солидных людей из Донецка. Он - строительный начальник, она - музейный работник. Тоже объезжают озеро. Вдвоем им нескучно. Гордятся трудолюбием земляков - даже терриконы угольные обсадили цветами. А говорилось это местной паре из Бийска, видно, как упрек за бедность здешних палисадников. Бийской супружеской паре 33 и 40 лет, а двум им детям 14 (сыну) и 11 лет (дочери). Валя и Коля трудятся на каком-то закрытом химкомбинате. Скромный и безотказный Коля - механик цеха и парторгом. Говорливая Валя работает в лаборатории. С этой семьей мы продолжили путешествие дальше.
Под вечер вышли в Иогаче, поселке у истока Бии. Наши спутники сначала решили попытать счастья в гостинице, а мы сразу - в лесок на окраине поселка, узнав, что автобусы вниз пойдут только завтрашним утром. Потом оказалось, что попутчики наши, не попав в гостиницу (как туристов их туда не приняли), также расположились семейным лагерем, но на другом берегу Бии. Так что вечер мы перемигивались кострами. Мы хорошо поужинали и, выпив чаю с медом, сладко заснули. И если б не дождь, то и вовсе б не просыпалась. Пришедшие позже молодые туристы, гомонившие рядом, почему-то не помешали уснуть.
25 августа. В Горно-Алтайск. Вечером нам не удалось узнать точно, когда придет автобус. И потому, хоть и встали без четверти семь, но затеяли утренний чай, а в 7.11 мимо нас прошел автобус - проворонили.
Вознамерившись за это идти пешком, мы догнали местную девушку и узнали от нее, что автобус шел не в Горно-Алтайск, туда - в 8 час. И как-то сами ноги повернули нас к остановке. Там мы встретили своих вчерашних знакомых. Автобус пришел вовремя, но как долго он ехал! - чуть ли не весь день. Заезжал в один райцентр, сделав крюк 25+25 км, в двух райцентрах часовые с лишним остановки. Да еще ломался, когда мы отъехали от Бии и пошли колесить по невысоким алтайским горкам с невзрачными поселками.
В Городе мы очутились только в половине четвертого. Высадились в центре, у музея. Обрадовались открытым дверям и галерее "скифских баб" и иных камней с древними изображениями - вошли. Но тут же и огорчились: в понедельник и вторник музей выходной. Но наши просьбы были так экспансивны и искренни (специально ехали в этот музей, после того, как объездили весь Алтай, и т.п.), что один из куривших сотрудников, алтаец, которому, видно, не часто выпадало видеть такую заинтересованность к своему музею, не выдержал и, выдав билеты, прошелся c нами по двум залам. Постреволюционные он не показывал, правильно поняв, что нам нужно.
Хорошо разговаривать со специалистом. Я старалась побольше записывать, чтобы Витя мог использовать его рассказы для диафильма. А от нашего экскурсовода, его зовут Виктор, осталось самое приятное впечатление: его интерес, любовь к своему Алтаю и восторг перед ним - неподдельны.
Этот наш успех от встречи в музее с алтайским интеллигентом, любящим свою страну, гордящимся ею, стал достойным завершением нашего месячного (а с учетом московских чтений, то и годового) знакомства с Алтаем. Нам бы теперь только донести до диафильма, не расплескать в сутолоке весь комплекс алтайских впечатлений и знаний.
Мы не выполнили его совет, не зашли в магазин за пластинками с алтайской музыкой, т.к. путь наш был не прямо на Москву, а через посещение сибирских городов. Не спеша, прошлись по центру города с фотосъемкой, но зря не сели на автобус сразу до Майми на Чуйском тракте. Запрограммированные, мы стремились на автобус до Бийска. На автовокзале увидели в последний раз своих бийских знакомых, уже сидящих в автобусе. Для нас места не было. Валя советовала проситься на последний автобус и сообщила, что по приезде будет ставить пельмени, будут ждать нас в гости.
Но оказалось, что все билеты на этот вечер проданы, и потому на городском автобусе мы выехали в Майму. Оттуда каким-то шальным еще пару км по Тракту. И, наконец, нас подхватил бийский мягкий автобус (места у него были - ну что ты скажешь?) Конечно, деньги платили прямо шоферу по приезде.
Около 8 час. вечера мы оказались у ж.д. кассы в Бийске. Билетов сначала не было, потом они появились. Через 15 минут Витя взял билеты до Томска, и до отхода поезда осталось 50 минут. А у Вити еще не заснят старый Бийск. Только что из автобуса мы видели действующую церковь с голубым куполом, здания прошлого века и деревянные старые дома, огороженные общим забором. Но у Вити кончилась пленка в большом аппарате, да и спешили встать в очередь на поезд. Было еще светло, и он надеялся с вокзала вернуться в центр, чтобы заснять хотя бы основные бийские виды.
Итак, за 50 минут до отправления мы выскочили с вокзала, спросив на ходу, как проехать к центру. Но в дефиците времени произошел сбой: прошли мимо одной остановки и другой, пропустили два пригородных автобуса. Бросились к трамваю - он уклоняется от центра и потому не решились сесть на него. Вновь ждем автобус, но, как назло, он не появляется. Ехать в один конец 15 минут. Когда оставалось 34 минуты и, наконец, появился автобус, мы на него уже не сели, пошли на вокзал. Как же трудно возвращался Витя...
Все последующие дни я переживал свою неудачу с Бийском. Сам по себе он не имеет выдающихся памятников старины, но играл очень важную роль в русском освоении Алтая, разговор об истории Алтая без кадров Бийска - будет ущербным. Но переживалось, как острое чувство неудачи, другое: трижды проезжать город, и так и не снять его. Особенно сейчас. Стоило только слезть с автобуса в центре, и мы смогли бы и город посмотреть, и к томскому поезду успеть. Но нервы, нехватка точной информации (а вдруг вокзал недалеко, а вдруг позже билетов не будет), ориентация на Лилино беспокойство заставили меня спешить на вокзал, успокоить прежде всего билетную тревогу Лили. Если бы я твердо сказал, что съемки Бийска совершенно необходимы, вплоть до нашего задержания до утра, но такой решительности не было, так я был обрадован согласием Лили ехать в Томск.
Как я растерялся, увидев, что времени до отправления томского поезда мало, как хотелось оставить на Лилю всю билетную процедуру, а самому помчаться к бийской старине! Но давиться в очереди - моя обязанность, и я не решаюсь просить Лилю, прямо физически ощущая, что уходят последние минуты, чтобы успеть. Потом, с билетами в кармане, идем на остановку, хотя уже все безнадежно - ну, хотя бы сделать кадры из окна автобуса. На ходу перематываю пленки, путаюсь, нервничаю, а сам ощущаю неохоту Лили, она боится теперь и опоздать, и что не займем лежачие места в своем вагоне, и хотелось бы помидоры купить. Но я продолжаю еще во что-то верить, прусь на автобус с рюкзаками, и тут происходит сбой: привычный идти в городе за Лилей, лучше меня ориентирующейся в остановках и объектах, я чувствую себя непривычно впереди - и проскакиваю. Да, конечно, Лиля искренне сочувствует мне, и все же ей самой становится спокойней: успеем и на поезд, и к верхним полкам, не нужно бежать и рисковать... Она так устала от этой спешки и нервотрепки. Ей бийские кадры не нужны, но ведь и меня злят не проваливающиеся съёмки, а собственная неудача, срыв на ровном месте, неповоротливость и неуклюжесть. Злюсь, как капризный ребенок, и сам же себя утешаю: "Ну, ничего, зато меня повезут в Томск".
Поезд уже загружался. Мне досталась вторая боковая полка. Витя сразу полез на третью. Но перед этим он долго сокрушался, что хотя бы на две трамвайные остановки проехал, все б выехал за пределы нынешних стандартных коробок, в старый Бийск. Как-то рушилась тема - Бийск как исторический центр Алтая (или как-то еще). Я, конечно, сочувствовала ему, но в нашей спешке такое бывает...
В нашем вагоне много туристов - и соседи по ночевке в Иогаче, и прочие неплановые, с которыми мы плыли по Телецкому озеру. Но все они едут до Новоалтайска или до Новосибирска.
26 августа.Томск. Ночь была тяжелой. Окна вагона закрыты, и дышать нечем. Витя под потолком совсем задыхался, перелез в соседнее купе, где была оставлена в окне небольшая щелка и воздуха чуть больше. Зачем при этом он будил меня, непонятно, но после этого я уже не заснула, как ни старалась. Едем в тесноте, на каждой остановке входит и выходит много народа. Но тихо - нет раздражения. Лишь в соседнем купе младенчик время от времени кричит.
Утром, уже после Новосибирска, поговорили со студентами из Томска - они рассказали, что у них в городе интересного. Ночью в наше купе села молодая женщина (мать троих детей, между прочим), которая неделю назад лазила на Белуху, о чем и рассказывала своей знакомой со ст.Тайга. Может быть, мы были на Аккеме примерно в одно время. Но ее пригласил туда знакомый начальник КСП. Имела ли она отношение к альпинизму? Скорей всего, опыт был. И хоть она не дошла до вершины, но в горах, похоже, товарищ верный.
Интересно это напряженное внимание Лили к рассказу случайной попутчицы (я почти не вслушивался в этот рассказ, поглощенный книгой, хотя и сидел рядом), и зачеркнутые самой Лилей слова: "Чуть завидую". Почему? Что ее привлекло в этом рассказе, и почему завидует? И, наконец, почему решительно зачеркнула свое признание?
В Томск приехали в 3 часа дня местного времени. Невнимательно посмотрев расписание, мы решили, что уедем в Тайгу в 21.30, а это оказалось воскресным расписанием электричек. Не сдавая рюкзаков, мы окунулись в жаркое томское лето (а в Москве сейчас только +12оС).
Первый наш объект - вид самой Томи у лагерного парка. Производит впечатление сильно обмелевшей речки на широчайшей долине. Подошедшие ребята подтвердили: копают, выбирают гравий, вода уходит в грунт, река катастрофически мелеет.
От Томи пошагали по проспекту Ленина, и сразу защелкал Витин аппарат, заглядываясь на двухэтажные деревянные особняки. Город оказался поразительно разнообразным. От, действительно, красивых современных зданий, как концертный зал, до старинных нарядных каменных дворцов, вроде дома губернатора, или деревянных одно-двухэтажных домов с богатой резьбой. Многоэтажные же дома - обычны. Восхитили нас томские дворы своим уютом: есть и детям где играть, и у взрослых - "свой двор".
Конечно, жить в старом доме по нынешним временам - некомфортно. Наверное, не слишком удобно и работать-учиться в столетнем здании университета с коридорами, заставленными ящиками коллекций. Но, похоже, томичи эти неудобства во многом не замечают, привыкают к милой им старине, а может, их настраивают на то, чтобы не обращать внимания на жизненные неудобства. Во всяком случае, отсутствие зеркала в университетском женском туалете не поощряет студенток следить за своей внешностью. Может, это способ нацелить их внимание на овладение знаниями?
Томичи гордятся старинной университетской рощей, где собраны деревья и кустарники со всего мира. Мы, конечно, оценить ее не смогли. А в рекомендованный Ботанический сад и вовсе не пошли - ну что мы понимаем? Вот Володе С. томские сады были б в масть... Мы же просто шагали и шагали. И все по проспекту Ленина, надеясь успеть в краеведческий музей и в картинную галерею. Краеведческий оказался на реставрации, а в район галереи пришли так поздно, что и искать ее не стали.
Так что пять с половиной часов непрерывно ходили по улицам, где было интересней, чем в музеях. Витин фотоаппарат работал непрерывно. Так много сохранилось старого.
Удивителен центр: "правительственный кирпич" соседствует со старым каменным домом, а при нем - двор с сараями. Город был заложен при Годунове, в 1604 году, на холме при впадении речки Ушайки в Томь, об этом напоминает памятный камень. С того места хорошо просматривается весь старый город, а за ним - современные многоэтажки. На соседнем холме, на Октябрьском взвозе стоит Воскресенская церковь - великолепная красавица 18 века. Главки у нее, как свечки, изящный декор на стенах. Еще одно церковное здание на взгорке, под планетарием. Эти церкви мы посетили, а к ещё двум, увиденным издалека, не рискнули идти.
Прошлись по старинному мосту через Ушайку (по преданию, он построен по проекту декабриста Батенькова, но на деле он почти копия Бородинского моста, да и бетон был изобретен лишь в конце прошлого века, а Батеньков жил раньше). Недалеко от моста ему памятник.
Еще забыла написать, что в университетской роще есть выразительный памятник на могиле географа-энциклопедиста Потанина, который не мог не быть за автономию Сибири. Обрадованный встречей с Потаниным, Витя искал в книжных книги про него, и, если бы не высокая цена, мы везли бы домой 7 том "Литературного наследства Сибири" с Потанинскими материалами.
Старейший университетский город в Сибири, глухие слухи о Потанине, как одном из лидеров сибирских автономистов, областной центр вдали от Транссиба - и никаких о нем знаний. И вот приоткрывается и старинный красивый город, и облик Потанина - человеческий облик исторической Сибири, автономной, независимой, которой принадлежит будущее. Это ли не повод мне для радости, это ли не знак удачи? Теперь только бы хватило в Москве сил не бросить эту важнейшую тему, додумать, ввести в диафильм и свою жизнь.
На прощание, когда уже не надеялись найти, вышли на два самых красивых деревянных дома на ул.Красноармейской. Студенты-томичи один из них звали "Драконом" - потому что его многочисленные коньки вырезаны драконами, а другой - "Великим Моголом" - за вычурность и какую-то восточную роскошь резьбы. Житель последнего дома дал нам краткую историческую справку: "Строил купец Желяба для дочери, а потом в доме устроили ремеслуху, а с 64-года живем мы, люди".
Вот как хорошо прогулялись мы по Томску! Пройдет еще лет 10-15 и, наверное, не увидишь на пр. Ленина одноэтажных частных домиков, любовно подкрашиваемых хозяевами. А может, и удастся старому Томску сохраниться, может, начальство останется понимающим, дальновидным. Все же - собственный университет с традициями, политехнический, медицинский... дом ученых в губернаторской бывшей резиденции. Много образованных людей. Может, им удастся сохранить своеобразие города. Ведь видели мы, как реконструируют деревянный дом, но видели и печальные пустыри после сносов, срочно засаженные кустиками.
Особо ярких впечатлений от самих томичей не осталось. Никто нас не обругал, спокойно и точно отвечали на вопросы, в столовой вкусно покормили.
Вечером, в 11 часов по местному времени мы уехали на ст.Тайга, рассчитывая оттуда быстро уехать - ведь поездов на Транссибе много, но задержались почти до 5 часов утра. Все поезда дальнего следования с Востока запаздывали на несколько часов.
27 августа. Омск. Пишу в купейном вагоне поезда Улан-Батор - Москва. Он пришёл первым из опоздавших. К Новосибирску его опоздание составило 5,5 час., а сейчас перед Омском - уже 6. Так что светлого времени на осмотр Омска у нас остается всё меньше, что плохо для Вити. Ведь решился он на купейные билеты первого поезда только для того, чтобы успеть сегодня посмотреть Омск.
Встал Витя рано, задолго до Новосибирска, чтобы не пропустить, заснять его виды хотя бы из окна вагона и иметь возможность хоть немного сказать о нем в диафильме... А впереди у нас ещё осмотр Тюмени и Тобольска (билеты выписаны до Тобольска).
И совсем ничего не знаем про ребят дома. Некогда даже звонить. В Томске почтамт встретился в начале знакомства с городом - нечего было и заикаться о том, чтобы позвонить. Может, в Омске удастся.
Только сейчас с удивлением узнаю, что едва ли не терроризировал Ли и не давал возможности даже позвонить в Москву. По моим собственным ощущениям я выполнял все ее желания и оставлял себе право только сетовать на некоторую их несвоевременность или нелогичность. Например, тратить время на телефонные переговоры, когда мы можем успеть в музей или осмотреть засветло город - нелогично, вот в ожидании поезда, или когда спешить уже некуда - иное дело. Ну, а в тоне получалось, наверное, по-иному.
В Томске Лиля согласилась взять билеты до Тобольска - с остановками в Омске и Тюмени и этим сделала возможным наше знакомство с западно-сибирскими городами. Нечего и говорить, как я был благодарен за это. Хотя, казалось бы - разве самой Ли это знакомство не нужно? Не интересно? За что же благодарить?
Не понимаю до сих пор, почему, но долгим печальным образом убедился: мое сильное желание мешает и даже подавляет радость и желания другого и тормозит наше общее дело. И Лиля не миновала этого "закона", но только ей удается преодолевать эту опустошенность желаний рядом со мной, дружить со мной, оставаясь собой, и даже иной раз самой загораться. Вот и в этой поездке наблюдал чудо вспышки ее воодушевления в Тюмени и Тобольске. И это в поездке, на которую она согласилась вроде только из жалости ко мне за полупровал алтайского похода. Да, я благодарен ей даже за это согласие из жалости, потому что в одиночку не способен ни на что: ни на поездки, ни на диафильмы. А когда в поездке и диафильме вдруг расцветает ее собственный интерес и инициатива, то жизнь моя, как и в молодости, ощущается просто счастьем.
Нашим попутчиком по купе оказался очень аккуратный человек, работник Байкальского целлюлозного комбината, переезжающий скоро с семьей в Новый Тагил. Он сварщик по профессии, но с экономическим вузовским образованием, и сейчас решает вопрос, кем пойти работать - сварщиком, как привык, или попробовать экономистом, а то диплом пропадает. Переезжает к родне, т.к. 4 года назад остался без жены (умерла или утонула - я не поняла), а мачехи своим трем детям не нашел. Тихий, очень организованный человек. Угостил виноградом и приглашал завтракать с ним, но нахлебниками оказаться было неудобно. И после его завтрака мы достали свою капусту и схрумкали ее наполовину с хлебом.
Со всеми опозданиями в Омск мы приехали под вечер, а главное - в непрерывный дождь и пасмурь. Но делать нечего: накрылись полиэтиленами и пошли.
От старой крепости в парке на берегу Иртыша остались одни въездные ворота, гауптвахта с доской о Достоевском и декабристах. Хорош участок ул.Ленина до старого театра. Домов деревянных с резьбой попалось немного. Музеи мы и не искали, но 3,5 часа ходьбы под дождем какое-то представление о старом городе (и о мощи нового) нам дали.
Cумрачным, серым и темным Омск вышел и на отснятых слайдах. Но, может, он такой есть и по сути: город огромных сталинских домов, небольшого, почти поглощенного старыми "новостройками", центра. Чем-то похож на Пермь - засилье военного духа, больших заводов, какая-то подчиненность, задавленность старины. Торжество казармы и бюрократического, разрегламентированного плана строений - против раскованности и традиционности Томска. Но, наверное, это только наши первые и очень субъективные впечатления.
У меня нет ощущения, что я хорошо понял и почувствовал Омск, его особость и значение. Почему именно его выбрал своей столицей "верховный правитель России" в гражданку - белый адмирал Колчак? Почему этот город вобрал в себя большую часть населения своей области? И почему у него такой торжественно-официальный вид?
28 августа. Тюмень. В Тюмень мы уехали легко на местном поезде "Новосибирск-Свердловск" и были там уже в 7 утра. Увидев, что существует местный поезд Тюмень-Тобольск через 6,5 часов, в кассу даже не зашли, рассчитывая, что на местный поезд билеты всегда будут, и были после наказаны. Сдали рюкзаки в камеру хранения и рванули в город, но за это были наказаны тоже. День оказался не только солнечным, но и страшно холодным, ветреным, а теплые вещи все оставлены на вокзале, и потому мы, особенно Витя, сильно перемерзли за этот день. К тому же в городе не нашли столовой. В таком вот холоде снаружи и внутри мы и смотрели город. К сожалению, книжку про Тюмень прочесть заранее не успела и разбиралась на ходу.
Но красоты Тюмени все же нас расшевелили. Деревянная Тюмень поразительно разнообразна и каменная ей не уступает. Действующая церковь Вознесения - мощный ковчег с изящными барочными "мачтами".
Чуть подальше от центра, на старой городской стрелке, стоит Троицкий монастырь, в котором сегодня, к сожалению, обосновалась какая-то база, но внешняя реставрация идет. Забавно, что реставрацию храма ведет армянская бригада. И, как мне показалось, делают они это старательно и любовно. На горке, здесь же, в ямской слободе, хорошо стоит бывшее коммерческое училище (сейчас строительный институт). От Кремля старого ничего не осталось, кроме самого возвышения, на котором сейчас только одно, но удивительно светлое и приятное здание бывшей Городской думы. В нем - городской музей, но опять же, к сожалению - пребывающий в состоянии ремонта - закрыт.
Ходили и ходили по городу. Как-то неупорядоченно и по каким-то переулкам прошлись трижды, а на какие-то важные по книжке совсем не попали, пока не подошел срок возвращения на вокзал. Ещё оствался дом 30 по ул.Белинского. Когда к нему подошли, осознали, что осталось 20 минут до обеденного перерыва в книжном. Едва взглянув, припустились бегом и успели, но зря - вышли из магазина пустые.
Сохранности Томска помогли университетская культура и отдаленность от Транссиба, а вот что сохранило своеобразие Тюмени, несмотря на ее нынешнюю широчайшую реконструкцию? Ведь Тюмень - столица громаднейших северных земель, и урывает для своего строительства немалую долю нефтяных денег. Мне кажется, что причиной тому - историческое прошлое. Вот если Омск развился из Омского острога и так и хранит в себе что-то от надзирательства, в том числе и колонии, то Тюмень - это бывшая татарская столица (отсюда и ее название), долго была не административным, а торговым центром и потому в ее основе не военный, а человеческий дух. И, наверное, сегодня Тюмени повезло на начальство, которое строит свой город в новых по преимуществу районах. Может, и спасется.
На вокзале Северного направления, неожиданно для нас, оказалась масса народа, а до отхода нашего поезда только час. Витя попытался закомпостировать билеты без очереди, как-то втиснулся, но люди устроили ему обструкцию, раздраженно ругали. Потом оказалось, что именно на Вите кончились места в тобольском поезде, а на другие, более дальние поезда до Сургута и Н.Уренгоя, вообще тобольских пассажиров не брали. Как ни бегал Витя по справочным и вокзальной администрации, везде получал ответ: ждите сутки следующего поезда, может, места будут. Так мы столкнулись с тем, что в общие вагоны (в отличие от ставшей нам уже привычной практики) дают ограниченное количество билетов. Сам тобольский поезд, оказывается, укоротили до 6 вагонов, удлинив более дальние поезда до 22 вагонов, в которые тобольчан не пускали. Положение оказалось аховым (мы тогда еще не знали про тобольские автобусы). И тогда Витя решается на подвох. Бритвой подтирает на наших билетах цифры омской компостировки, ставит номер тобольского поезда и общего вагона, и мы идем на посадку, задержавшуюся, кстати, на час. Он оправдывается тем, что мы имеем полное право на этот поезд, что ни на какие места не претендуем, что виной всему здешние вокзальные порядки, и что неужели тут сидеть вроде добропорядочных немцев(?)
Ноги мои, уже поднявшиеся на вагонные ступени, просто не могут перешагнуть порожек, за которым стоит и проверяет билеты проводница. Подтолкнув меня, Витя идет вперед, предъявляя билеты. Все проходит благополучно, нас отмечают как пассажиров, и мы усаживаемся - как потом оказалось, у окна с щелью.
И еще 40 минут стоит поезд на тюменском вокзале, вагон забивается выше нормы. Витя с билетами на всякий случай стоит в тамбуре. Проводница сама усаживает поплотней, чтобы вошли и безбилетные, оплачивающие проезд непосредственно ей. Когда поезд, наконец, тронулся, то в пути еще подсаживались люди и все как-то размещались. Мы с Витей залезли на вторые полки и затихли на них до Тобольска.
Поезд шел страшно медленно, пропуская встречные и товарники. Это было так чудно. Взамен 5-ти часов по расписанию он шел более полусуток. В 3 часа ночи дополз-таки до станции. Молодая женщина с сыном из нашего купе оказалась в случайном автобусе вместе с нами (от станции до города - около 18 км). Когда вышли, то на Витин вопрос, как нам дойти до городского центра, она ответила и пригласила к себе переночевать. Остаток ночи мы провели на верхнем этаже нового дома в микрорайоне. Утром, не тревожа хозяйку, попили чайку, поблагодарили запиской и отправились к уже видным главам тобольского Кремля.
Тобольский медленный поезд как бы перенес нас во времена войны и разрухи, когда расписание почти отменилось, когда приоритет получали воинские и хозяйственные составы, а пассажирские сгонялись с дороги, и люди ехали чуть ли не месяцами. Здесь же такую обстановку разрухи создали, наверное, сами нефтяники с их требованием срочных грузов. Слепленная наскоро сургутская дорога требует доводки и доводки - особенно на первом, тобольском звене, сильно перегруженном (Тобольск ведь и порт на Иртыше, и нефтехим.комбинат). Необходимая на ней вторая колея вводится страшно медленно. Вот и получается, что дорога есть, а для людей ее как бы и нет, или есть с огромными нервами. Какими потерями эти нервы людей оборачиваются для самой нефтяной промышленности, наверное, никто не подсчитывает, не учитывает.
Вид земли, по которой прошла эта северная дорога, удручает. Разрытая земля, заболоченный, пожелтевший лес, свалки техники и мусора, заброшенные новые здания, кучи народа на станции, ждущие получения из вагона-магазина продуктов, прежде всего, хлеба. Какой-то грустный расхристанный вид земли, и подстать ему дорога с медлительными стройбатовцами и тем более этот поезд, как символ тупика, в который заходит все наше хозяйство.Одно лишь светлое пятно - от людей, попутчиков, особенно приютившей нас в Тобольске Тамары. Правда, уезжает она с мужем скоро в Тюмень, не помогла им прижиться в древне-новом Тобольске даже современная квартира.
29 августа. Тобольск. По дороге к Кремлю около заброшенного в неуходе храма Петра и Павла, точнее около гостиницы "Турист", нас остановил какой-то молодой горожанин и стал говорить: "Как жаль, что храм не реставрируется, а в гостинице иностранные туристы часто бывают. Сколько мы ни просили горсовет отдать здание для церковных нужд - мы бы его отремонтировали, не соглашается". Мы его охотно поддержали, пожелали успеха. Это был молодой батюшка. Глядя на его подобранные под берет волосы, никак не могла отделаться от греховного сравнения, что он прячет их, как черт рожки. Потом мы его увидели, уже в рясе и с непокрытой головой у кладбищенской церкви, где в то утро проходила служба с самим архиепископом. "Ну, как прошла служба?" - спрашиваем мы уже как старые знакомые. - "Спасибо, хорошо!" Но разговор обрывается, его зовут отпевать покойника. Витя потом жалел, что не были мы активны в беседе, что на нашем месте не оказался его знакомый верующий Григорьич - вот бы они поговорили. Как нужен молодому батюшке свежий собеседник!
Очень светлое, открытое лицо было у этого недавнего выпускника семинарии; наивность, доброжелательность и очевидное желание разговора, а может, и знакомства. И конечно, я жалел о нашей жесткой запрограммированности на максимально быстрый отъезд: побродить по городу и уехать как можно раньше, жалел о своей инерционности и что не можем откликнуться на желание беседы с интересным для нас (особенно для Лили) энтузиастом духа. Ведь это будущий властитель душ и дум нашей молодежи, может, наших внуков. Ведь он способен вот так восторженно и светло жить в отдаленном провинциальном городе ("Тобольск - чудесный городок!"), откуда Тамара с мужем сбегают, несмотря даже на квартиру.
Но может, и не получилось бы ничего из нашего общения, может, он просто не понял, что имеет дело с атеистами, а понял бы - потерял бы к нам надежду и интерес. Да, конечно, тут шансов много больше у верующих, вроде моего Григорьича. Все-таки не умеем мы сами преодолевать барьер чужих убеждений, вникать в интересы верующих людей, сами отстраняемся.
На кладбище мы оказались уже во втором часу дня. Здесь, у церкви, похоронены декабристы, петрашевцы и самый знаменитый тобольчанин - П.П.Ершов - создатель "Конька-горбунка".
Город совсем недавно отмечал свое 400-летие, и на Софийском дворе в Кремле стоят еще три котла, из которых Иванушка вышел красавцем писаным. В музее я выписала про Ершова слова Жирмитской: "Прирожденный сказочник, затейник, златоуст русской поэзии, он был еще и настоящим человеком, благородным, великодушным, учителем с большой буквы". Службу преподавателя и цензора Ершов считал делом главным, потому, видно, мало оставалось от него стихов. Потомкам от этого, может, грустно, но зато как хорошо было около него современникам!
Софийский двор с великолепной Софией, Покровской зимней церковью (действующей) и многочисленными корпусами, жилыми и служебными, стоит на соседнем с первым кремлевским холмом, занятым сейчас, как Витя разглядел с колокольни зоной с колючей проволокой. Со временем у горожан он стал ассоциироваться с Кремлем. Холм возвышается над городом, а главы храмов - над ним, получается очень зрелищно.
Имея два часа до открытия музея, мы решили спуститься в город на берегу Иртыша и обойти те городские храмы, что увидели с холма. Проходили три часа. Где только ни останавливались: у гимназии, у польского костела под обрывом, у деревянного, одетого в сплошную резьбу театра, у домов декабристов, и просто у домов с резьбой. Пронизывающая холодом и моросящим дождиком погода помогала быстрой ходьбе. Подошли и к самому Иртышу. Его вода в этот жутко холодный день Вите показалась совсем тёплой, но купаться не захотелось.И измечанное плаваниеь по Иртышу не осуществилась. Нельзя же считать переправу через Иртыш от автовокзала к автобусу на Тюмень - осуществлением этой мечты.
Только по Иртышу можно добраться до старинного городка Тара на полпути рекой из Тобольска в Омск. В начале 18-го века Тара стала центром старообрядческого восстания, огненного сопротивления, и мне очень хотелось побывать и рассказать об этой истории. Отсюда обсуждение плана плавания по Иртышу, что, однако, было явно нам ни по времени, ни по денежным средствам. И все же на виды сумрачного Иртыша я тратил пленку не жалея: ведь в этих местах проходили победные битвы Ермака с воинством Кучума, именно здесь "огненной силой" была завоевана Сибирь
Зимой автобусы на Тюмень ходят по льду, а летом от автовокзала надо идти километр пешком до реки, потом переправляться за 15 коп., и еще подъехать несколько км до асфальтированной трассы на маленьком автобусе. И все это с ожиданием-дрожанием на ветреном дожде.
И все же холоду не удалось совсем испортить нашего знакомства с городом. Мы вволю полюбовались его многими храмами и старыми домами. А музей какой там роскошный! За 100 лет существования в нем набралось огромное количество экспонатов, особенно природных и этнографических - от народов Севера. Недаром из специального, но небольшого музея он перебрался во дворец тобольского архиепископа.
Есть еще в городе памятник Ермаку, поставленный 150 лет назад в конце ул.Ленина. Именно здесь, на чувашском мысу Ермак разбил татарского хана Кучума и очистил путь в Сибирь для казаков-грабителей. Может, и доживем мы до тех лет, когда завоевательными походами, в том числе и Ермака, мы станем стыдиться.
Я тоже надеюсь, что придет время, и мы будем говорить о прошлом Российской империи не только в славящем духе, но и тяжелую, даже позорную правду. Может, это самое трудное - и стыдиться, и гордиться, имея в своей памяти полную правду.
Плохая погода не могла зачеркнуть нашего восторга перед уникальностью Тобольска, этого города-музея, почти не тронутого реконструкциями (хотя и здесь, конечно, много полуразрушенных или полностью разрушенных церквей). Но зато в полной мере действует время. Без ухода и поддержки деревянный резной Тобольск разрушается, подкашивается, уходит в землю. Без хозяйской любовной поддержки он неизбежно погибнет - просто от старости. Уникальный сибирский город, бывшая сибирская столица... Кто спасет его? Откуда возьмутся средства? Успеет ли вырасти и повзроcлеть новое самостоятельное общество, чтобы успеть решить и эту задачу?
Уехали мы из Тобольска в пятом часу, а уже в 9-м были в Тюмени. У нас даже была возможность выйти на остановке "ул.Дзержинского" и досмотреть дом 30, но я не решилась, почему-то уверенная, что автостанция близко. Oказалось, нас увезли на другой конец города, до самого конца сибирского тракта, называемого теперь почему-то проспектом Республики. Мы потеряли много времени, и для съемок стало уже темно. Раздосадованные, отправились прямо на ж.д.вокзал, чтобы ехать домой.
Билеты взяли на удивление легко и быстро на первый же скорый поезд "Енисей". Через час с небольшим отправление. Еще одно огорчение: не удалось дозвониться до детей в Москве, все попадали на соседнюю квартиру. Пришлось просить соседей передать о нашем приезде, а так хотелось самим услышать, что дома все в порядке.
За сим я дневник кончаю, потому что в поезде ничего не случается. Читаем, пишем, спим, пьем чай. Витя болеет. Последние дни ходил в мокрых ботинках, голова часто открытая, "грудь нараспашку", т.к. аппараты висят.
Утром 31 августа поезд прибывает в Москву. Почти полный месяц отлучки. Так заканчивается наше пред-серебряно-свадебное путешествие. Впереди - сам праздник. Витя за сегодня успел продумать, как его проводить. Здесь все понятно. А как мне сохранить благоприобретенный спокойный настрой подольше - это задача