Мои родители и близкие ждали от меня одного логичного решения - постараться поступить в вуз, тем более что почти все школьные годы я получал похвальные грамоты и был явным кандидатом на получение медали. Но меня тянуло к более рисковому и красивому решению, подсказанному молодыми писателями из комсомольского журнала «Юность» - Гладилиным, Аксеновым и другими будущими диссидентами. В это время не я один жаждал комсомольской романтики по типу Павки Корчагина... Но как ни был я молод, но уже успел понять, что реальность может обернуться не только подвигами, но и невыносимыми гадостями. И что тогда? Я просто потеряю год жизни. Потому мой выбор оказался компромиссным: сначала сделать попытку поступления в вуз, (чтобы после его окончания начать нормальную трудовую жизнь, как говорится, на пользу коммунизма), а если не получится, то сразу уехать на одну из сибирских строек, типа Братской ГЭС.
При выборе профиля института я, прежде всего, осуществлял завет Петра Петровича: не стать партийной проституткой, избегая судьбы гуманитария-партийца. Кроме того, на мой выбор ложилась неприязнь к профессиям врача и педагога. Наверное, я почему-то усвоил не их гордость за свою профессию, а лишь ее тяготы и минусы. К техническим вузам предубеждённости не было, и довольно случайная рекомендация моего троюродного брата со стороны деда Митрофана,- Алеши Артеменко, подтолкнула меня к проходной МВТУ. Будучи на два года меня старше, он был старшим среди своих пяти братьев и сестёр (Матрёны на фото нет), учился в западноукраинском городе Славута и благополучно (возможно, при некоторой протекции своего отца-часовщика) поступил на закрытый (ракетный) факультет МВТУ им.Баумана. Совет Алеши был для меня особенно весом, потому что он после окончания первого курса месяц работал по комсомольской путевке на освоении целины и даже получил за это памятный знак ЦК ВЛКСМ, т.е. соединил учебу по профессии и работу на идею. И это обстоятельство грело мне душу. И еще. На целине Алеша Артеменко работал не только на комбайне, но и на зерновом току, где приходилось им использовать «прогрессивную» электросварку для ремонта зернопогрузчиков, и это меня подтолкнуло выбрать специальность сварщика... Именно так, случайно, все в моей жизни и получалось.
Наверное, прежде чем отправиться в Москву летом 1954г, отец Алеши Алексей Никифович навел справки в Гвинтовом о своих родных и вышел на моего деда, чем обеспечил сыну крышу над головой в пору его вступительных экзаменов... Возможно, Алексею Н. пришлось решить и более трудную задачу. Как он ее решал, об этом можно только догадываться...
Через два года я благополучно сдал приемные экзамены в МВТУ и вдруг получил от мамы просьбу деда - найти аудиторию приемной комиссии, встретиться в ней с сотрудницей (мне была названа какая-то еврейская фамилия) и передать ей конверт с благодарностью согласно какой-то договоренности... Сотрудницу эту я увидел, дедову благодарность передал, но от приема дедова конверта она категорически отказалась, заверяя, что этого не надо, мол, пусть Митрофан Степанович не волнуется, раз Вы хорошо сдали экзамены, то с Вашим зачислением в МВТУ все благополучно разрешится.
Алексей Никифорович Артёменко с женой Машей. 1958г.
Вот когда я смог понять, чем именно был озабочен Алексей Никифорович, когда оставлял сына в Москве. Да, он верил в силу своего первенца, но на всякий случай был готов помочь ему даже кривым путем. Я оценил такую отцовскую готовность лишь много позже, когда от Лили услышал историю, что она при поступлении в МВТУ тоже подавала на факультет «М» - «Реактивные двигатели», но не была принята на него, хотя школу закончила с серебряной медалью. Родные не помогали её мечтам, более того, мама хотела, чтоб она училась дома. Поставленная перед выбором - вернуться в Сталинград или согласиться стать студенткой кафедры со странным названием «Технология обработки металлов давлением и кузнечно-штамповочное производство», Лиля выбрала «остаться в Москве». Свою специальность она искренне полюбила на всю жизнь. Наверно, этого не случилось с Алексеем-младшим. В самом конце своей учебы он заболел каким-то психическим расстройством, о чем сообщил мне через врача с просьбой о посещении. Конечно, я приехал в больницу, но зачем был ему нужен, так и не понял, а позже пришел к выводу, что Алексей просто «косил» от выпавшего ему распределения. Думаю, что и в этот раз не обошлось без следования отцовскому совету. Как потом я слышал, Алексей работал на оборонном предприятии в Днепропетровске, где в это время жили родители, но рано умер. Не смог он, как отец, жить долго, достойно и счастливо.
Алексей Никифорович в 1970г. был похоронен на приморском кладбище в Анапе, что мы обнаружили, бродя по Анапе в 1981 году с младшими детками и бабушкой Фаиной (д/фильм «Понт эвксинский (поиски детской веры)»). Его дочка Оля с мужем приезжали из Анапы к нам в Печатники, собираясь переселиться в Москву, но, видно, не решились расстаться со своим добротно обустроенным домом, зато вписали свои веточки в наше семейное древо.
*
Медаль по окончанию школы мне не светила. Я это понял до начала выпускных экзаменов, когда мне неожиданно сообщили, что годовая оценка по астрономии у меня не «отл», а «хор». Я поначалу просто недоумевал - астрономию же я любил, потом догадался, что перестраховываются - вдруг не удастся снизить балл на самом экзамене. Удалось: посчитали ошибкой утверждение в сочинении о Маяковском, что он имел дворянское присхождение, хотя в подтверждение этого факта я ссылался на фотографию документа в нашем учебнике. Пристрастность такой оценки была очевидной, об обжаловании я тогда и не помышлял, но предположил, что и вузовские экзамены будут необъективные. Значит, надо усиленно готовиться...
Я заработал на вступительных экзаменах 23 балла при проходном 22.
Плотная учеба началась сразу, без раскачки. Пройдя школу вступительных экзаменов, мы как бы скачком поврослели, тем более что в нашей группе оказалось двое после армии: Лев Никулин и Савелий Моцохин, заняли положение «солдатских авторитетов». По их рекомендации после одного из первых субботников деканат назначил меня старостой группы, что прикипело ко мне на все студенческие годы.