Раздел III. Б. К.Буржуадемов Рецензии и выдержки из публикаций с комментариями
Статья знаменитого польского фантаста и философа Станислава Лема перепечатана с официального польского издания. Одно лишь это обстоятельство - в Польше может быть отпечатано в типографии, у нас может быть принято лишь Самиздатом – говорит о разных уровнях развития и свобод в Польше и СССР. Однако в целом, основными экономические и этические проблемы развития польского общества необычайно живо перекликаются с проблемами нашей страны: сказывается общность политических систем. Поэтому в дальнейшем обсуждении мы будем отвлекаться от имени автора и польской специфики, рассматривая эту статью, как очередной самиздатский текст.
О чем же он нам говорит? – О патологии социализма, т.е. о его устойчивых или даже прогрессирующих болезнях. Подходя к обществу с позиций кибернетика, как к гомеостатической системе, Лем видит основной признак совершенства системы – в ее саморегулируемости и управляемости. Чем меньше в обществе самоуправления, тем хуже, тем меньше в нем устойчивости. Моделируя общественные отношения на машинах, Лем подтверждает свое право на рассмотрение "патологии социализма":
"Таким образом, речь идет именно о патологии управления, а не об "идеологической диверсии", хотя бы потому, что этот процесс можно промоделировать на цифровой машине, наверняка не подверженной никаким идеологическим колебаниям или приливам антипатриотических чувств".
Мы не будем сейчас рассматривать подробно ход мыслей Лема. Остановимся лишь на самом интересном. Так, рассматривая возможность и даже естественность случая, когда руководящая система посылает подчиненным звеньям "невыполнимые" приказы, Лем показывает, что это положение не обязательно приводит к полному развалу и разладу, но к патологической демпфирующей эти невыполнимые приказы структуре, к возникновению "неформальных групп высоких уровней" (т.е. "неформальных локальных коллективов", образующихся благодаря частным связям, знакомствам, дружбе, общности интересов, целей и т.п.).
"Как писал профессор Щепаньски, централизованная авторитарная власть благоприятствует ликвидации неформатных групп элементарного уровня; добавим от себя, что одновременно она благоприятствует возникновению их на высших уровнях администрирования и распоряжения общественным имуществом. Как правило, обращают на себя внимание только такие неформальные группы, которые можно классифицировать как криминальные. Иными словами, речь идет о кликах и сообществах людей, использующих занимаемое ими общественное положение в частных интересах, либо срастающихся с экономическим подпольем, обычно под влиянием коррупции… Чем более радикальна управляюще-регулирующая несостоятельность центральной власти. Чем в большей степени эта власть, не принимая во внимание фактическое положение дел и не считаясь с ним, пытается противодействовать нарастающему застою, умножением приказов и директив, тем более вероятным становится возникновение, конечно, нелегальное, упомянутых нами управленческих групп…
Таким образом, на самом высоком уровне экономической деятельности появляются формы древнего обмена услуг и благ, свойственного как первобытным обществам, так и рыночным отношениям капитализма, но с той разницей, что этот обмен и взаимно оказываемая помощь основывается не на стремлении к личной выгоде, а на стремлении к выполнению работы, которую, при действующей прагматике, иным способом выполнить вообще невозможно. Речь идет о том, что в ситуации перманентного дефицита перерабатывающих мощностей, сырья и материалов, при постоянно напряженных производственных программах, каждый управитель располагает резервами, тщательно скрываемыми перед плановиками центральной власти, поскольку он знает, что если он окажется в прорыве, то должен будет действовать на основе недопустимых сделок с необходимыми ему кооперантами.
…О хозяйстве, развивающемся под эгидой жесткого плана, а де-факто произвольно, можно еще сказать, что чем меньше в нем кто-то имеет, тем больше и легче он способен растранжирить".
Но как относиться к этим нелегально возникающим "неформальным группам управления"? Если они с одной стороны, делают возможным выполнение общественно-полезной работы, а с другой стороны – нарушают официальные законы?
С одной стороны Лем признает:
"В основе своей цели возникновение и деятельность неформальных групп этого уровня является общественно полезной, поскольку направлена на реализацию работ, необходимых для общества".
Но с другой стороны Лем считает такой взгляд поверхностным:
"Если центральная власть утрачивает реальный образ существующего положения, то постепенно весь экономический организм общества вступает на путь никем не запланированных преобразований. Единожды введенные в действие патологические методы управления, создавая заколдованные круги регуляции, являются причиной возникновения расстройств последующего порядка. При поверхностном рассмотрении может показаться, что возникновение неформальных групп хозяйствования явление добавочное, с помощью которого самоорганизующаяся система преодолевает возникающие препятствия".
Далее же следует объяснение:
"Почему, однако, это явление вредно? Этот тип управления экономикой вызывает: 1) нормализацию состояния беззакония, обхода и нарушения действующих предписаний и законов, поскольку по меньшей мере существенная доля управляющих действий при распоряжении общественным имуществом идет нелегальным путем; 2) девальвацию критериев хозяйственности, поскольку местные руководители пекутся о собственных делах, а не об интересах страны в целом, и, как правило, не отдают себе отчета о результатах, которое вызывают их действия в целом; 3) возникновение климата всеобщей аморальности, причем субъективно члены таких групп не считают свои действия аморальными, т.к. обхождение законов (ввиду якобы неминуемой необходимости) легко становится попросту рефлекторным навыком – и это уже для любой жизненной ситуации".
Кроме этих "моральных" возражений Лем отмечает, что при деятельности неформальных групп важные хозяйственные решения принимаются часто в сфере частных знакомств при учете, зачастую, незначительных интересов и амбиций, что также не способствует эффективности таких решений.
Интересно рассматривает Лем в этих патологических условиях процесс роста и углубления региональных и прочих различий. В связи с усилением неформального слияния местных партийных и хозяйственных руководителей (процесс стихийный и практически неконтролируемый) оказывается очень существенной сильная положительная связь: чем больше средств воеводство (область) получает из центра, тем лучше ими распоряжается и тем больше будет получать этих средств в дальнейшем, за счет других, менее удачных воеводств. Но рост различий разрушает единство.
Далее, поскольку нет устойчивости – из-за нелегальности налаженных неформальных связей, то нет уверенности, стабильности, а отсюда и желания конструктивной работы на общее благо.
"Производные расстройств динамической функциональности постепенно спускаются вниз общественной иерархии и порождают депрессивные состояния глубокой деморализации. Власти подвергаются особенному раздиранию между вершинными лозунгами и программами, которым остаются верны, и наблюдаемыми явлениями производственного упадка страны; удивительная крайность появляющихся в прессе суждений является только отражением этого расщепления. Умеренных описаний, оценок и суждений не встречается вообще, а только либо апологии без единого пятнышка, либо перевранные, надрывные вопли. Возникают также теории "к данному случаю": публицистика, исходящая в самобичевании, в критике скверности национального характера, польской лени и анархии и т.д. Деятельность эта не слишком изобретательна; с тем же успехом можно было бы обвинять в непослушании, склонности к авантюрам, никчемным манерам и отвратительном виде – пассажиров, вынужденных долго ехать в грязном, не отапливаемом и не освещаемом вагоне, и еще стоя, в ужасной тесноте, без пищи и воды; в таких условиях юмор, элегантность, опрятность, вежливое обхождение мог бы сохранить только волшебник.
Ни практики-руководители, ни тем более сами члены неформальных групп не дают себе отчета в том, что проторенный годами образ труда, который прорыл себе колеи нелегального действия, ведет их всех вместе в направлении обостряющихся кризисов цивилизованно-технологического характера: стиль штурмовщины, отбор кооператоров "по знакомству", спихивание экономического расчета на второй план – все это находится в растущем противоречии с мировой тенденцией развития, которая вынуждает производство к постоянному росту координации, уменьшает толерантность ("терпимость") ко всякого рода производственным несоответствиям и требует постоянных инноваций – под угрозой отставания от мировых лидеров. Поддержание фикции в этом положении – есть путь к самоубийству".
Лем считает: плохо уже то, что нелегальная, ненормальная деятельность становится обычным явлением, нормой, значит, общество становится ненормальным. Причем, по мнению Лемма, о сохранении такого ненормального положения печется центральная власть своею двойственной политикой - официально ругать нелегальную хозяйственную деятельность, а на деле ее терпеть и пользоваться:
"Центральная власть знает, что тот, кто судорожно придерживался бы всех действующих предписаний, вызвал бы полный паралич всей производственной и исполнительной деятельности. Таким образом, она, будучи не в состоянии ни ликвидировать неформальные группировки, ни вывести их на чистую воду (ибо без глубоких реформ сделать это не удастся), попадает в состояние перманентного лавирования, который превращает путь ее фундаментальных действий в запутанную синусоиду".
В сохранении заинтересованы и сами неформальные группы-клики, ибо им легче ловить "рыбу в мутной воде", легче скрывать свои действия, не добиваясь всеобщих реформ:
"И вообще, фикцию поддерживают сами члены неформальных управленческих групп, поскольку силой их является, хотя это и звучит парадоксом, их прагматическая деятельность. Если бы они были полностью разоблачены в своих действиях и если бы структура их деятельности стала публично известна, конфронтация реального состояния и фикции должна была бы привести к кризису – либо к попыткам превратить фикцию в реальность, либо к осознанию неизбежности реформ".
Таким образом, Лем свои надежды связывает с "кризисом", сознавая, что у кризиса есть два исхода: "либо… либо…". Причем следует уточнить: как правило, в процессе кризиса (революции) наступает не осознание необходимости реформ (для этого нет ни времени, ни условий), а попытки превратить "фикцию в реальность". Так что в этом пункте желание Лема трудно объяснимо.
Однако он совершенно прав, отмечая, что чем дольше затягивается проведение реформ, тем труднее их осуществить:
"Масштаб реформ должен быть прямо пропорционален времени их систематической запущенности, однако эта систематическая запущенность с течением времени во все большей степени убивает способность властей к решениям… В биологической патологии аналогично: чем дольше болезнь не лечится, тем труднее вернуть больного к здоровью; чем дольше маскируются симптомы болезни, фальшиво интерпретируемые или вообще заслоняемые, чем дольше атакуются следствия, а не причины, тем более тяжелым бывает последний кризис".
Очень примечательна критика Лема, направленная в адрес неформального, нелегального при социализме "менеджера", который "ведет себя скорее как игрок или партизан, нежели как организатор и экономист:
"Он ориентируется не на фактически понесенные затраты, а только на те, которых уже наверняка не удастся скрыть от контроля сверху. Известно также, что чем более горящее дело, чем оно труднее, тем в большей степени в нем увязаны высокие правительственные соображения, тем больше действительного риска, но и больше шансов на то, что достигнутый успех с избытком перевесит все издержки служебной прагматики, и даже компетенционные и экономические извращения в том числе. Ясно, что такой человек приносит иногда прагматические выгоды, но одновременно приносит и долговременный вред, который в полном объеме оценить попросту невозможно. Такой стиль деятельности деморализует прежде всего самого менеджера, поскольку тот, кто преступает законы и предписания с благородными намерениями, привыкая трактовать их исключительно, как тормоза полезной инициативы, должен постепенно начать пренебрегать всяческими правилами и нормами – по крайней мере, он находится на этой дороге. Начатый неформальными группами процесс реформирования экономико-управленческих структур создает новые динамические системы, которых в полной мере никто не знает, а следовательно, никто и не контролирует.
Участники этих групп часто обладают повышенным самомнением и думают, что именно на них и держится Польша, что они с непосильным трудом стараются не для собственной выгоды. Последнее, впрочем, бывает субъективной правдой, но эта правда не изменяет того факта, что такая деятельность с общественно-воспитательной точки зрения является в высшей степени вредной… Моральной основой такой тактики является распространенное в таких кругах мнение, что легальным путем ничего хорошего для страны сделать не удастся, и для достижения желаемых эффектов хорошим может быть любой прием, любой шаг, начиная от фальшивого информирования руководителей. Но дорога к высшей фазе общественной организации не идет через взаимные услуги лояльных знакомых, поскольку индивидуальные услуги должны быть оказываемы в соответствии с буквой закона, отражающего общественный интерес в целом. Как видим, не только в том зло, что без знакомства нельзя купить в магазине ветчины или детских ботинок, но и в том, что без знакомства подчас невозможно пустить в ход электростанцию или перекинуть мост через реку.
Расточительное отношение вытекает из самих условий деятельности неформальных групп, которые должны в одно и то же время реализовывать определенные работы и сопутствующие им мероприятия, и нелегально, старательно их укрывать. Поскольку в такой ситуации право становится еще одной преградой, которую нужно преодолеть, меньшим злом (да еще не по выбору, а из практически возникшей необходимости), оказываются расточительные действия группы, поскольку перед ними не обязательно открыт путь наиболее дешевых и простых действия. Поле зрения таких практиков в ходе течения предпринятых работ подвергаются характерному ограничению.
Из него выпадают как экономические, так и этические критерии, и учитывается прежде всего сиюминутный успех, а не его цена, лишь бы эту цену можно было скрыть. В результате этого хаос штурмовщины приобретает также самосущную ценность, т.к. становится в атмосфере типичной нелегальности работ дополнительным фактором камуфляжа. Годы подобной деятельности благоприятствуют формированию прагматических правил исключительно экстенсивного хозяйствования не пекущегося о перспективе, особенно общего характера".
В приведенных отрывках изложена подробно вся система аргументов Лема против возникающих при социализме неформальных предпринимательских групп, вся критика Лема против возникающей "частной" инициативы. Можно сказать, что здесь выражена наиболее талантливо и доказательно позиция экстремистов, т.е. людей, негодующих против "неморальных деловых людей", спасающих своими рискованными действиями существующую патологическую систему. Основной смысл экстремистских доказательств базируется на доказательстве неэффективности, неэтичности действий "прагматиков" в создавшихся патологических условиях, причем вина за эти условия, которые соответственно и создают отклонения действий неформальных менеджеров от общественного оптимума, возлагается странным образом не на центральную власть, создающую всю эту "патологию" своими "невыполнимыми приказами", а на самих подпольных менеджеров…
Однако перейдем к заключительной части статьи Лема, к его выводам:
"Нежелание или незнание способов радикального изменения в лучшую сторону может лечь в основу попытки перенести всю тяжесть растущих недостатков на плечи населения; очевидно, что это есть не чья-либо злая воля, а просто наиболее простое решение вопроса. Однако население, систематически приучаемое к аскезе, начинает неправильно интерпретировать это навязанное ему состояние именно как проявление злой воли или вообще злостности. Это приводит к дальнейшему расширению пропасти между правящими и управляемыми, причем обе стороны одинаково плохо информированы об истинном положении вещей. Если сеть трубопроводов, связывающих краны с насосами, негерметична, наиболее эффективными представляются два способа исправления положения: "а) увеличение давления; б) закрытие всех кранов. Увеличение давления при сохранении негерметичности труб вызывает, однако, резкое возрастание затрат; в свою очередь, закрытие кранов досаждает всем. По-видимому, правильным действием будет все-таки радикальное аналитическое исследование и перестройка всей системы трубопроводов.
Заметим, однако, что такое исследование крайне затруднительно в условиях штурмовщинно-стихийного хозяйствования, с явными целями, но скрываемыми путями к их достижению, в котором господствует антагонизм между планирующими органами и исполнителями на низших уровнях иерархии; такая система фатально подвержена дезинформирующему воздействию статистических методов, поскольку статистике легче всего обработать то, что происходит внутри замкнутых хозяйственных единиц типа фабрики или шахты, а не то, что происходит на многоаспектных стыках… Прагматика тайной динамики оказывает сильное влияние на результаты статистических выкладок, в особенности, когда локальные сведения суммируются в цельную картину.
Изменение вышеописанного положения вещей, наверняка, возможное,- задача длительная и неблагодарная. Очередность действий должна быть при этом обусловлена прошлым системы. Первым этапом должно стать установление истинного положения вещей или создание динамической карты явлений в их реальной структуре, отошедшей от формально установленного образца. Второй этап – изменение этой структуры и соответствующих планов развития, соответствующих обладаемым мощностям, а также выявление функциональных резервов, поскольку существование накопленных резервов вышибает почву из-под ног неформальных групп, или нейтрализует их возникновение объективными условиями (а не только действующим правом – провозглашение соответствующих законов не может их ликвидировать, ибо они действуют за правом). Только третий этап представляет собой образование психосоциальной обстановки в обществе. Перестановка очередности таких перемен не может дать никаких результатов потому, что инфляция действенности воззваний к сознанию людей является фактом (или параметрической, к сожалению, чертой системы). Поскольку психологически тенденция властей к провозглашению таких призывов вполне понятна, необходимо четко уяснить, что результат их воздействий может носить характер "парадоксальной реакции", т.е. характер, обратный благородному смыслу самих призывов, ибо сознание наглухо закрылось перед ними в здравомыслящей обороне, не позволяя дать веры словам, которым наглядная действительность противоречит на каждом шагу… Только систематическая сегментация изменений в описанной выше очередности может превратить сизифов труд в настоящую работу по удовлетворению сегодняшних потребностей наравне с потребностями завтрашнего дня. Без понимания этой простой правды истины исправления быть не может".
Заключительные выводы Лема вызывают и наибольшие возражения. Ибо они направлены не только против желания центральных властей изменить обстановку в стране - лишь "благородными призывами" и "психосоциальным воспитанием" страны, но главным образом – против неформальных групп. Лем выступает здесь в роли ученого-технократа, надеющегося с помощью "науки" разобраться в "общественных трубопроводах" и наладить их "правильное" жесткое планирование. Он предлагает: 1) вскрыть все тайны, вывести "на чистую воду все неформальные группы"; 2) выявить все ресурсы производства и наладить составление реальных планов. Это должно выбить почву из-под зловредных неформальных групп и вернуть общество к "здоровому социализму".
Честно говоря, даже трудно поверить, как Лем может верил в действенность предлагаемых им рецептов, ибо это лекарство не затрагивает самой основы экономической болезни – ее жесткой плановости и закостенения. В условиях этой болезни общество может двигаться только несвободно, уродливо. Лем же предлагает вместо снятия этого закостенения, - исправление костяка и его дальнейшее закостенение. Если человек из-за болезни ходит сгорбившись и скособочившись, то Лем привязал бы его выпрямленным к столбу и превратил бы в мертвую, но прямую статую вместо освобождения от самой болезни.
Предлагаемые Лемом меры заранее обречены на провал, ибо невозможно полностью умертвить общество. Проблема выхода из патологии социалистической экономики все равно остается. Конечно, Лем прав, утверждая, что одна деятельность неформальных управленческих высших групп совсем не даст желанного устойчивого выхода. Не даст его и возврат к первоначальной "социалистической жесткости". Однако выход должен быть!
Примеры и аналогии, используемые Лемом, говорят сами за себя. Не будем трогать биологических и медицинских сравнений, но зато отнесемся более внимательно к сравнению нынешней патологической ситуации с процессом возникновения капитализма из феодальных структур:
"Стиль хозяйствования, свойственный практике неформальных групп, напоминает модель спонтанной экспансии зачатков капитализма, с его незаторможенными тенденциями к ликвидации феодальной структуры, из которой он возник, причем речь идет не о стране с мощной властью и традициями законоуправления, а скорее о каких-то границах, где система права нечетко определена или не введена в действие, где способность наибольшего приспособления выказывают люди сильные, хитрые, прозорливые, лишённые предрассудков. Их личные качества оказываются тогда ценностями, особенно когда им удается скооперироваться, подчас полутайно, для совместной деятельности и ликвидации конкурентов…"
Мало того, я убежден, что в вышеприведенном отрывке Лема изложена не столько аналогия, сколько сама истина, суть происходящего сегодня: наш случай "патологического развития социализма" может и должен быть отнесен к процессам первоначального развития капитализма. И если принять это утверждение, то исторический опыт продемонстрирует с достаточной ясностью типичную схему развития:
Вначале в рамках деспотического общества возникают неформальные или формальные феодальные структуры – рыцарей с их феодальными союзами, духовенства, чиновников, откупщиков, купеческих гильдий, свободных родов. Распад, обособление и деморализация – это все признаки естественного разложения деспотических монархий. Выходом из этого феодального разложения оказывается усиление капиталистических элементов внизу, т.е. свободных городов с присущей им протестантской моралью самостоятельности, честности и трудолюбия. Все же остальные группы просто пожирают друг друга. Именно низовые буржуазные элементы городов своей поддержкой заново создают единые национальные государства в Европе – то ли через подчиненную им монархию, то ли прямо через республику, где эта преобразованная мораль и закон становятся всеобщей основой.
Конечно, историю нельзя принимать за непререкаемую догму и предопредениe – переход от деспотизма к демократии может быть и более краток, но хотя бы потенциально такие процессы первоначального распадения и последующей консолидации общества на новой моральной основе должны присутствовать во всяком подобном переходе.
Нетрудно видеть сходство описываемых у Лема центральной власти с деспотическим, вернее, диктаторским режимом средневековья, а возникающих сегодня неформальных групп управления – с феодальными структурами. Столь же понятен и вывод из такого сопоставления: деятельность неформальных групп управления есть необходимое переходное звено между старым деспотическим режимом и новой устойчивой демократией, что эти неформальные группы не могут иметь однозначной моральной оценки – по отношению к старому тоталитаризму они есть добро (предприимчивость, свобода, жизнь), а по отношению к последующей производительной демократии они есть зло (аморализм, мотовство, разрушительный анархизм и эгоизм, неуважение к законам и интересам людей, склонность не к производительному труду, а к эксплуатации людей и грабежу…).
В сегодняшнем споре между центральной деспотической властью и подпольными инициативными группами современных феодалов, последние являются антитезисом, т.е. более высокой ступенью развития, однако истинным долговременным выходом из их спора может стать только третья ступень, только синтез, который соединит навыки свободной жизни неформальных групп с новой, более высокой протестантской моралью. Вместо "бескорыстной верноподданности" одних ("социалистический тезис") и безудержным "обогащайся и наслаждайся" других ("антитезис") должно укрепиться третье: свободный труд и взаимопомощь с конкуренцией независимых людей. Из выбора, сегодня кажущегося тупиковым: мораль или свобода, выходом должна стать новая, свободная мораль.
Если следовать принятой нами исторической параллели, то в хаосе смен феодальных структур, наблюдаемых в Европейском Средневековье, человеку, который стремится содействовать общечеловеческому прогрессу, надо было становиться не солдатом или монахом, не рыцарем или чиновником, а, прежде всего, горожанином и протестантом.
И для нас сегодня выходом является не членство в правящей партии и тем более не борьба с нею, а, прежде всего, личный, независимый от государства (конечно, не от общества) труд, не ради личного обогащения и не ради государства-партии, а ради пользы всех людей (или как раньше говорили протестанты – для Бога).
В заключение следует упомянуть, что в отечественном Самиздате проблемы также ставятся и обсуждаются. Свидетельством этому служит сборник "Не по лжи!?", посвященный обсуждению знаменитой статьи А.И.Солженицына. Как мне видится, А.И.Солженицын видит выход только в смене типа идеологии (с коммунистической на православную) при сохранении всей тоталитарной структуры общества и противопоставляет этому позицию нарождающихся свободных, неформальных групп и людей. Большинство авторов сборника критикуют меня, видя во мне поборника эгоизма и аморальности, возникающего в нашей жизни, т.е. занимают аналогичную с Лемом позицию, не различая в современном хаосе хорошее и плохое, разрушительно-феодальное и созидательно-буржуазное. Такая непроясненность и нечеткость позиций достойны сожаления. Возможно, что именно невысокий уровень развития обсуждаемых общественных тенденций и обусловил запутанность и невнятность их обсуждения. Но тем более жаль – тема-то архиважная! 23.12.1977г.