Раздел III. Б. К. Буржуадемов Рецензии и выдержки из публикаций с комментариями
(2-изд., Госполитиздат, 200 т. экз. 128с.).
Проблема относительности морали и законы поднимается и обсуждается не только в неофициальных сборниках нашего типа, но и в официальной печати. Рецензируемая книга – один из характернейших примеров того внимания, которое уделяется властью этой непростой теме.
Правда, в официальной печати она обсуждается в более тонком, вернее, замаскированном виде. «Преступность и аморальность» левого бизнеса, левой (т.е. спекулятивной) торговли, производственного "воровства" в книге даже не обсуждается. Однако и без этих "табу" хватает ситуаций, когда нарушение инструкций и законов не вызывает безусловного осуждения, даже в официальной печати. Эти ситуации часты прежде всего в хозяйственной, экономической сфере.
Предисловие к книге Феофанова написано самим Министром юстиции РСФСР Блиновым, который основную мысль автора (на мой взгляд, справедливо) сформулировал так:
"Когда правовая норма тебе понятна, кажется справедливой, то ты ее будешь выполнять без особых сомнений. А если законоположение "мешает" тебе, кажется нецелесообразным? Или строгое следование букве Закона, директивам, инструкциям представляется тебе "бюрократизмом"? Словом, если все несколько утрировать и упростить, то автор задает вопрос: нужно ли выполнять "плохой" закон. В жизни, особенно если брать гражданские правоотношения, такие ситуации возникают довольно часто. Однако в литературе, в публицистике они столь же часто обходятся. Заслуга автора, на мой взгляд, состоит в том, что он прямо и недвусмысленно отвечает: закон, пока он действует, нужно выполнять, другого не дано.
Мысль, конечно, не новая. Но сказанная четко, подтвержденная впечатляющими примерами, публицистическими рассуждениями, она является очень важной для воспитания уважения к советскому закону, для правового воспитания трудящихся".
Мы видим, что официальный представитель Советского государства утверждает примерно то же самое, что и некоторые диссиденты или самиздатские авторы (см. ответы гуманитариев в данном сборнике). Прошу не считать это утверждение – упреком. В единомыслии Министра юстиции и диссидентов я не вижу ничего зазорного. Однако интересно выяснить внутренние причины такого сходства.
Познакомимся с книгой Ю.Феофанова поближе. Больше половины ее глав посвящены описанию конкретных судебных дел и следственных историй, повествует о том, как люди (хозяйственники, по большей части), руководствуясь, казалось бы, хорошими намерениями, и ради "пользы дела", нарушают инструкции, потом законы и попадают в результате на скамью подсудимых.
Эти истории рассказываются как бы в споре с неким защитником правового прагматизма – ради экономической эффективности, т.е. человеком, убежденным: "по струнке ходить – ничего не сделать". На его рассказ о необходимости терпеть нарушения трудовой дисциплины в цеху ради выполнения плана, автор отвечает:
"Если бы, рассказав этот случай, начать дискуссию, то неизвестно, на чьей стороне оказалось бы большинство. Скорее всего, многие бы сказали: начальник цеха поступает хоть и не очень принципиально, но единственно разумным образом. А если на это возразить: но он же поощряет нарушение самых элементарных норм трудовой дисциплины, поступает нечестно по отношению к коллективу, теряет чувство собственного достоинства и т.д. – на это, пожалуй, ответили б: в общем-то, верно, да только жизнь заставляет… Словом, те же мотивы, о которых шла речь в предыдущей главе.
Ссылки на то, что "главное-продукция", "не по параграфам живем" и т.д. широко бытуют на производстве. И они производят впечатление, кажутся логичными и полезными. Мы, не замечая того, культивируем их довольно широко. Хотя в принципе, то есть, например, на собраниях, в печати и т.д., безусловно осуждаем". (с. 26)
"Тот мой знакомый, который посмеивался над своим выговором, а потом взялся рассуждать о благотворности отступления от правовых норм ради "интересов дела" – лицо реальное, мне просто неловко называть его фамилию. И высказывал он свои мысли не в частной беседе, а за своеобразным "круглым столом": мы в редакции как раз обсуждали эту проблему – можно ли, оставаясь честным, нарушать закон в деловой жизни". (с.44)
Перечислим вкратце приведенные автором эпизоды:
1) История о том, как хозяйственники обменивались утаенными от государства ценностями: с одной стороны – якобы списанные "Волги" для служебных целей, а с другой – фиктивное место работы для родственника.
2) История о незафиксированном в плане отпуске колхозу леса.
3) Аналогичная история, только об отпуске кровельного железа, использованного для мошенничества.
4) История возникновения частной конструкторской фирмы – особенно интересна, и мы к ней вернемся в конце своего разбора.
5) История о том, как руководство завода выполнило план путем занижения качества продукции и попало за это под суд.
6) История о том, как производственный план был выполнен путем приписок или искажения отчетности – а руководители снова оказались под судом.
7) История о том, как хозяйственники ради "дела" перерасходовали фонд зарплаты и попали под суд за "халатность".
Практически в этих историях изложены примеры преступлений и наказаний по основным статьям уголовного кодекса, касающегося "экономических (хозяйственных) преступлений".
В большинство случаев основным побудительным мотивом этих преступлений является не личная корысть или иные эгоистические мотивы, а глубоконравственные чувства – желание успеха общему делу, общественной пользы.
Правда, автор не устает подчеркивать, что от мотивов личной корысти хозяйственникам трудно избавиться (это, конечно, верно – ангелы бывают очень редко). Но важно, что за таким подчеркиванием он все же не забывает главной проблемы: противоречие между субъективно хорошими намерениями людей и объективно мешающими им законами.
Логика автора предельно проста: законы создаются и утверждаются народом, в них сконцентрирована народная мудрость, поэтому им надо верить безусловно и беспрекословно выполнять.
Эта логика было бы безупречной, если бы мы были уверены, что законы в вашей стране создаются, действительно, народом и концентрируют его опыт. Тогда в любой описанной выше истории можно было бы относительно легко показать, как субъективное желание добра оказалось на деле ошибочным и привело к объективно плохим и потому преступным действиям. Но автор разворачивает иную логику.
Он показывает, как в поисках общей пользы или взаимной выгоды, т.е. повинуясь естественным чувствам, люди начинают с незначительных нарушений незначительных инструкций, мешающих этой общей пользе, а потом входят во вкус таких нарушений, во вкус свободных и потому эффективных действий и начинают преступать и серьезные статьи. Дойдя до этого "решеточного" пункта, Ю.Феофанов как бы восклицает: "Вот видите!" – и считает свою миссию оконченной.
Так же поступает следствие и суд. На все доводы подсудимых и защиты о деловых соображениях, о пользе дела и т.д. – суд отвечает примерно так: "Ваши производственные и профессиональные успехи нам известны, но сейчас рассматривается вопрос о вашем преступлении в том-то. Что можете сказать об этом? Признаете?.."
Говорить в зале суда о том, что производственные успехи в наших условиях тесно связаны и даже обоснованы нарушением плохих законов не имеет смысла, только топить себя, утяжелять возможное наказание.
Впрочем, в конце своей книги даже Ю.Феофанов признает эту проблему "порочного круга: и обвинения правильны, и оправдания убедительны. Потому что если денег не отпущено, а подмести двор все-таки надо, в противном случае не примут дом, а если не примут дом, то не дадут премии, а если не будет премии, рабочие уйдут в соседнее СУ и т.д. и т.п. – порочные колечки сплетаются в замысловатую цепь спасительных для бесхозяйственности тупиков: с одной стороны, так, а с другой – этак".
Тем более что по этому вопросу весьма недвусмысленно высказался сам Генеральный секретарь ЦК КПСС Л.И.Брежнев:
"В каждой отрасли народного хозяйства действуют тысячи разных предписаний и инструкций. Попробуй в них разобраться, тем более что многие из этих инструкций устарели, содержат неоправданные ограничения, мелочное регламентирование. Это стесняет инициативу, противоречит новым требованиям, которые ныне предъявляются к экономике"…
Тот факт, что цитата из речи Л.И.Брежнева приводится, кажется, только раз и в качестве некоторого противостояния духу всей книги, показывает, что у верховного нашего руководства существует иное направление мысли, берущее под защиту деловых людей и их "субъективно благие" намерения.
Об этом же свидетельствует и официальная публицистика иных типов – например, "Литературной газеты", "Нового мира", даже "Правды".
В качестве наиболее яркого примера мне хочется сослаться на недавно увиденный спектакль "Багряный Бор". Вкратце его содержание сводится к расследованию деятельности эффективного и инициативного директора совхоза, на которого накляузничал гораздо менее удачливый и завистливый сосед-директор, морализирующий по каждому поводу. Расследование затевается вопреки очевидной воле партийного руководства района (или области) – только под угрозой кляуз в Москву и приезда высших контролеров. Только благодаря секретарскому заступничеству в комиссию по расследованию не включается прокурор.
В процессе расследования выясняется, что, действительно, обвиняемый использует зачастую если не прямые нарушения инструкций и законов, то косвенные, как бы на грани спорного, не говоря уже об общепринятой "бескорыстной морали абсолютной открытости и взаимопомощи". Но с другой стороны, его очень любит "народ" (коллектив) – за ревность в труде, за удачливость, за заботы, за то, что создал лучшее в области хозяйство. Даже фанатичная партийка в комиссии, предлагавшая ранее пригласить сразу прокурора, убежденная в незыблемости моральных норм, поговорив поближе с "народом", заколебалась и изменила своему ригоризму. Секретарь райкома (обкома) утверждает почти единодушное положительное заключение комиссии (тем более что обвиняемый едва не умер от инфаркта и переживаний), торжественно заявляя при этом в зал, что, мол, конечно, контролировать и поправлять "нам" хозяйственников надо, но на таких людях все мы, весь народ держится, и в обиду мы их не дадим.
Этими словами и кончается спектакль. Здесь высказано совсем иное отношение к проблеме, отражено иное настроение нашей верхушки, тех, кто приветствует деятельность экономически свободных людей (руководителей) и хотел бы расширения этой деятельности.
Однако, как ни странно, именно компромисс этих двух направлений (морального ригоризма и экономического прагматизма) в руководстве образуeт сегодня страшно тяжелое, но устойчивое положение для инициативных хозяйственников: с одной стороны, деятельность этих людей втихую разрешается и даже поощряется, а с другой – она же рекламируется как преступная, ужасная, безнравственная, заставляя свободных хозяйственников сгибаться в страхе перед "партийными заступниками и благодетелями". Экономический прагматизм позволяет инициативным хозяйственникам существовать и как-то тянуть хозяйство, моральный же ригоризм позволяет власть держать экономически свободных людей под страхом морального и судебного топора и твердым партийным контролем.
Изменить это положение может только осознание пользы и добра от экономически свободных деловых людей и осуждение фанатических защитников отживших традиционных норм, моралистов и прокуроров.
И еще одно важное обстоятельство путает карты проповедников верноподданнической и безусловной законопослушности: противоречивость самих законов и инструкций. Неэффективность и противоречие непосредственному нравственному чувству безусловного выполнения любых законов и инструкций Ю.Феофанова и его коллег не останавливает, а вот противоречивость законов делает такое безусловное выполнение невозможным в принципе. От этого уже невозможно отмахнуться:
"До сих пор на научных конференциях, производственных активах, в печати обсуждаются ситуации, которые создаются столкновением буквы правил и здравого смысла. Одни говорят, что только безапелляционное соблюдение закона и всех подзаконных актов (приказов, инструкций, циркуляров и т.д.) избавит хозяйство от хаоса волевых действий. Их оппоненты, приводя взаимоисключающие, однако же действующие на сей момент правовые нормы, спрашивают: как изволите быть?
Тупик! Но тупик ли? Скорее, очень сложный лабиринт, который выстроился в результате того, что многие, очень многие годы у нас создавались подзаконные акты, не выверенные по шаблонам права, исключающие друг друга. И все они действовали, многие действуют и сейчас, давая сильные аргументы в руки сторонников хозяйственного творчества вопреки и помимо сторонников государственных установлений…"
Какой же видится выход их этого "тупика"? – Автор говорит о необходимости совершенствования законов по "правовым матрицам":
"Гармония хозяйственной жизни может сложиться, если будет применяться единственно возможный метод – каждый акт управления должен быть сконструирован по правовой матрице. Сколь бы соблазнительно ни было избрать иной путь; сколь бы целесообразным ни казалось иное решение – тут каждый руководитель должен быть "формалистом" и "буквоедом": без юриста ни шагу".
Перед нами очередная тоталитарная утопия, только теперь с юридическим уклоном. Известно, что в нашей стране тотального планирования и централизованного управления все законы, инструкции и т.п. есть просто письменные распоряжения властей, а не то, что под законом принято понимать в западный странах – необходимое общественное ограничение свободы частных лиц и организаций. Законы в последнем понимании можно сделать непротиворечивыми и выверить по правовым матрицам. Выверить таким же образом "наши законы", т.е. распоряжения всех властей – от генсека до дворника – безумная утопия, способная поразить воображение любого фантаста-утописта. Эта утопия равносильна построению из страны механизма, в котором все шестеренки будут крутиться слаженно, без сучка и задоринки (кроме конечно отдельных преступников).
В этой утопии даже забывается прокламированное в начале книги условие: что "наши законы создаются народом" – именно это является главным и единственным выходом из действительного тупика, в который зашла как наша моралистика, так и юстиция. Только создание самим народом свободной морали и действительных законов, не регламентирующих, а оберегающих свободную жизнь! Такие законы могут выработать свободно избранные и подотчетные свободной критике народные представители, и тогда перестанут возникать непреодолимые коллизии между нравственным чувством хозяйственника в его общественном служении и рамками действующих законов.
Признав в принципе необходимость совершенствования нынешних некоторых законов (т.е., что они сегодня плохие), Ю.Феофанов прокламирует необходимость безусловного выполнения их сегодня, поскольку в противном случае наступит неуважение к закону вообще, произвол и анархия. И с этим также следовало бы согласиться, если бы существовал механизм формирования и обоснования народных указаний, как менять эти законы. Этот механизм известен: свобода слова и печати, свобода организаций, формулирующих и обосновывающих новые требования к изменению отживших законов и добивающихся одобрения своих программ на всенародных выборах, но его нет, как нет и настоящих законов, а есть лишь произвольные директивы власти. Знаменитая параллель между законами и правилами уличного движения, которые нельзя водителям произвольно менять, даже если эти правила нерациональны – во избежание неизбежной катастрофы, - у нас не действует. Ибо наши законы – это не правила движения, а шлагбаумы, расставленные по дороге. Движение возможно только в обход их, стихийное и c катастрофами. Подчинить нашу жизнь этим шлагбаумным законам, это значит полностью остановить ее. Единственный выход – это изменить шлагбаумы на правила уже складывающегося по обочинам движения.
У людей сегодня остается только выбор между добрым, но незаконным (или не моральным с точки зрения официальной морали) действием, и подчинением плохому закону, т.е. бездействием. Собеседник Ю.Феофанова, с его выводом: "По струнке ходить – ничего не сделать" – прав. Без сомнения, пускаться в движение без руководства известного закона и проповедуемой официально морали – очень опасно, можно наломать дров и натворить действительно плохих дел. Но и оставаться в покорном бездействии – еще хуже, это смерти подобно.
Нам необходимо двигаться, пусть по обочине, руководствуясь собственным нравственным разумом, медленно и осторожно, чтобы не навредить. И одновременно нам необходимо осознавать необходимость новых законов, формулировать и требовать их принятия. Нащупываемые нами правила жизненного движения нужно осмысливать до уровня общепризнанных и всеобщих законов, чтобы в таком всенародном обсуждении действительно исчезло все случайное и неверное, субъективное, а осталось лишь объективное и непреложное, годное для государственного утверждения.
Экономическая и духовная свободная деятельность и одновременно открытая борьба за новые законы, за права и свободы человека – вот единственный возможный путь развития в наших условиях. Но он требует большей осторожности и удвоенного мужества: для реального поступка, отвергающего зло, даже когда оно диктуется ныне действующим неправедным законом или инструкцией, и принятии наказания за такое "преступление", и для протеста против плохого закона и отстаивания верного. Это последнее даже важнее и в то же время легче (ибо наказание за осуждение неправедного закона бывает много легче его реального нарушения).
К неправедным законам относятся прежде всего запрещения экономической независимой деятельности, т.е. наказания за так называемые хозяйственные (экономические) преступления, примеры которых приведены в книге Ю.Феофанова.
Только когда люди сами осознают правильность своих официально незаконных действий и будут не мучиться в безысходных попытках «и дело делать и законы соблюдать", а станут добиваться изменения этих "законов", только тогда наше общество начнет выходить из "порочного круга", из экономического, юридического и нравственного тупика. Сейчас же мы в нем вертимся. Подчиняясь плохим законам, мы вынуждены губить труд и жизнь свою и других людей, а подчиняясь внутреннему зову добра, вынуждены учитывать впереди перспективу тюрьмы в качестве награды за добро. История создания и действия фирмы ЦОКБ, рассказанная Ю.Феофановым, о том ярко свидетельствует. Вот она:
"Но я журналист, занимающийся наукой, неожиданно столкнулся с историей, где, кажется, нарушитель закона оказался настоящим бессеребренником. Он не делал и не собирался делать никакой карьеры, ему не грозил даже выговор за срыв каких-то заданий, а между тем его лишили свободы… (с.64)
Началось все в этой истории с подводного спорта. Вернее, с несовершенства костюмов и оборудования. Группа энтузиастов-аквалангистов, среди которых были инженеры, научные работники, решила сделать благое дело: улучшить оснащение спортсменов-подводников. Комитет ДОСААФ пошел навстречу и создал Центральное опытно-конструкторское бюро (ЦОКБ) на общественных началах "для координации деятельности любителей подводного спорта и усовершенствования подводного оборудования", как значилось в решении. Бюро, говорилось там же, "должно существовать на принципе окупаемости и хозрасчета"…
Обратите внимание на формулировки. С одной стороны, бескорыстные и возвышенные общественные начала. Твори, выдумывай, пробуй в свое свободное время и на благо подводного спорта. А с другой стороны, трезвый, приземленный, обязывающий хозрасчет. Твори, выдумывай, только не надейся на дотации. Тоже весьма разумно. Но два порознь нейтральных вещества в соединении иногда дают горючую смесь!..
Во главе бюро поставили А.В.Шацкого. Инженер по образованию и по служебному положению, он был страстным любителем подводного спорта. Можно смело утверждать, что все свободное время он проводил под водой, а все свободные деньги тратил на усовершенствование костюма ныряльщика. В секции было немало таких энтузиастов.
Потихоньку-полегоньку бюро приобретало авторитет в спортивно-подводных кругах, выполняло заказы спортсекций. Поскольку у бюро появились какие-то, сначала весьма скудные, но вполне законные средства, открыли в сберкассе счет, наняли штатного работника. Потом штат расширился. Инженеры, кандидаты и даже доктора различных наук – охотно давали консультации, не считали за труд выполнить чертеж, составить расчет, подкинуть идею. Никто из них и не думал о гонорарах или о другом виде оплаты своего труда. Это был чистый энтузиазм… Словом, люди занимались любимым своим спортом, совершенствовали оборудование. И никому в голову не приходило, что они могут влипнуть в неприятную историю.
Но тут, на беду всего благородного предприятия, какой-то знакомый Шацкого рассказал ему о нуждах пионерлагеря "Красной швеи": там работала не то сестра, не то свояченица этого знакомого (пионерлагерь оказался под угрозой закрытия – санинспекция потребовала срочно привести в порядок очистные сооружения. Но чтобы провести работы, нужна смета, а для сметы – проект. Толкнулись туда-сюда – ну, кому охота возиться с "копеечным" проектом, да еще срочно?)
-Нам же этот проект сделать – пара пустяков, зато заработаем деньги для дальнейшего развертывания спортивной работы,- уговаривал знакомый.
- Да как-то неудобно,- усомнился Шацкий,- мы все же спортсмены, а не… И не положено это нам.
- А что? Разве мы воруем? Почему не сделать доброе дело?
…Словом, Шацкий согласился. От его имени, точнее по доверенности ЦОКБ, приятель заключил упомянутый договор с фабрикой почти на 4 тысячи рублей. У фабрики такие деньги были, фабрику никто не стремился обмануть, администрация и профком рады были заплатить, лишь бы был проект. Ну, а приятель Шацкого уже частным образом дал подработать двум инженерам – те охотно сделали проект за 275 рублей. Разница пошла на счет ЦОКБ для дальнейшего развертывания подводного спорта. Шацкий, санкционировавший всю операцию, лично себе не взял ни рубля.
Однако когда это дело дошло до руководителей ДОСААФ, начальнику ЦОКБ сделали внушение – занимайтесь своим дело и не лезьте в сомнительные коммерческие операции. Если же будут замечены еще раз посторонние подряды, считайте бюро закрытым. Спорт – это спорт. Увы, сам Шацкий пропустил предупреждение мимо ушей. А его приятели посоветовали ему уйти из-под опеки ДОСААФ.
- Иначе закроют, и все дело будет загублено,- внушали они Шацкому. В конце концов он сдался.
Пользуясь тем, что в сберкассе был открыт счет, на руках имелась печать, штамп и прочие аксессуары юридического лица, глава новой фирмы постепенно пустился в довольно широкие коммерческие предприятия. В ДОСААФ это заметили, отобрали печать и штамп и направили письмо в сберкассу о закрытии счета. Но Шацкий уже сам вошел во вкус, он боялся, что погибнет дело, которому он отдал столько сил. И он сделал упреждающий ход – сам подал заявление о закрытии счета. А через некоторое время, когда гроза миновала, вновь открыл текущий счет, а также обзавелся гербовой печатью, штампами, бланками и прочими аксессуарами государственного учреждения.
Правда, для этого пришлось изготовить подложное письмо в органы МВД и выкрасть бланк доверенности. Но все это - "для пользы дела", исключительно для развития подводного спорта. Теперь ЦОКБ отпочковалось от ДОСААФ: на новом штампе эта общественная организация не упоминалась. Шацкий на почтамте абонировал ящик №354. Теперь на бланке фирмы значилось - "ЦОКБ п/я 354". При заключении сделок с государственными предприятиями и учреждениями давалось понять: "ОКБ особо засекречено, и лучше ни о чем расспрашивать, а перечислять денежки".
Коль скоро какая-то хозрасчетная организация создана, она должна быть зарегистрирована в финансовых органах.
- Это будет, пожалуй, обременительно – сказали Шацкому его советники по финансовой части,- обойдемся и так, а то начнутся расспросы, что, да как, да откуда.
- Ну ладно,- согласился он, мы ж не для себя"…
…Через два года на счету ЦОКБ было 300 тыс.рублей… Их еще надо было заработать. И, надо отдать должное компаньонам Шацкого, они сложа руки не сидели. Договоры заключали с кем только можно и на любые работы: проектирование подводных домов и канализации кондитерской фабрики, подледные морфологические исследования и промывка колодцев пивзавода – все, что угодно, лишь бы платили… Заказов было много, на деньги заказчики не скупились, благо рубли не свои – государственные. Через некоторое время в бюро было организовано три отдела. Во главе их "по совместительству были поставлены весьма солидные люди с дипломами вузов и даже с научными степенями. Вторые зарплаты они получали по ведомостям. Вообще-то эти заработки казались сомнительными. Но, полагали научные работники, лучше не вдаваться в подробности канцелярского оформления: за работу получали, не воровали.
Вскоре в бюро создали три лаборатории. Потом открыли пять отделений в других городах. Бывая в командировках, аквалангисты-любители не забывали и дела фирмы Шацкого. Постепенно в штате ЦОКБ стало числиться 70 специалистов. Они, правда, работали хоть на общественных началах, но за хорошую зарплату. Плюс к этому 500 человек выполняли работу по договорам. О размахе говорил такой факт: ЦОКБ купило два парохода и один зафрактовало для исследовательских работ…
…Фирма Щацкого стала действовать рядом с официальными организациями. Но она имела существенное финансовое преимущество: никаких налогов не платила, отчислений не делала, даже подоходный налог с зарплаты шел в актив фирмы. А заказчики платили как в любую другую организацию. Только по значительно повышенным расценкам.
О том, как заключили договор с фабрикой по поводу пионерлагеря, уже рассказано. Вот еще некоторые выкладки экспертов: договор на 11270 рублей, фактические затраты - 1488; договор – 12 тысяч, фактические затраты – 2 тыс. и т.д. На 54 тысячи рублей обобрала фирма своих клиентов, по далеко не полным подсчетам. Это только путем завышения объемов. У государства же ЦОКБ изъяло 15 тыс.рублей подоходного налога и 80 тыс.рублей положенных отчислений по другим позициям.
Против цифр и фактов возразить было нечего, и поэтому оставался один спасительный якорь. – Не корысти же ради,- говорил Шацкий, говорили его коллеги по подводному спорту… - Дело-то делалось, проекты составляли, изыскания проводили.
Делалось, кто же возражает, но каким путем и какой ценой? И разве бескорыстно? Вот еще один пример. Институт создал модель сетчатого конусного рыбозащитного устройства. Ее надо было испытать, а заодно провести некоторые конструкторские разработки, связанные с конусом. Институт ищет, кто бы мог все это проделать, но никак не может найти организацию… Один из "активистов" ЦОКБ говорит специалистам института, а почему бы нам не помочь вашему институту? Заключается договор на 15 тысяч. Но где найти специалистов по неведомому устройству? Логичнее всего там, где это неведомое создается. Через другого активиста, сотрудника института, узнают, кто "ведет" конус в институте. Приглашают этих сотрудников:
- Можете выполнить работу?
- Почему бы и нет.
- Сколько получаете? Отлично. Платим еще столько же, но чтобы работа была сделана быстро и без дураков.
- Будьте уверены, уж мы не подведем.
И действительно, делается все быстро и квалифицированно. В рабочее время. В тех же институтских помещениях. По той же теме. Конечно, за особое вознаграждение. И еще за 15 тысяч, уплаченных фирме Шацкого… Таковы методы. Хотя дело сделано – конус исследован, кто что скажет?
Можно сколько угодно попрекать институт и его руководителей в безрукости, в неумении организовать дело… Но надо иметь в виду и другое. У института нет людей, которым бы по штату полагалось испытывать конус – тех же аквалангистов. А любитель-аквалангист, хоть он и работник того же института, не станет в свободное время заниматься этим. Да ему и не предложат. А нашелся посредник – и все в порядке. Какой ценой? – это уже другой вопрос.
Так на счет ЦОКБ текли и текли денежки… Фирма была противозаконная и деньги зарабатывала противозаконные… Нарушать закон – безнравственно во всех случаях. И преступно. Тут не может быть исключений. Эксперты-финансисты дали справку: ЦОКБ нанесло ущерб различным своим клиентам на сотни тысяч рублей. Утверждают, что сам Шацкий чист. Следователь… в разговоре со мной подтвердила: - "Странный человек этот Шацкий. Возможности для обогащения у него были колоссальные,- а себе, в свой карман, ничего не положил. Но разбазаривал деньги тысячами, ущерб нанес государству на десятки тысяч. Вокруг него, вокруг группы истинных энтузиастов вольготно кормилась целая шайка хапуг!..»
Рассказанная история мне представляется историей возникновения настоящей капиталистической исследовательской фирмы в советских условиях. Мы привыкли о капиталистах думать только как о расчетливых и жадных на деньги людях. Хотя на деле это чаще – энтузиасты своего дела, рыцари профессионального долга (если следовать определениям Вебера о протестантской этике как основе капиталистического духа). Кто был Эдисон или Генри Форд I – такие же люди, как и наш Шацкий. Только Эдисон и Форд получили возможность зарабатывать деньги и развивать свое дело, на благо Америке и всему миру, а Шацкого и других – засаживают за решетку во вред России и тому же миру. Вот и вся разница.
И еще один напрашивается вывод из рассказанной Ю.Феофановым истории: сколько сил в наших людях. Разреши им "делать дело" – свободно, без рогаток и идиотских выкладок "экспертов-финансистов" об "ущербе для клиентов" (кстати, Шацкий и Ко рады были бы платить налоги в обмен на признание) – и они буквально преобразят нашу страну. И в короткий срок. Сделают ее трудовой, эффективной, осмысленной, богатой и радостной.