В защиту экономических свобод.            Выпуск 7

Раздел I. Наука 

Л.Карпинский "Ускорение научно-технического прогресса на основе экономической реформы"

 (в сокращении)

Являясь сегодня ключевым фактором повышения эффективности производства, научно-технический прогресс сам в возрастающей степени зависит от определенных общественных условий. Задача его ускорения не может ни рассматриваться, ни тем более решаться лишь в технико-технологических рамках. Не только ее решение, но и самая формулировка зависит от взаимодействия многих моментов, составляющих вместе общественно-экономическую и морально-психологическую обстановку трудовой деятельности.

В сравнении с предыдущим периодом научно-технический прогресс сегодня опирается на принципиально более широкую социальную базу. Он буквально "находится в руках" огромной по численности армии людей – ученых, технических специалистов, педагогов, рабочих и колхозников; его темпы и качество прямо связаны с ростом материального и духовного потенциала массы населения, с развитием и полным использованием (концентрацией) творческой энергии огромных человеческих ресурсов. Особенность современной научно-технической революции состоит как раз в том, что она выдвигает на первый план именно человеческий фактор – не сумму овеществленного, а эффективность живого труда.

А люди не только работают, на предприятиях и в учреждениях, но и живут в обществе.

Научно-технический прогресс, например, по-разному представляется: ученому-исследователю, заводским специалистам и рабочим, руководителям предприятий, поставленных в устойчивые реальные отношения друг с другом и к обществу. Для воодушевленных технической идеей исследователей, специалистов и рабочих, объединенных в какую-нибудь творческую бригаду, технический прогресс служит источником волнений, возможных разочарований, сменяющихся моральным удовлетворением и материальным выигрышем.

Для части же коллектива предприятия и его руководителей тот же конкретный вариант технического преобразования, хотя бы он и приносил в конечном счете прибыль, на первых порах является, как правило, возбудителем раздражающих трудностей и потерь. В условиях, когда производственный план оценивается гораздо выше производственного риска, это и закономерно. В отличие от ученого-исследователя, которому позволено ошибаться (к примеру, из 10 исследований в области химических материалов в среднем 9 не дают результата), руководитель производства вынужден, что называется, играть ва-банк.

Консервативная реакция вполне может идти и "снизу", если оплата труда массы рабочих не увязана или мало увязана с общими итогами хозяйственной деятельности предприятия.

Уже давно по поводу новой техники сетуют – почему же ее надо "внедрять", то есть как бы заталкивать в качестве инородного тела в некую сопротивляющуюся среду? Мечтают, чтобы хозяйственники "гонялись" за техническими новинками, а не открещивались от них. Но как добиться? Вероятно, речь должна идти о заинтересованности всех категорий работников в техническом прогрессе.

То же самое целиком относится и к такой наболевшей задаче технического прогресса в нашей стране, как сокращение и последующая ликвидация ручного и тяжелого физического труда за счет его механизации. Решается эта задача крайне медленно. Не в том ли одна из важных причин, что условием эффективного "внедрения" машин и механизмов является достойная оценка обществом человеческого труда? По мнению некоторых венгерских экономистов проблема – в "сравнительно дешевом живом и дорогом общественном труде".

Отсутствие заинтересованности органов хозяйствования в экономии рабочей силы препятствует механизации труда именно низкооплачиваемых (неквалифицированных) категорий трудящихся, занятых, например, на вспомогательных операциях, и, наоборот, стимулирует техническое перевооружение операций высокооплачиваемого труда, который и без того сравнительно хорошо оснащен. Так, механизированные земляные работы небольших и средних масштабов, как правило, значительно дороже ручных; квартира, изготовленная на домостроительном комбинате, может быть на одну шестую дороже квартиры в традиционном кирпичном доме, а здания из готовых легких конструкций – на одну пятую дороже построенных из железобетона. Понятно, что такое "перевернутое" взаимоотношение между техникой и экономикой не способствует сокращению разрывов в уровне механизации труда, а, напротив, усугубляет и превращает эти разрывы в хронические.

Не менее показательна статистика, говорящая об уровне механизации труда суммарно по всем видам производств в промышленности. К началу 70-х годов ручным трудом без машин занимались 38,4% промышленных рабочих страны, вручную при машинах – 7,1%, ручной наладкой и ремонтом 12,1%, и только 42,4% - работой на машинах, механизмах и автоматах.

Возьмем далее такую проблему, как освоение природных богатств отдаленных районов. Она тоже во многом сводится к привлечению и закреплению в этих местах квалифицированной рабочей силы и специалистов. Здесь было бы неверным говорить о сравнительно дешевом живом труде: введены коэффициенты к заработной плате работающих в районах Дальнего Востока, Сибири, Европейского Севера, расширены льготы для работающих на Крайнем Севере. Однако эхом возникла новая проблема. Высокие доходы населения не подкреплены столь же полноценными расходами из-за неудовлетворительного товарного покрытия покупательного спроса. Использование современной техники, направляемой на освоение природных богатств этих районов, вновь попадает в жесткую зависимость от структуры и принципов производства, товарооборота и услуг.

Еще одна иллюстрация той же мысли. В условиях научно-технической революции образование, или человеческое воплощение науки, становится не менее важным, чем ее технико-технологическое применение: первое является даже предпосылкой второго. Принцип "максимум образования максимальному числу людей" во всем мире доказал свою высокую эффективность. По имеющимся расчетам, каждый рубль, затраченный на обучение, повышает годовой национальный доход страны минимум на 6 рублей. Эффективность труда на базе среднего образования в целом превышает более чем в два раза эффективность труда человека без такого образования, а ценность результатов труда работника с высшим образованием примерно в три раза превосходит ценность вклада, реализуемого на основе среднего образования.

Мнение о том, что обороноспособность страны, конкурентоспособность и темпы роста экономики и благосостояния населения ныне зависят не столько от природных и суммарных трудовых ресурсов, сколько от развития науки и образования, широко распространено и вполне обосновано. О масштабах и условиях соревнования, которое наша страда ведет с развитыми капиталистическими странами в этой области, можно судить по сравнительным данным о количестве лиц с различным уровнем образования на каждую 1000 человек населения: с высшим образованием в СССР/США:  в 1939-40 гг.- 6/29; в 1960 г.-19/46; в 1970 г.- 32/63;  с незаконченным высшим и средним образованием  в СССР/США в те же годы - 28/163; 98/233; 284/301.

В 1955-1965 гг. "уровень знаний" (по соотношению национального дохода и капитальных вложений), используемых в СССР, составлял 95 руб., в США – 252 долл. Но ведь это и свидетельствует о сравнительной доле интенсивного роста – совершенствования техники и технологии при постоянной фондовооруженности – и роста экстенсивного – увеличения фондовооруженности в рамках старой технологии. Коснемся в самом общем виде динамики и структуры научных кадров в СССР и США за 1960-1970 гг. и прогноза в этой области на 1970-1975 гг. В 1960 году число научных работников в СССР (имеются ввиду только точные и естественные науки) составило 276 тыс., в США – 577,9 тыс. человек, т.е. на 47,8 процента больше. К этому следует добавить, что, по вполне сопоставимым данным, фондовооруженность американских ученых в 3,4 paзa, а удельная фондовооруженность (на одного человека) – примерно в 2,6 раза выше, чем советских.

Представляют интерес сравнительные данные о подготовке и использованию инженерно-технических кадров. Тут особенно наглядно выявляется зависимость технико-технологического аспекта от характера управления и планирования, а также методов хозяйствования. Первое, что бросается в глаза при сопоставлении данных по СССР и США, - значительный перевес по числу подготовленных и подготавливаемых инженеров: к концу 60-х годов СССР в 2,5 раза превосходил США по количеству дипломированных инженеров, занятых в различных отраслях народного хозяйства. В 1976 году в СССР выпущено 200 тыс. инженеров, в США – всего 42 тысячи. Этих данных, кажется, достаточно, чтобы самоуверенное сознание взяло победно-рекламную ноту.

Однако, во-первых, как показали взаимно подтверждающие друг друга исследования в Москве, Ленинграде, Горьком, Свердловске, Новосибирске и других центрах, лишь около 30 процентов молодых специалистов, занятых на инженерных должностях, полностью используют свой знания, другие 30 процентов, наоборот, не нуждаются в их использовании, еще 30 процентов используют частично, а оставшиеся 10 процентов (причастных к научной работе) ощущают острый недостаток в полученных знаниях. С другой стороны, среди инженеров по должности только 30 процентов инженеров по образованию, а остальные – специалисты со среднетехническим образованием. Напрашивается вывод: значительное количество инженерных должностей в стране являются фиктивными.

Откуда же они берутся? Поскольку инженеру можно платить больше, чем технику (вернее, технику нельзя платить достаточно), предприятия искусственно нагнетают потребности в инженерных должностях, деформируя распределение ставок в штатном расписании вопреки характеру требуемой работы. Итоговое соотношение: на одного техника более трех инженеров. Такие штатные пропорции становятся основой для заявок, поступающих от ведомств и организаций в министерства высшего и среднего специального образования республик, затем – для планов приема и выпуска в университетах и технических учебных заведениях. Тут иллюзорное превращается в нечто действительное: искусственные по происхождению запросы, попав в строку плана, принимаются за реальную потребность, на которую учебные заведения стараются отреагировать. В результате чуть ли не половина их усилий в утилитарном смысле (здесь берется экономический аспект) пропадает впустую. Показательно, что если исходить из примерно 40 процентов инженеров по образованию, выполняющих у нас работу в соответствии с полученными знаниями, то мы получим для 1967 года реальное количество инженерных мест – 784 тыс., то есть почти равное числу дипломированных инженеров в США в этом же году – 780 тыс. Рассчитанное аналогичным образом и количество действительно требуемого годового выпуска в СССР – 80 тыс. человек (вместо 200 тыс. и более) также близко к оценке ежегодной потребности США.

Во-вторых, фактический характер работы инженера на предприятии в большинстве случаев не позволяет утверждать о полном использовании этих кадров по специальности, о том, что они заняты именно инженерной деятельностью и, таким образом, полноценно реализуют свою подготовку. Так, при исследовании характера служебных функций инженеров на Уралмаш-заводе обнаружено, что 43 процента из них заняты операциями, несвойственными инженерным должностям: канцелярско-снабженческого и диспетчерского типа (согласование заданий по службам завода отнимает 20 процентов рабочего времени; составление спецификаций, извещений и требований – 10 процентов; чертежно-графические работы – 5 процентов; писание сводок и отчетов – 3 процента). Всего по 27 инженерным должностям определено 92 несвойственных инженерам функций. Учитывая, что с этой оценкой согласны и руководители производства, речь идет не о "головотяпстве" или "неорганизованности", а как раз о некой норме организации.

В-третьих, в современных условиях качественное выполнение функции инженера прямо не вытекает из выучки "на инженера" в традиционном смысле слова. Поэтому 72,7 процента инженеров в структуре годового выпуска советских вузов в области точных и естественных наук против 29 процентов в США еще не свидетельствуют о превосходстве нашего инженерного потенциала. Дело в том, что из всего числа американских бакалавров, например физиков и математиков, лишь 25 процентов поступает в группу собственно научных работников. Остальные идут на предприятия инженерами, заполняя внутренний рынок квалифицированных специалистов современного рельефа. Широкая фундаментальная подготовка позволяет им быстро специализироваться в требуемой области, в течение сравнительно длительного времени соответствовать сложным и меняющимся требованиям заводского научно-технического прогресса. Наличие резерва подобных кадров открывает также возможность быстро реагировать на возникновение новых направлений в науке и технике, обеспечивая эти направления готовыми специалистами путем их перемещения. Понятно, что все это крайне затруднено, если подготовка инженеров узко специализирована, а с другое стороны, почти все выпускники широкого университетского профиля, как это происходит у нас, автоматически становятся научными работниками, так что отбор и распределение лиц для инженерного или научного поприща априорно предопределяется еще на приемных экзаменах в вузах.

Таким образом, мы стоим перед необходимостью достаточно радикальных преобразований в области управления подготовкой и использованием кадров. В частности, было бы неверным сводить задачу к немедленному повышению должностных окладов техникам, предотвращая искусственное создание для них инженерных вакансий. (Например, применение "вилок" является более действенным, чем простое повышение ставок). Задача очевидно, в разработке существенно новой системы материального и социально-психологического стимулирования всех специалистов – от инженера и научного работника до техника и служащего.

Нечто сходное можно утверждать о проблеме повышения квалификации (творческого потенциала) рабочих. Ограничимся лишь следующей иллюстрацией. Ныне быстро нарастает потребность в рабочих, обладающих солидной теоретической и профессиональной подготовкой, гибкой способностью реагировать на технические перемены. Однако у нас все еще значительно преобладает обучение в производственных условиях. Производственное обучение – короче, и, как казалось поборникам формальной экономии, дешевле. Между тем, отрабатывая навыки исключительно для выполнения отдельных операций, а не в полном объеме данной профессии, каждый круг такого обучения вызывает необходимость в повторении, как только меняются условия производства или совершается переход рабочего с места на место. Объем суеты определяется степенью фактической неподвижности. Гордость разных сводок – внушительные цифры подготовленных и переподготовленных на производстве рабочих – во многих случаях отражает не столько успехи развития, сколько консервацию состояния или даже самовоспроизводство застоя. Принципиальным поворотом в этой области явились решения, направленные на расширение системы профессионально-технического обучения и ее переориентацию на подготовку рабочих новых профессий одновременно с окончанием курса средней школы.

Между сферой производства, в лоне которой непосредственно протекает научно-технический прогресс, и всеми остальными сферами общественной жизни не существует былой дистанции, допускавшей относительную самостоятельность решений в рамках этих сфер. Во внутренних связях современного общества произошли радикальные изменения: а) эти связи стали настолько тесными, сложными и масштабными, охватывающими все "большее общество", что не позволяют ограничиваться чем-то обособленным, "первоочередным"; б) эти связи, вместе с тем, настолько гибки и динамичны, настолько подвержены постоянным изменениям, что наряду с возможностью наглядного учета и фиксации результатов проводимых преобразований, в том числе научно-технических, одновременно исключают их разработку только "сверху", из одного или нескольких узких источников, усилиями численно ограниченных центров, стремящихся к всеобъемлющей регламентации и действующих директивным путем. Необходима высокая степень свободы, а также активное стимулирование самостоятельного местного и отраслевого конструктивного вклада в технический прогресс.

Между тем из года в год укрепляется впечатление о неоправданной однобокости наших усилий, прилагаемых к управлению научно-техническим развитием. Образ и методы этого управления таковы, что оно обременено, явно перегружено, можно даже сказать, угнетено технико-технологической детализацией, исходит из утопического стремления органов управления и планирования "все охватить" и обо всем непосредственно позаботиться именно с вещественной стороны дела. Проявляется упорное желание по-прежнему учитывать и предусматривать каждую единицу оборудования на всех площадях производства по всем маркам и типоразмерам, каждое изделие по своему ассортименту, который есть и который должен появиться,- весь необъятный мир "штук", "тонн", "метров" и т.д. в их натуральном и стоимостном виде, как он существует сегодня и каким его хотелось бы лицезреть завтра. Образ и стратегия действий, скажем, главного инженера или главного технолога среднего предприятия, вдруг вознесенные и примененные к масштабам огромной страны с разветвленным многоотраслевым фронтом производства, то есть – к совершенно иному, неадекватному объекту управления, для которого подобная технико-технологическая регламентация сохраняла бы значение лишь частной микротактики.

Соблазнительное предположение, будто создание профилированных АСУ, увенчанных ЕАСС, снимет затруднение, вызванное вырастанием народнохозяйственного организма из старых управленческих одежд, вряд ли оправдано. Внедрение компьютеров в управление, конечно, упорядочит сбор и обработку информации и тем облегчит принятие оптимальных решений, но это не панацея от всех трудностей. Ведь в отношении экономического развития страны, для которой мы возводим статический макет всего производимого и всего потребляемого, сегодня нормально, когда ее промышленность ежегодно выпускает 5-10 тысяч новых изделий, а 16-20 тысяч радикально обновляет, когда каждое 3-5-е предприятие в любой данный момент осваивает новую продукцию. Можно ли "объять необъятное" даже с помощью кибернетики? Желая этого, мы, наоборот, слишком многое упускаем. В поле нашего внимания не всегда попадают важнейшие социально-экономические явления и взаимосвязи, влияющие на темпы научно-технического прогресса хотя и косвенно, но обобщенно определяющим образом.

Существенным моментом являются следующие данные

В 1970 году в США работало 70 тыс. единиц ЭВМ, а в СССР – 4 тыс. Доля кислородно-конверторной стали достигла в США 43% (1969г.), Японии – 77%, а в СССР – 9%. По электростали в 1970 г. соответственно: 14% (США), 17% (Япония), 9% (СССР). Удельный вес тонкой листовой стали (до 3 мм) с общим объемом проката в США 40%, в СССР – 11%.

Данные об относительной материалоемкости в СССР и США (т) в 1968 г. на примере среднего веса одного металлорежущего станка: СССР – 2,72; США – 1,27; удельный расход условного топлива на один отпущенный киловатт-час электроэнергии на электр. общего пользования (г):СССР в 1969 г. –70гг. 337-367, США в 1969 г. – 3; вес тракторов на 1 л.с. мощности двигателя (в кг): "МТЗ-50" – 48,7; Массей Фергюсон 205 (Англия, 1964 г.) – 39,1; Самс Кентавр (Италия, 1966 г.) – 40,45; Фордаон Супер Мейджер (Англия, 1964г.) – 47,35; Аллис Чалмерс Д-17 (США, 1966 г.) – 43,9; Фармелл 560 Д (США, 1964 г.) 44,95; Джон Дир 5010 (США, 1965 г.) – 46,28; Рено-Мастер 2 (Франция, 1966 г.) – 46,55.

Максимальные объемы доменных печей (в м3) на 1970 г.: СССР – 2700 (Криворожский металлургический завод, Череповецкий металлургический завод, Нижне-Тагильский металлургический завод), США – 2670, Англия – 1980, Франция – 2200, ФРГ – 2546, Италия – 2475, Япония – 3363, 3016, 2925, 2884, 2843, 2705 (фирмы "Ниппон Стил", "Кавасаки Стил", "Кобэ Стил").

Максимальные емкости кислородных конвертеров (т) на 1970 г.: СССР – 250 (2 на Карагандинском металлургическом заводе), США – 300 (фирма "Нейшнл Стил" в г.Уиртон), Англия – 300 ("Стил Компани оф Уэлс" в Порт-Толбот), ФРГ – 350 ("Аугуст Тиссен Хютте" в Брукхаузене), Италия – 300 ("Италсидер" в Торонто), Япония – 280 ("Ниппон Кокан" в Фукуяма)

Число электростанций общего пользования в СССР /США в 1958г. -624/3617, в 1966г. -1810/3365, в 1969г. -1557 /3490; в т.ч. свыше 400 тыс.квт. в те же годы 18/69, 66/173, 79/-. Производилось  электоэнергии (млн.кВт-ч) 183940/645098,  428856/1144350, 629409/1441939, соответственно. 

Износ основных фондов, в т.ч. машин и оборудования (в %):НПУ "Артемнефть" – 82,8 (60,0), НПУ им. 26 Бакинских комиссаров – 85,6 (56,5), НПУ "Карадагнефть" – 75,5 (74,3), З-д "Станконормаль" – 58,8, Люблинский литейномеханический завод – 56,8, З-д "Калибр" – 49,8, З-д "Красный пролетарий" – 49,0, "Трехгорка" – 47,1, Истоминская прядильно-ткацкая ф-ка – 69,6 (83,6).

На январь 1970 года износ всех основных фондов в промышленности: нефтедобывающей – 46%; нефтеперерабатывающей – 35%; угольной – 31%; черных металлов– 32% ; в химической – 22%; - пластмасс и стеклопластиков – 17%

Полностью амортизированы: на Трехгорной мануфактуре механические ткацкие станки "Плат" – 1100 шт., поставленные в 1896г., и шприльные машины, поставленные в1910 г.;  на ткацкой ф-ке им.Калинина котлы отопительные, начавшие работу в 1898 г.  и ткацкие станки, поставленные до 1917 г.; в нефтепромышленности - станки-качалки, вышки, электромоторы, грязевые насосы, нефтеотстойники и т.д.

Соотношение основных и вспомогательных рабочих в СССР (%) в 1965/69гг.: основные 54/ 52, вспомогательные 46/48.

Механизированный труд среди основных рабочих составлял 59%, среди вспомогательных – 25%. (Уровень ниже в 2,4 раза, в т.ч. в легкой промышленности – в 4,5 раза, в нефтепереработке и угольных шахтах – в 4 раза, в химической промышленности – в 3,3 раза).

Сколько лет потребуется СССР для достижения современного уровня производства основных видов продукции США, если принять темпы прироста СССР в 1970 г.?

По электроэнергии 12-13, нефти 4-5, газу 13-14, углю 8, стали 2-3, минеральным удобрениям (кроме калийных) 1-4, синтетическим смолам и пластмассам 17, химволокну 20, грузовым автомобилям 26, турбинам 9, бумаге 58, целлюлозе 17, шёлковым тканям 14, консервам 21. СССР превзошёл США в 1970г.по производству тракторов, зерновых комбайнов, цемента, хлопчатобумажных и шерстяных тканей

Очевидна необходимость радикального перелома в экономическом развитии страны, если она действительно собирается догнать США, а не отстать от них еще больше. Проблема состоит в том, чтобы полностью выявить, спровоцировать и привести в действие весь внутренний резерв (материальный и человеческий) научно-технического прогресса. Проблема – в совершенствовании "локомотивного" механизма экономики, который бы обладал достаточной надежностью, высокой динамичностью и способностью к самодвижению. Это значит, что помимо концептуальных решений в этой области каждая отдельная наша проектировка по части научно-технического прогресса должна быть, главным образом, ориентирована на создание благоприятных общественно-экономических и социально-психологических обстоятельств выполнения поставленной задачи, исходить из того, что научно-техническая политика является подчиненной составляющей общесоциальной политики. Такой подход позволит определять не только то, что надо исследовать, конструировать, "внедрять" и во что вкладывать средства, но и то, по каким рельсам и за счет чьих инициативных усилий будет обеспечено развитие.

Иными словами, заботясь о научно-техническом прогрессе, мы должны предварительно подумать о необходимости прогресса наших общественно-производственных отношений.

В этой связи весьма показательно, что уже на самых предварительных этапах разработки Комплексной программы на 1976-1990гг. в научной среде обнаружилось два взаимоисключающих взгляда. Одни скромно предлагают "сидеть на земле" и, ратуя за "реализм", проделывать пустую экстраполяцию существующего, несколько расширенного и дополненного применительно к предполагаемым возможностям 1990 года. Другие справедливо отказывают такой методологии в эффективности и, уверенные в необходимости революционно-преобразовательного момента, настаивают на том, чтобы долгосрочная программа носила "воинствующий" характер, включала в себя активное социальное воздействие на процесс развития. Сторонники второй точки зрения в первую очередь относят ее к методам хозяйствования и планирования, формам и структуре управления.

Глубокое мое убеждение состоит в том, что экономическим стержнем развитого социалистического общества, его "несущей конструкции" может быть лишь столь же развитая во всех своих посылках хозяйственная реформа, начатая в стране с 1965 года. В отличие от румынских экономистов, заявляющих о "непрерывности" совершенствования управления и планирования в их стране и поэтому не признающих термина "реформа", мы, как известно, осуществляем именно реформу, то есть не сумму поправок, а целый комплекс взаимосвязанных изменений, которые переносят нас через принципиальный порог.

Однако возникает ощущение, что как раз это свойство экономической реформы не получало до сих пор должного развития. В части управления и планирования проявляется стремление сохранить приоритет административно-директивных методов над экономическими, а с точки зрения механизма стимулирования – приспособить развитие хозрасчета к традиционной системе пооперационного нормирования и оплаты труда по индивидуальным расценкам (тарифу). По-прежнему много фактов произвольного дезорганизующего вмешательства министерств и ведомств в текущую деятельность предприятий и объединений, в результате чего они не в состоянии реализовать свою хозяйственную самостоятельность и, главное, нести надлежащую ответственность. Нельзя считать случайным, что в ходе широкого обсуждения задач социалистического соревнования, развернувшегося ныне в печати, указывается один и тот же основной недостаток: отсутствие экономического подхода к целям и результатам соревнования, счет по "валу", оттеснение экономических критериев на задний план.

Одним из показательных примеров эклектичности хозяйственного управления и существующей тенденции к свертыванию заложенных в реформе принципов может служить положение с оптовой торговлей. Как известно, в развитие решений сентябрьского (1965 г.) Пленума ЦК КПСС об установлении прямых хозяйственных связей между поставщиками и потребителями и постепенном переходе от разверстки материальных ресурсов по жестким лимитам к плановому распределению оборудования, материалов и полуфабрикатов путем оптовой торговли (непосредственной и через посредника) Постановлением Правительства от 28 апреля 1969 г. Госснабу с участием заинтересованных ведомств поручалось в течение 1969-1971 гг. ввести безфондовую продажу ряда товаров, выпускаемых в десяти отраслях промышленности. Однако дело пошло не к развертыванию, а к сокращению оптовой торговли: перечень товаров для свободной продажи на 1971 г. оказался сильно урезанным в сравнении с перечнем, утвержденным Госснабом на 1970 г. Так, в 1970 г. без фондов продавали 51 вид нефтепродуктов, а на 1971г. осталось лишь 29 позиций, причем второстепенных.

Может быть и необходимо, чтобы в числе товаров, разрешенных для безфондовой торговли, были ершики для чистки бутылок, веники или липкая лента-"мухолов", однако, надо полагать, не этот ассортимент имелся в виду в решениях партии и правительства. Ссылки на дефицит важных видов продукции, например, проката черного металла, которые обычно выставляются в качестве дежурного аргумента против развития "несвязанной" торговли, лишены основания, ибо последняя как раз и предназначена для ликвидации этого самого дефицита путем максимального сокращения омертвленных ценностей в излишках. На начало 1971г. стоимость сверхнормативных и излишних, ("ненужных" марок, сортов, типоразмеров изделий) запасов на заводских складах в стране превысила 4млрд руб., то есть составила десятую часть всех запасов, сосредоточенных по предприятиям. Кроме того, существуют определенные тем же Госснабом лимиты изделий, не подлежащих изготовлению сверх установленного лимита из-за "ограниченности сбыта". Казалось бы, ими и торговать. Но из 250 позиций этого списка лишь 32 вида было разрешено в 1971г. продавать без фондов, хотя среди оставшихся 218 видов содержалась не какая-нибудь "мелочевка", а металлорежущие станки, кузнечно-прессовое оборудование, почти все виды шин, синтетический каучук, сельскохозяйственные машины и т.п. Безлимитная продажа в гомеопатических дозах через мелкооптовые магазины не превышает одного процента товарооборота Госснаба и не решает проблемы. Все-таки, спрашивается, торгуем мы или не торгуем?

Аналогичные вопросы можно поставить относительно некоторых других важных звеньев реформы. Судя по всему, например, реализация продукции как показатель эффективного производства, удовлетворяющего потребителя, еще не определяет деятельности предприятии или играет в ней лишь редуцированную (ослабленную) роль. Если магазины сотнями бракуют стиральные машины оренбургского и ульяновского "Электробытприбор", а они продолжают систематически поставлять в торговую сеть негодную продукцию, игнорируя оценку покупателей, то какого же свойства "реализация" служит для этих предприятий ориентиром? Не обращая внимания на запросы торговых работников и покупателей, коллективы Астраханской фабрики и Ульяновского кожевенного комбината выпускает обувь только двух-трех размеров, а ярославское объединение "Скороход", обувные фабрики Перми и Нальчика производят изделия, не соответствующие государственному стандарту: видимо, реализация интересует их в последнюю очередь. Подобных примеров только по товарам широкого потребления можно было бы привести сотни. В сущности, отдельными примерами являются факты противоположного характера. Ревизии в торговле по снятию остатков материальных ценностей постоянно сталкиваются с 3-6-летними залежами неходовых изделий, в то же время около одной трети рабочего времени в торговле теряется главным образом из-за отсутствия требуемых товаров. Запущен ли все-таки механизм, который бы заставлял производителя уважать потребителя?

Здесь, как и во всем, требуется принципиальное единообразие, требуется цельность, а не "лоскутная" практика. Либо дореформенная цельность методов и форм управления плюс, может быть, новые возможности АСУ. Либо последовательное развитие экономических методов с подключением тех же АСУ. Однако подобная альтернатива, какой бы реальной, с точки зрения "огромного опыта", она ни казалась, уже нереальна. Возможно только одно решение, принятое и нами, и всеми другими социалистическими странами.

Трудно согласиться с теми экономистами, которые усматривают в существовавшей до реформы всеобъемлющей административной регламентации, включающей сотни натуральных и стоимостных показателей плана, абсолютное благо для "определенного этапа" экономического развития. Такая система и с самого начала страдала изъяном. Сверхтвердая "панцирная" структура (в том числе и по организации внутренних функций), как известно, не только защищает, но и обременяет; не только концентрирует, но и стесняет усилия. В частности, она способствовала консервации остатков отчуждения труда с присущими ему признаками погашения коллективной инициативы, разграничения творчества от исполнительства, проектирования от копирования, мыслительной обработки трудового процесса на одном полюсе и механической дисциплины – на другом. Но как бы там ни было, этой системы еще "хватало" в условиях, когда на первое место выдвигалась задача экстенсивного развития и обеспечения важнейших (сравнительно простых) экономических пропорций.

Иное дело современная социалистическая экономика, основы которой те же, но уровень совершенно иной, которая развивается в условиях срастания производства и науки в единый комплекс и представляет собой сложную, динамичную, дифференцированную структуру, имеющую вероятностный характер. Управление такой экономикой не может осуществляться, минуя тонкий механизм функционирования различных местных и отраслевых единиц, без сочетания целей микро- и макроструктур, вне достаточных каналов связи между ними. Стало особенно ощутимым, что различные моменты управления преломляется через действия неодинаковых личностей, принадлежащих к разным социально-профессиональным группам, а в самих этих группах – стремление к непосредственному участию в проектировании целей и экспертизе результатов труда, к самостоятельной выработке замыслов и их самодеятельной реализации. Таким образом, схема, лежащая в основе нашего управления, должна быть обогащена по содержанию и приведена в соответствие с новым положением по формам. Здесь необходима одна оговорка.

Опровергнутый в теории и на практике, но все еще устойчивый предрассудок заключается в том, будто единственной "истинной" формой централизации является административно-директивная система управления, тогда как использование экономических и рыночных рычагов означает, наоборот, только децентрализацию. Между тем переход от прямого к косвенному, от преимущественно административного – к преимущественно экономическому и рыночному регулированию производства на основе правильно построенной системы долгосрочных и среднесрочных нормативов, как правило, усиливает централизацию, подводя под нее многочисленные опоры "снизу".

Меняется способ соединения государственных интересов, выраженных в народнохозяйственных планах, с интересами предприятий, воплощенными в их хозяйственной самостоятельности: вместо многих показателей, прямо доводившихся до предприятия, эту трансмиссионную функцию выполняет система планового экономического регулирования, разработанная тем же государством. В порядке сравнения поставим себе вопрос – означает ли, например, что аппаратчик, встав у щита дистанционного управления агрегатом и освободившись от ручной загрузки сырья и выгрузки полуфабрикатов, отбора проб, ручного манипулирования механизмами, тем самым утрачивает контроль за производственным процессом? Ничуть. Этот контроль лишь видоизменяется, требуя преимущественно аналитической работы по переработке сложной информации и принятию нестандартных решений. Экономические методы есть своего рода "дистанционное управление" в масштабах общественного производства. Кроме того, основные позиции – по структуроопределяющим изделиям – планируются в любом случае строго централизованно. Следует говорить, таким образом, не о децентрализации, а о более совершенных и надежных формах (методах) реализации закона планомерного пропорционального развития. Более того, если уж с чем и связаны сегодня элементы стихийности в нашем народном хозяйстве, то в первую очередь с искусственным продлением жизни административного подхода, бессильного уделать в поле зрения многообразные процессы действительности (тот же дефицит на одних предприятиях и излишек аналогичных изделий на других; резкие диспропорции в технике и технологии по отраслям и видам производства).

Подобная оговорка должна быть отнесена и к использованию рыночных стимуляторов производства и научно-технического прогресса. Акт и отношение купли-продажи, ассоциируясь в обыденном мышлении с капиталистической практикой или же "пройденным этапом" социалистического строительства, на самом деле есть некая общая технология рынка, еще ничего не говорящая о его конкретной социальной природе. Эта технология сферы обращения свойственна рынку свободной конкуренции, рынку монополий, рынку государственно-монополистическому, она лежит в основе социалистического рынка, где из нее исключены рабочая сила, природные ресурсы и часть производственных фондов. В условиях высокоспециализированного производства пока не найдено другого способа реально сопоставлять предложение и спрос, соизмерять затраты труда, кроме данной технологии ("способ" канцелярско-бюрократический не в счет), - точно так же, как нет иного средства совмещать отдельные специализированные операции индустриального труда, кроме их увязки в единой технологии. Однако планируемый (или планово-регулируемый) социалистический рынок, нельзя, как это делают некоторые авторы в ГДР, отождествлять со сферой обращения, которая планируется по аналогии с технологией производства непосредственно, детально и директивно. Рынок – это и не просто "средство экономической информации". Он предполагает известную свободу выбора связей между производителем и потребителем, между отдельными предприятиями и хозяйственными единицами в сфере производства и обращения, а не только обязательные договорные или иные связи, предписанные административным путем и реализуемые по принудительным каналам. Планирование рынка подразумевает обратное воздействие рыночных процессов на народнохозяйственный план, использование этих процессов в качестве одной из форм контроля над ним. Речь идет, следовательно, не о каком-либо отклонении от принципов социализма, не об умалении роли плановой системы, а, наоборот, о восстановлении из-под спуда исторических наследий всех ее звеньев и рычагов. Не "назад к рынку", а именно вперед к рынку - планируемому рынку развитого социализма. Фактическая проблема в установлении границ: до каких пор может простираться роль рынка, где и в чем она сходит на нет.

Переход от административных к преимущественно экономическим методам управления несет гораздо более глубокое и многоплановое значение, чем смены внешних форм централизованного влияния - приказов, инструкций, указаний, нормативов – правилами хозяйствования в товарно-денежных категориях. На деле в основу управления кладется иной тип ответственности. Ставка на административно-юридическую ответственность перед законами и вышестоящими инстанциями, имеющую по природе ограниченный диапазон воздействия (если, конечно, оно не гипертрофируется искусственно) и надежную лишь в отношении замкнутого слоя должностных лиц, заменяется опорой на материальную ответственность, взаимным носителем которой может стать практически все самостоятельное население страны. Радикально расширяется социальная база ответственности и, следовательно – ее социальная сила. Однако этого мало. В отличие от административных методов, обладающих слабой реактивностью на изменения и, в то же время, сковывающих реакцию на эти изменения со стороны элементов системы, экономические методы рассчитаны не только на ответственность более высокого ранга, но, прежде всего, на активную заинтересованность самих трудовых коллективов и всех работников в эффективной деятельности. Применяемые до сих пор сложные (подчас до декоративности) системы поощрения лишь отчасти уравновешивают отсутствие прямой заинтересованности работника в хозяйственном процветании своего предприятия. При этом имеется в виду и моральная заинтересованность, тесно связанная со степенью хозяйственной свободы. Таким образом, задача заключается не в ликвидации административной практики, а в том, чтобы "посадить" ее на соответствующее место.

Дальнейший перенос центра тяжести на экономические методы централизованного планового управления производством – как основное содержание реформ – может мыслиться в следующих конкретных направлениях:

а) Совершенствование системы регулирования доходов, имея в виду такое их распределение между государственным бюджетом и фондами предприятий (объединений), в результате которого после отчислении в бюджет по обязательным платежам существенно большая, чем теперь, часть массы прибыли оставалась бы у предприятий и служила базой заинтересованности коллектива не только в простом, но и расширенном воспроизводстве, непрерывном техническом совершенствовании, в мобилизации внутренних резервов.

Самое существенное – порядок и направление использования средств, оставшихся в распоряжении трудового коллектива.

Порядок распределения фонда материального поощрения представляется пока несовершенным. Стимулируется усердие в индивидуальном труде, но не приобщение работника в деятельности, направленной на достижение коллективных результатов. В экономическом смысле эти результаты остаются посторонней рабочему заботой - "делом администрации". При таком положение возникает реальная опасность иждивенческого восприятия смысла и задач реформы, когда либо вовсе отсутствует представление зависимости личного заработка от общих результатов деятельности предприятия, либо складывается более требовательное отношение к оплате труда, нежели к его производительности. Мы считали бы принципиально важным определенную долю заработной платы работников целиком связать с массой прибыли, зависящей от результатов хозяйственной деятельности предприятия.

Опыт внедрения полного хозрасчета в некоторые низовые звенья производства уже достаточно красноречив. Перейдя с апреля 1970 года на бригадный подряд, бригада зеленоградского строительного управления, возглавляемая Н.Злобиным, сразу же сократила сроки возведения жилого здания с 235 дней по норме до 160 дней при повышении качества работ. Применив этот метод в промышленном строительстве, бригада В.Серикова из треста "Мурманскпромспецстрой" увеличила выработку на одного рабочего по сравнению со средним показателем в СМУ на 73 процента и опять с улучшением качества, а также опережением роста производительности труда в сравнении с ростом заработков рабочих.

Задача, видимо, заключается в том, чтобы превратить спорадические начинания в общую норму и обеспечить усвоение передового опыта путем внедрения принципиального метода.

Совершенствование системы регулирования доходов в обрисованном направлении отвечало бы объективным потребностям научно-технического прогресса, особенно его высшим формам. Ответственная взаимозависимость, порождаемая автоматизацией, создает новый тип общения: система "человек-машина" уступит место системе "рабочий коллектив – комплекс производственной техники", а продукт труда в еще большей степени является результатом коллективных действий. Вследствие этого вклад каждого работника может быть измерен именно лишь в конечном продукте.

б) Совершенствование и более активное использование системы цен в выборе хозяйственных решений, в стимулировании прогрессивных сдвигов в производстве, направленных на максимальное удовлетворение фактического спроса. Расширение рыночных процессов должно коснуться главным образом "микроэкономического уровня", или текущей деятельности предприятий с таким расчетом, чтобы изготовление и предложение товаров более гибко приспосабливалось к спросу и обеспечивало заинтересованность трудовых коллективов в максимальном удовлетворении нужд потребителей. В результате сфера обращения должна все более превращаться из сферы диктатуры (в известном смысле) производителя над потребителем в область, где доминируют интересы потребителя и утверждаются равноправные и взаимовыгодные экономические связи между контрагентами обмена.

Другая задача "несвязанной" торговли, тесно переплетающаяся с предыдущей, относится к установлению соответствия суммы затрат по обороту и объему запасов потребностям рынка и интересам народного хозяйства. Проблема товарно-материальных запасов стоит, как известно, весьма остро для всех социалистических стран. К 1970 году в структуре запасов этих стран 60 процентов занимало сырье и материалы, а удельный вес готовой продукции составлял лишь 15 процентов (в отличие от более быстрого роста готовой продукции в развитых капиталистических странах). Большинство экономистов социалистических стран единодушно во мнении, что при расширении безфондовой торговли подобное замораживание огромных товарно-материальных ценностей, создающее одновременно и их дефицит, не было бы допущено, а инициатива сбыта была бы во много раз выше.

В рамках этой общей схемы можно выделить три основные формы цен: твердые государственные цены (имеющие верхний предел), которые распространяются примерно на 60-70 процентов промышленного сырья, полуфабрикатов и сельскохозяйственной продукции и на половину потребительских товаров; лимитные цены (движущиеся в пределах ведомственных ограничений на основе государственных нормативов), охватывающие 15-20 процентов сельскохозяйственной продукции и 25-30 процентов потребительских товаров; свободные (договорные) цены, которые формируются под влиянием спроса и предложения и распространяются приблизительно на 25-30 процентов промышленного сырья, 80-85 процентов кооперативных поставок предприятий, 10-15 процентов сельскохозяйственной продукции и 25-30 процентов потребительских товаров.

Все это повлекло бы за собой необходимость пересмотра договорной системы с целью превышения договоров из простого оформления распоряжений вышестоящих инстанций в реальный экономический рычаг. Тем самым растущая специализация и кооперирование производства, когда непрерывно множится число предприятий-смежников, обеспечивались бы не только централизованным расписанием всех взаимных поставок, сбалансировать которые крайне трудно, но и гораздо эффективнее – явочным путем.

В результате совершенствования политики цен, когда наряду с твердо фиксированными будут широко использоваться цены, установленные лишь в пределах верхних и нижних лимитов, а также свободно складывающееся (или свободно определяемые в договорах предприятий) цены, радикально усилится воздействие сферы обращения на производство. Вместо поэтапной календарной разбивки оборота по принудительным каналам и в ведомственном порядке, "несвязанный" многоканальный порядок обращения позволит предприятиям выбирать – реализовывать ли свою продукцию непосредственно другим предприятиям, или организациям-потребителям через внутреннюю торговую сеть, или, возможно, через собственные магазины (в рамках общего регулирования) за границу. Удельной вес продукции, оцениваемой по свободным ценам, будет различен в разных отраслях промышленности, в частности, добывающих и перерабатывающих, колеблясь от 30 до 80 процентов. Торговые организации смогут значительно шире и эффективнее применять систему заказов предприятиям-изготовителям, исходя из тщательного учета платежеспособного спроса и ведя свое хозяйство коммерческими методами на основе накидок, допускаемых в ценах.

Аналогичным образом должно быть организовано обращение средств производства, где специализированные торговые предприятия направляли бы свои усилия на сокращение дефицитности отдельных изделий, изыскивали и загружали мощности для производства такого вида изделий, а также организовывали бы рынок.

в) Основные направления дальнейшего развития кредитной системы на базе реформы заключаются, как показывает опыт всех социалистических стран, в отраслевой специализации звеньев кредитной системы (в области промышленности, строительства и торговли, сельского хозяйства и внешней торговли) с задачей приблизить банковские учреждения к обслуживаемой группе предприятий; в переходе от безвозвратного финансирования капитальных вложений к кредитованию средств на эти цели; в резком расширении кредита в оборотные средства предприятий и краткосрочного кредитования по обороту; в дифференцированном подходе к кредитуемым предприятиям, в частности, использовании дифференцированных процентных ставок в целях более эффективного воздействия на производство.

Прекратив безвозмездное финансирование из бюджета расширение производства безотносительно к его качественном характеристикам и удовлетворяя запрос на кредит только после доказательств эффективности его использования, мы могли бы значительно активнее оплодотворять технический прогресс. В частности, с помощью кредитной политики, а также за счет временной бюджетной помощи предприятиям, действующим в неблагоприятных технико-экономических условиях, предстоит резко сократить, а затем и преодолеть основные технико-экономические диспропорции, свойственные нашему народному хозяйству сегодня.

В ходе дальнейшего развития реформы и в связи с ростом значения кредита не исключено, что наряду с Государственными банками возникает сеть деловых банков на основе кредитной операции. Деловые банки, в создании и работе которых активное участие примут предприятия (внеся учредительные взносы и храня на счетах этих банков свои свободные средства), явятся самостоятельными хозяйственными единицами, действующими на основе полной самоокупаемости. При этом деловые банки будут, естественно, находиться под контролем государственного, который хранит депозиты в достаточной доле средств деловых банков, а также предоставляет им кредиты и обеспечивает наличными деньгами.

Возрастет значение банков, осуществляющих международные расчеты и изучающих конъюнктуру внешнего рынка.

Правительственные задачи в области кредитной политики, очевидно, будут сосредоточены на том, чтобы регулярно, вместе с планами, утверждать принципы долгосрочного и среднесрочного кредитования капитальных вложений, среднесрочного и краткосрочного кредитования производства (услуг и оборота), предоставления различных ссуд населению, а также изыскания источников кредитования.

Непосредственно к проблеме совершенствования методов управления производством, по нашему мнению, примыкает задача дальнейшего развития социалистического соревнования, в основе которого лежал бы реальный экономический конкурс.

Сегодня есть гласность, есть, как правило, и условия для повторения опыта. Не достает фактической состязательности в реализации, то есть реального сравнения вещественных результатов производства, которые бы подводились таким "вневедомственным экспертом", как массовый потребитель конкурирующих изделий, путем платежеспособного выбора. Принятие обязательств и условия соревнования главным образом ориентированы на учетно-отчетный показатель (или сумму таких показателей), а не на удовлетворение реального спроса. Соответствующий характер носит и подведение итогов. Ими не является экономический выигрыш трудового коллектива, опередившего соперников. Экономически этот итог, как правило, неосязаем – подобно тому, как иногда говорят об отсутствии "физического смысла" в каком-либо отвлеченном научном постулате. Например, рабочие принимают обязательство перекрыть на определенный процент плановую производительность труда, а она настолько низка, что и новый рубеж не является достижением. Коллектив Уральского вагоностроительного завода обязался сократить норму расхода металла на 13 процентов, но, выполнив это обязательство, завод все равно перерасходует 25 тыс. тонн металла (по сравнению с плановым заданием) и еще больше – с точки зрения фактической необходимости. "Точками отсчета" соревнования, как правило, служит некая "вторичная действительность", выраженная в предписаниях. Реальное считается чем-то формальным, а формальное – реальным.

Отсюда и слабость стимулов соревнования как материальных, так и моральных. Никакие особые премии или варианты все той же "Доски Почета" не могут заменить вознаграждения, связанного с признанием со стороны потребителя и его готовностью поддержать овеществленную "рабочую часть" производителя собственным рублем.

В подтверждение этих выводов можно привести данные исследований, согласно которым сами участники соревнования в числе помех его развития резко выделяют именно "слабую материальную и моральную заинтересованность" – 69,3 процента всей совокупности помех. Иначе говоря, складывается впечатление об известном низведении социалистического соревнования, призванного быть трудовым конкурсом широких трудящихся масс, до уровня дополнительного административного рычага, предназначенного "подтянуть" работника. Думается, что мы часто впадаем в этой области в некую разновидность социального заместительства, когда экономическая самодеятельность рабочей общественности подменяется верхушечными соприкосновениями представителей управленческого персонала и общественных организаций, "состязающихся" на трибунах и в отчетных документах.

Из сказанного ясно, что дальнейшее развитие социалистического соревнования на основе реальной экономической состязательности трудовых коллективов целиком совпадает с общим развертыванием всех сторон экономической реформы. Вместе с тем можно выделить два специальных момента.

Во-первых, с целью ликвидации монопольного положения на рынке, а также стремясь не допустить возникновения этого положения впредь, целесообразно шире развернуть хозяйственное соревнование предприятий и объединений в промышленности, торговле, бытовом обслуживании и сельском хозяйстве. Например, Ленинградский карбюраторный завод не мог бы, паразитируя на отсутствии выбора, изготовлять устаревшие изделия, которые "все равно" нарасхват, а Ижевский завод заимел бы альтернативных поставщиков. Особенно важным для начала было бы развить экономический конкурс в системе торговли и бытовых услуг, допустив на известных основаниях к участию в нем (и отрешившись от односторонней идеологической оценки этой меры) семейные и, еще более, кооперативные предприятия. Предлагается не реставрация пройденного, а лишь восстановление преждевременно свернутых форм, способных играть важную вспомогательную роль.

Во-вторых, для создания объективных критериев реального хозяйственного соревнования внутри страны и на международной арене, имея также в виду быстрейшее достижение мирового уровня и конкурентоспособности по важнейшей номенклатуре изделий, было бы целесообразно, регулируя таможенные тарифы, усилить непосредственное влияние внешнего рынка на нашу экономику, поставив некоторые ее отрасли перед прямым конкурсом с зарубежным соперником. В конце концов, сопоставление результатов хозяйствования "на прилавке" было бы неплохим дополнением к мастерству публицистов, многократно победивших наших соперников на газетных полосах. Существенным результатом такой меры было бы сокращение спекуляции зарубежными потребительскими товарами и ликвидация моральных издержек, связанных с их приобретением по привилегированным каналам. Хотелось бы напомнить, что, возражая против характеристики со стороны отдельных лиц монополии внешней торговли как "системы Главзапора", В.И.Ленин аргументировал это возражение только "чудовищной разницей между странами нищими и странами невероятно богатыми, когда "любая промышленная страна сломит нашу туземную промышленность наверняка" (В.И.Ленин. Соч., 4-ое изд., т. 33, стр.419) .

Речь, следовательно, шла о конкретных исторических условиях защиты разрушенной промышленности страны, точнее, о мерах, вытекающих из ее беззащитности. С тех пор произошли явные изменения, которые следовало бы учитывать.

Переориентация управления в сторону использования преимущественно экономических ("дистанционных") методов воздействия самым непосредственным образом должна выразиться в совершенствовании принципов планирования. Первый из них – повышение роли перспективного планирования на основе научного прогноза.

Решающее значение ныне имеет не выравнивание и "усреднение" темпов развития отдельных отраслей, не их статическое равновесие, а именно динамика. Она диктует различную скорость отраслевого роста, выделение "первых среди равных" и сознательное поддержание титула "ведущей отрасли", если в нем кристаллизуется научно-технический прогресс, оплодотворяющий остальные отрасли. С этой точки зрения прогноз и вытекающие из него решения противостоят неизбежной консервативности любого рынка, отражающего экономическую структуру, соотношение спроса и предложения, характерные не для будущего, а только для настоящего и даже прошлого без учета "динамической стоимости" продукции.

Комплексный характер прогнозов не эквивалентен их "законченности" и, скорее, представляет собой некий "каталог альтернатив". Однако он не носит и пассивного характера, предполагая целенаправленную деятельность с целью повлиять на ход развития. Эта его активная направленность достигается, в частности, с помощью так называемого "обратного счета", когда наличный уровень и действующие тенденции оцениваются с точки зрения будущих требований, которые вытекают из наивысшего мирового научно-технического уровня продукции и технологии, предложенных в обозримой перспективе.

Основная идея заключается в том, что именно научное прогнозирование и долгосрочное планирование становится главным видом всей плановой работы государственных органов управления и главным инструментом планового руководства производством. Это требует определенной передислокации творческих усилий аппарата управления.

Следующий канал совершенствования народнохозяйственного планирования связан с существенным перераспределением функций и задач плановой работы внутри блоков управления. Главный вопрос в том, на каком уровне принимаются те или иные плановые решения, имеющие характер обязательной директивы. Думается, следует и впредь держать курс на общее понижение этого уровня в отношении текущего производства, укрепляя статус предприятия (объединения) как основного субъекта инициативной деятельности и расширенного воспроизводства.

В таком свете директивная часть народохозяйственного плана четко ограничивается важнейшими структуроопределяющими изделиями в виде отдельных (разумеется, сведенных и сбалансированных между собой) государственных плановых заданий.

Госплан СССР, освобожденный от бесчисленных оперативных дел, в частности, по материально-техническому обеспечению производства, всех "тонн", "метров" и "штук" изделий, сосредоточит усилия на разработке прогнозов и вытекающих из них научно-детерминированных плановых вариантов. До самого конца эти варианты сохраняли бы возможность выбора и альтернативных решений, ни одно из которых не приобретало бы монопольного значения, исключающего остальные. То же самое и министерства.

Годовое планирование, в основном, переносится на уровень предприятий (объединений) в том четком смысле, что планы производства разрабатываются и принимаются самими производящими хозрасчетными коллективами, а не административными органами.

Таким образом, требования современного производства, развивающегося на базе науки, заставляют отходить от планирования как простого обобщения отраслевых проектировок, поскольку такой метод ведет к определенной консервации сложившихся народнохозяйственных пропорций, не позволяет активно влиять на формирование прогрессивной отраслевой структуры. Структурная политика в ГДР, Болгарии, селективная политика в Польше и Венгрии характеризуется переходом от планирования по управленческим субъектам, то есть министерствам, объединениям и предприятиям, к планированию по объектам, то есть структуроопределяющим группам изделий, которые определяются из центра и пользуются льготами в обеспечении материальными, финансовыми и трудовыми ресурсами, необходимыми для их производства. Укрепление централизованных начал в этом отношении в качестве закономерного контрапункта, предполагает расширение самостоятельности объединений и предприятий в разработке собственных планов на основе заданных параметров и с учетом конъюнктуры рынка. Возникает новая схема планирования, соединяющая перспективную оптимизацию структуры народного хозяйства при решающей роли центра с текущей оптимизацией производственного процесса, где решающую роль играют сами предприятия (объединения), выполняющие лишь самый минимум обязательных показателей общего плана (например, отчисления в бюджет и некоторые поставки на экспорт и внутренний рынок).

Нет ничего противоестественного, если подобная перестройка плановой работы найдет у нас противников. Сознание "чего-то" есть всегда "чье-то" сознание, и в этом вечная причина главных осложнений. Потребности, вытекающие из объективных материальных условий жизни общества, есть только зерна, брошенные в почву устоявшихся воззрений и навыков: жатва зависит не только от зерен, но и от почвы. С точки зрения этих навыков и воззрений многофазовое прохождение и утверждение планов по всей ординате управления,- сначала в виде "наметок", затем в форме окончательного документа, когда любая малость ожидает верховной санкции,- представляется незыблемым символом тщательности, торжеством предусмотрительности и полного обзора. Однако это – иллюзия. Но убедиться, что это так, можно только перестраиваясь в комплексе, шагая сразу во всех направлениях, заложенных экономической реформой.

Важно уяснить то, что долгий и трудный опыт выявил со всей категоричностью. Всеохватывающее централизованное планирование и соответствующее ему материально-техническое снабжение по принудительным каналам не способны обеспечить ритмичную работу предприятий и удовлетворить их многосторонние нужды. В итоге этой плановой стратегии мы попали в царство бесконечных неувязок между планом и снабжением, между сроками самого плана и отдельными операциями того же снабжения. Кладбища механизмов, сырья и изделий на одном заводском дворе и их острая нехватка буквально за забором. На каждый реализованный почин тысячи похороненных, на каждый осуществленный проект сотни заброшенных, не дождавшихся особых "понуканий" сверху. На каждое изделие, признанное потребителем, десятки им отвергнутых. Уж не рассчитываем ли мы дойти до всякого "казуса" с помощью газет, радио и телевидения? Трижды, например, раздавался авторитетный и весьма дотошный голос "Правды" по поводу "неувязок" в планировании и материально-техническом обеспечении строительства стана "350/500" в Златоусте, а "воз и ныне там". Да разве то единичный пример?

Попытка "закрутить гайки" в том же направлении – ужесточить существующую плановую дисциплину – привела бы только к "срыву резьбы", то есть развитию элементов анархии вместо планомерности и, как выражаются производственники, увеличению в планах "воздуха" вместо реального расчета. Мы до сих пор бьемся в рамках ложной альтернативы: дескать, либо строго подкреплять план материальными ресурсами, либо планировать в соответствии с их наличием. Ни в том, ни в другом нет необходимости. Есть необходимость совсем иначе планировать и иначе снабжать. Расширение каналов "несвязанного" обращения позволит выдержать планы куда более высокого напряжения, если эти планы приняты самими предприятиями и ими же в решающей степени обеспечены через систему хозяйственных договоров и оптовой торговли.

Еще раз; считаем ли мы производительный хозрасчетный коллектив концентратором экономической предприимчивости, субъектом и носителем расширенного воспроизводства, или мы отводим эту роль целиком административным структурам? Решив этот вопрос в пользу непосредственных производителей, предстоит сделать соответствующий выбор и во всем прочем.

В то же время так называемый "перевод" министерств на хозрасчет противоречил бы их роли штабных органов отрасли. Отметим, что эксперимент, начатый Министерством приборостроения, средств автоматизации и систем управления СССР, не имеет аналогов в других странах социализма. Такой перевод (а, в сущности, переход на начала самоокупаемости) повлек бы за собой усиление оперативного вмешательства аппарата министерств в деятельность предприятий, что противоречило бы смыслу преобразования. Более того, подобная ситуация, по нашему мнению, приведет с одной стороны, к тому, что в структуре "многосубъектной экономики" на деле возобладает "субъективизм снизу", так как выпадет государство (в лице отраслевых министерств) в качестве самостоятельного субъекта социалистического хозяйствования, и регуляторы рыночного типа получат абсолютный приоритет. С другой стороны, поиск нормативов, которые бы очертили допустимое административное вмешательство в хозрасчетную сферу и, следовательно, решили проблему защиты предприятий и объединений от произвольных действий министерства, никогда бы не увенчался успехом. Гораздо легче выработать формы компенсация ущерба, понесенного предприятиями и объединениями из-за перекройки планов или иного вмешательства министерства, чем обеспечить его объективность, поставив в положение "слуги" сразу многих хозрасчетных "господ" отрасли. Тем более что дальнейшее перераспределение функций управления и планирования по мере развития реформы породит заинтересованность министерств именно в невмешательстве в текущую хозрасчетную деятельность предприятий.

Именно это заставляет подчеркнуть, что речь идет об экономической, а не административно-юридической природе объединений. Образно говоря, их организация не должна вести к утолщению административного тела управленческой структуры, а, напротив, предназначена обеспечить решительный перевес хозрасчетной ткани экономики. Речь идет о преодолении наболевшего противоречия, когда управленческие инстанции, обладая экономической властью, в некотором роде свободны от экономической ответственности. Действуя в сфере "чистой надстройки", органы управления склонны заботиться не столько об экономических последствиях своих распоряжений, сколько об абстрактном благополучии учетно-отчетных показателей, о "канцелярской гармонии" своих действий.

Всегда ли мы отдаем себе отчет в том, какие гигантские потери средств, времени, материальных и трудовых ресурсов порождает, пронизывающая все клеточки управленческого организма, эта канцелярская доминанта? Например, на строительной площадке, где "заколачивание" какого-нибудь гвоздя искусственно противопоставляется его "выдергиванию" (монтажники действуют обособленно от сантехников, сантехники изолированы от плотников, плотники – от бетонщиков, механизмы, простаивающие на одном объекте, не могут быть использованы на другом и т.п.) – и все во имя раздельного наряда, раздельно начисляемой зарплаты, раздельного учета и "своей" особой отчетности. Или на погрузке автотранспорта, где хронометраж временных затрат (по ряду предприятий Московской области) показал следующие пропорции: связь с отделом сбыта и получение разрешения на въезд, включая ожидание курьера – от 1 до 4 часов; оформление пропуска и ожидание у въездных ворот – от 30 минут до 1 часа; оформление накладной – от 10 до 20 минут; оформление документов у заведующего складом – от 10 до 20 минут; печатание фактуры на машинке – от 30 минут до 1 часа; получение и погрузка продукции – от 10 до 20 минут (грузчиков приходятся искать среди работников предприятия по принципу "деньги на бочку"); регистрация в бюро пропусков – 10 минут; проверка груза у выездных ворот и снова регистрация пропуска у сторожей охраны – от 10 до 20 минут. Следовательно, из 5-6 часов, затраченных на всю операцию, лить 10-20 минут уходят собственно на погрузку; остальные поглощают процедуры, в природе которых заранее предположено, что получатель груза в лучшем случае докучливый проситель, а в массовом – жулик. Если даже максимально четко организовать каждую из этих процедур, то их общее количество все равно превращало бы элементарную технологическую операцию в стихийное бедствие.

В ином положении хозрасчетная управленческая структура. Аппарат хозрасчетного управления как бы "впаян", органически влит в "базис" и несет всю полноту экономической, финансовой, юридической и моральной ответственности последствия каждого своего распоряжения.

Следует оговориться, что известное перемещение функций оперативного управления к хозрасчетным объединениям не должно приобрести характер увлечения, приводящего к ущемлению прав предприятий – их превращению в "фабричные цеха" некоего производственного суперкомплекса.

Задача – в умножении очагов инициативы, повышении экономической самостоятельности всех хозяйственных единиц, включая не только предприятия как целое, но и его внутренние подразделения. Можно было бы даже вести речь о дальнейшем "имущественном обособлении" хозрасчетных звеньев производства и обращения. Имеется в виду, конечно, не групповое расчленение общественной собственности, а большая самостоятельность и ответственность в практическом распоряжении ее фрагментами, образующими базис того или иного участка единого трудового фронта. Здесь мы фактически затрагиваем проблему развития реформы вглубь, ее внедрение "под заводскую крышу". Эта проблема смыкается с совершенствованием механизма управления внутри предприятия, направленного на усиление связи производственных подразделений с прибылью предприятия, а также на развитие коллективного стимулирования и коллективных начал в выработке и принятии управленческих решений. Новое разделение управленческого труда должно сочетаться с усилением хозяйственной координации на всех уровнях – между разными министерствами, между объединениями и предприятиями разного подчинения, между хозяйственными единицами центрального подчинения и территориальными органами управления и т.п. В тенденции так оно и происходит у нас и в большинстве социалистических стран. Предприятия и объединения, координируя совместную деятельность, создают договорные союзы и организации, которые управляются самими участниками, несмотря на то, что последние находятся в разном административном подчинении и даже действуют на базе разных форм собственности. Поучителен, в частности, опыт создания "Кооперационных союзов" и "Союзов по группам продукции" в области строительного производства ГДР. Эти союзы, образуемые на основе долгосрочного договора, объединяют усилия предприятий в разработке лучших конструктивных решений, совершенствования технологии строительства, обобщения и использовании передового опыта. В результате стабилизируются и обогащаются внутри- и межотраслевые связи.

С дальнейшим реформированием экономики связано и повышение научного уровня управления. Этот уровень не является абсолютным следствием какого-либо особого умения. Если под научным управлением разуметь максимальное соответствие принимаемых решений объективным потребностям жизни, - а именно так его понимает марксистско-ленинская теория, - то решающее значение здесь имеет, как мы стремились показать, переход к "дистанционным", экономическим методам.

Можно наметить два основных момента, характеризующих преобразование квалификации хозяйственного управления.

Первый непосредственно связан с овладением экономическими методами управления и помимо более высокого уровня экономических знаний предполагает серьезную психологическую перестройку кадров. Навык "волевого" управления должен уступить место коммерческому подходу к делу, исключающему прямой приказ, не подкрепленный экономическим расчетом. Инициатива и предприимчивость должны сочетаться с умением действовать в жестких хозрасчетных и правовых рамках при общем возрастании роли права в системе управления. Второе изменение касается управления людьми, нового соотношения между операциями командования и подчинения. Можно считать доказанным, что любое решение, сколь бы оно ни было правильным с технической или экономической точки зрения, но приятое без людей и за их спинами, что называется, в "рабочем порядке" и в обстановке "камерной" гласности, сегодня все равно остается внешним болезненным давлением на исполнителя. Все исследования подтверждают акт выдвижения на первый план таких стимулов трудовой деятельности, как стремление участвовать в мыслительной обработке предстоящего трудового акта, а затем и экспертизе его результатов.

Рабочие и специалисты выделяют следующие основные недостатки своих непосредственных руководителей: "Мало интересуется мнением подчиненных" (19 %), "Не терпит никаких обсуждений своих распоряжений" (17 %), "Не учитывает возможностей подчиненных" (16 %), "Не допускает самостоятельности в работе" (9%).

Постоянно подчеркивается, даже нервно отстаивается роль специалистов управления. Но не заключена ли эта роль, прежде всего, в их особом умении скрупулезно учесть и синтезировать массовый опыт, увидеть и уловить варианты, рожденные коллективным знанием? Для того чтобы быть сегодня на высоте задач управления, специалист должен обладать кое-чем от "высшего гения", как его понимал Гете: "Это тот, кто все впитывает в себя, все умеет усвоить". Управлять в противовес этому правилу – значит оставаться в современных условиях своего рода ремесленником, консервировать в сфере управленческого труда навык "кустаря". Заметим, что около 80 процентов инженеров в США специализируются именно на управлении людьми. В наших целях необходимо ввести в инженерных вузах (выпускники вузов должны "смотреть за горизонт" полученной технической квалификации, знать не только технологическую линию, но а "линию отношений", протянувшуюся сегодня от одного рабочего места к другому) и в программах всех квалифицированных центров работников управления курсы по прикладном социологии, инженерной и социальной психологии, деловом стилистике и т.д.

Мы должны уделить достаточное внимание совершенствованию механизма отбора и выдвижения кадров хозяйственного управления.

Здесь требуется большая планомерность: в подавляющем большинстве случаев поиски новой кандидатуры начинаются после "внезапного" освобождения вакансии. Предприятия и учреждения остро нуждаются в четком перспективном планировании потребности в руководящих кадрах и специалистах.

Улучшение качественного состава управленческого персонала способствовала бы более эффективная система оценки и выдвижения работников на основе объективной информации и вполне выявленного общественного (коллективного) мнения о кандидатах к выдвижению.

По вопросу о выборности некоторых категорий хозяйственных руководителей в настоящее время высказываются различные точки зрения. Многие партийные, хозяйственные и профсоюзные работники, а также подавляющее большинство рабочих, полагают, что выборность соответствует духу социалистической демократии и должна распространяться в сфере хозяйственного управления. Расхождения по этому вопросу возникают лишь из-за различной оценки уровня сознательности рабочих коллективов. Конечно, этот уровень не одинаков, но он в свою очередь растет только с расширением демократической практики и только благодаря этому расширению. (Помимо этого – разве, скажем, у колхозников уровень сознания выше, чем у рабочего класса? Или он сразу понижается при реорганизации колхоза в совхоз, поскольку система выборности заменяется при этом системой назначений?). Благоприятные условия в этом смысле будут складываться по мере развития экономической реформы: она существенно повысит заинтересованность рабочих в продуктивности производства и, следовательно, в достоинствах его организаторов. При хозрасчетных связях серьезность и ответственность трудового коллектива в выборе руководителя не подлежит сомнению. В то же время, несомненно, и повышение ответственности избранного руководителя.

"Вся" задача заключается в демократизации системы хозяйственного управления в целом. Или, из-за крайней неоднозначности понятие "демократия", как оно сложилось в современной обстановке, лучше сказать социалистической коллективизации (кооперировании) управления, что отражало бы дальнейшее развитие процесса обобществления, лежащего в фундаменте социализма. Эта принципиальная задача может и должна решаться как путем более эффективного использования уже сложившихся демократических норм, так и путем поиска новых форм и институтов.

Проблема, на которую необходим ясный предварительный ответ, может быть поставлена так: требует ли объективно современный научно-технический прогресс расширения коллективных начал в управлении, или, наоборот, неумолимо ведет к их свертыванию за счет усиления исключительной роли профессионалов?

Техническая целесообразность коллегиальных действий в современном производстве в разное время и с разных позиций неоднократно подвергалась и подвергается сомнению. Утверждается, что труд управления давно стал особой специальностью, да еще дифференцированной внутри себя на многие более узкие специальности, поэтому им могут эффективно заниматься только специалисты. Аргумент почти всегда один - "максимум деловитости, минимум говорения". Схема примерно такова: в силу спецификации крупного машинного производства, которая обусловлена его кооперативной формой, идеальный образ изготовляемого продукта и самого процесса изготовления должен быть выработан с определенностью и точностью, не оставляющей места для произвольных толкований и индивидуальных отступлений; это требует, чтобы на одном полюсе технически компетентные (профессионально обученные) специалисты продумали, запроектировали, рассчитали и оформили в чертежах и технологическом плане конструкцию изделия и процесс его изготовления, им же предназначено систематически контролировать ход реализации проекта; это в свою очередь требует, чтобы на другом полюсе непосредственные исполнители, получившие строго регламентированные задания в виде расчленениях операций или даже в виде их элементов, занимались выполнением этих операций, неукоснительно следуя инструкциям и чертежам.

Схема, относительно верная для индустриальной технологии, оказывается неудовлетворительной в условиях нового технологического переворота, то есть научно-технической революции. Роль тех, кто действовал по этой схеме на "первом полюсе", - компетентных специалистов – отнюдь не ослабляется - не в этом изменение. Изменяются, углубляются и качественно преобразуются функции тех, кто действовал на "втором полюсе", - непосредственных изготовителей. Броские перемены, касающиеся специалистов, постепенно сливаются с "грузными", но фундаментальными сдвигами в рабочей толще. И в этом все дело. Не претендуя на исчерпывающий анализ проблемы, приведем в порядке беглого перечисления некоторые доводы.

Во-первых, огромная ценность автоматизированной техники и, особенно, многократное увеличение объема продукции, выпускаемой за единицу времени, неизмеримо усиливает взаимную ответственность людей.

Уже на достигнутых этапах автоматизации место у "своего станка" либо заменяется непосредственно групповым обслуживанием автоматической линии, либо плотно срастается с "многостаночной" линией обширных участков производственного процесса, теряя элементарную ограниченность и физически очерченные пределы. В развитой автоматической производственной системе вообще отпадает жесткое принудительное ограничение рабочего пространства. В новых условиях исполнитель испытывает острую потребность знать о сопричастных действиях – об исходных замыслах, промежуточных этапах и конечных результатах трудового процесса, понимая, что незнание – это вина, т.е. он перестает быть только исполнителем.

На каждого рабочего, управляющего автоматической системой машин, приходится в десятки раз больше основных фондов и выпускаемой продукции, чем на рабочего, занятого механизированным и тем более ручным трудом. Как отмечает Г.Хоппе (ГДР), один рабочий нефтеперерабатывающего завода "Шведт" производит за год продуктов на сумму около 600 тыс. марок; немногие рабочие, занятые на сооружении по перегонке нефти, управляют капиталовложениями на сумму около 30 млн.марок; один техник, работающий на этом сооружении, управляет как бы имуществом среднего предприятия, и остановка производства только на один час означает убыток для социалистического государства примерно на 70 тыс. марок. Эта гигантская общественная ответственность, - делает вывод Г.Хоппе, - является новым существенным, связующим звеном между исполнителем и управлением, между работником и социалистическим обществом в целом.

Во-вторых, в корне меняется роль информационной оснащенности производства, и, следовательно, информационного фундамента управленческих решений.

Как и любая другая, кибернетическая техника сама по себе нейтральна. Существует немало примеров, когда в результате ее своеобразного использования информации либо консервируется, либо превращается в дезинформацию, либо увеличивает привилегии одних в ущерб другим. Мало вырастить "кибернетического коня", надо еще "оседлать" его по-социалистически. Уровень науки и техники, ее динамичность и масштабы ее применения в производстве, огромные объемы вложений, - все это требует вырабатывать и принимать существенно важные решения на основе информации, опыта, знаний, профессионального чутья или интуиции, которыми располагает не один человек, и не узкий круг специалистов, а весь трудовой коллектив. Подобная кооперация по выработке решения и является новым аппаратом для объединения и анализа информации, идущей от множества людей и выходящей за пределы индивидуальной компетентности. То, что сегодня преподносят в виде нового откровения, для B.И.Ленина было само собой разумеющимся моментом, одним из кругов (и притом кругов самых первых) социалистической перестройки управления на основе коллегиальности. В статье "Об едином хозяйственном плане" В.И.Ленин подвергает критике "позорную" манеру сановников "поправлять" с кондачка работу сотен лучших специалистов, отделываться пошло звучащими шуточками, чваниться своим правом "не утвердить". Основное же – выход за пределы групповой монополии на управление. В этом состоит смысл ленинской характеристики нового социалистического "аппарата" в лице всех членов партии, всех сочувствующих и примыкающих к ней, а затем и всех трудящихся. Через коллегии специалистов дальше и глубже – к полному строю "тысячных рабочих собраний", к изучению и публикации фактов в докладах, в печати, на собраниях и проч.".

Практический отказ от единоначалия и переход к коллективному управлению во всех отраслях и видах деятельности, охваченных научно-техническое революцией, происходит (сознательно или стихийно) потому, что диапазон субъективистских отклонений в решениях, принятых авторитарно, начинает заметно превышать пределы, при которых еще можно рассчитывать хотя бы на их минимальную эффективность; и уже никакой "собственный опыт", организованный по методу проб и ошибок, по индивидуальному глазомеру, не в силах обнять сложную конфигурацию научно-технического прогресса. Многочисленные факты говорят о невосполнимых потерях, которые терпит производство, когда не в меру решительные и прямолинейные администраторы упраздняют "любые комитеты". После этого, упустив время, они прибегают к созданию разного рода "рабочих групп" и "особых комиссий", то есть те же коллегий под другой вывеской. Ибо общее правило состоит в том, что коллективное решение, например, технических проблем уже сегодня в 5-7 раз эффективнее индивидуальных и может быть с уверенностью пересмотрено на основе аналогичных знаний аналогичной коллегии.

Это означает, что формула "максимум деловитости, минимум говорения (обсуждения)" утрачивает смысл, ибо максимальная деловитость все чаще зависит от полноты обсуждения. Жизнь легко опровергает тех, кто продолжает думать о коллегиальности как о "неэффективной процедуре". Напротив, она позволяет каждому члену коллектива проверить возможности своих товарищей, степень надежности их информации, определить ее достоверность и полезность, а также подметить неуверенность или вскрыть ошибку.

В том же направлении воздействует растущая динамичность современного производства, которое в целом развивается в условиях автоматизации и технологического применения науки.

Отношения, которые складываются в трудовом эксперименте, есть уже и неизбежно отношения производственно-технического самоуправления. Очевидно, по мере развития процесса научно-технической революции управление (в части принципиальных решений) будет осуществляться при обязательном участии членов производственного коллектива, а труд руководителя – органически вплетется в коллективную управленческую деятельность. Преимущества такого подхода высоко оценивают сами производственники уже сегодня: "Силен коллегиальностью специалистов и рабочих: одни предлагают свое, другие – свое, а вместе вышло".

В новых профессиях отражается ключевая закономерность научно-технической революции, которую можно было бы назвать передислокацией трудовых затрат непосредственного производителя. Есть принципиальная разница между рабочим, располагающим сильными или умелыми руками, и рабочим с логарифмической линейкой и книгой в руках. По сути дела, сами его профессиональные (технологические) действия уже являются действиями по всем признакам управленческими, которые, хотя и адресованы непосредственно только обслуживанию механизмов, содержат в зачаточном или более развитом виде функции целеполагания, идеального конструирования, координации, контроля, а также познавательную, творческую, планирующую, коммуникативную.

С другой стороны, работник перестает быть частью технической системы, приходит конец его жестокому симбиозу с орудием труда, характерному для простого машинного производства. Автономно действующие технические системы требуют лишь спорадического вмешательства человека. Он как бы "выхватывает" себя из металлических оков процесса, у него появляется "свободное время" в рамках рабочего времени, образуя реальное пространство для качественно иной деятельности. Этой деятельностью становится главным образом управление.

В-четвертых, современное производство создает у работника не только готовность, но глубокую потребность участвовать в управлении. Он со всех сторон как бы подвергается "облучению" информационными потоками, отражающими роль науки как непосредственной производительной силы.

Место в коллегии ответственных за общие результаты становится тоже рабочим и тоже своим. Рабочее место объективно развивается в синтезированную рабочую арену. Финал старого технологического правила: "Сапожник, знай свои колодки" предрешен естественно-исторической логикой развития. По мере технического прогресса соучастие в управлении становится, пользуясь выражением Маркса, "технологической истиной". Теперь нельзя управлять техникой, не участвуя в управления предприятием, а участвовать в управлении предприятием, - не прикасаясь к управлению страной.

Само собой разумеется, указанные тенденции действуют в условиях смешанной (мозаичной) производственной деятельности, где группа рабочих маломеханизированного труда представляет наследие прошлого, группы механизированного труда – наиболее массовидное в производстве настоящего, группы управления и обслуживания автоматических линий – производство будущего. Однако своеобразное "наложение" одного на другой разных этапов развития техники промышленного производства как статус-кво его сегодняшнего состояния не должно препятствовать выделению магистральных линий развития. Действуют закономерности, в силу которых, прибегая к зарубежной терминологии, рабочий все чаще примеряет "белый воротничок" специалиста, а специалист проводит трудовой день в "голубом воротничке" рабочего. Следует констатировать нарождение новой социальной сетки развитого социализма, где центральной фигурой производителя становится фигура квалифицированного рабочего, инженера, ученого, а вместо старого разделения труда возникает распределение и совмещение деятельности, связанное с характером выполняемых трудовых операции, и, главным образом, - формами участия в управлении.

Принципиальная взаимосвязь современного технологического переворота и форм управления в конечном счете такова: бедное содержание трудовых функций только "компенсируется" производственной демократией, их богатое технологическое содержание категорически предполагает демократию. Одно дело, когда рабочий поглощен мыслями о "хлебе насущном" и озабочен главным образом не тем, полна ли демократия, а только еще тем, полна ли чаша, другое, - если рабочий все более живет не "хлебом единым". Одна обстановка, если о демократии вспоминают в свободное время, если она – плод и роскошь досуга, тогда как в рабочее время требуется лишь "засучить рукава"; другая – если демократический образ действий становится образом самой работы и содержанием сменного времени труда. Одна ситуация, когда демократические процедуры грозят дезорганизацией производства и, следовательно, банкротством управления таким производством, другая, - когда эти процедуры "входят" в технологию, предопределяя деловитость и эффективность управленческих решений. Есть принципиальная разница между отвлеченной возможностью участвовать в управлении из-за простоты его функций и насущной необходимостью такого участия ввиду их сложности.

Напомним, что на XXIV съезде КПСС отвергнута фигура работника управления, возомнившего, будто ему открыты все секреты жизни, дающего указания "по всем вопросам", вместо того, чтобы умело использовать опыт и знания других. Было подчеркнуто, что у нас выросли квалифицированные кадры, способные правильно решать задачи, входящие в их компетенцию. Но разве не расширяются участки производственной практики, где рабочие кадры и их компетенция могли бы расцениваться одновременно как кадры управления и управленческая компетенция? Противопоставлять науку управления коллективности управления, деловитость – демократии, значит мыслить в рамках элитарного опыта, в границах менеджеризма. Принцип менеджеризма – цеховая монополия на управление, которая исключает рабочих и противостоит им как постоянная сила. Принцип современного социалистического управления – творческое объединение, которое выражает совокупную идеальную силу производственного коллектива и немыслимо без прямого участия рабочих. Этот новый субъект управления возникает на базе его социалистического обобществления, то есть дальнейшей демократизации.

Расширение демократической практики до сих пор связывается преимущественно с повышением роли производственных совещаний, различных постоянных и временных комиссий, научно-технических обществ рационализаторов, а также других объединений на общественных началах (бюро экономического анализа, общественно-конструкторских бюро, бюро нормирования). Однако этого, по-видимому, мало. Как известно, В.И.Ленин предлагал "отделить" коллективное обдумывание способов проведения какой-либо меры, а также последующий коллективный контроль и оценку результата, от "самого этого проведения", которое в строгих пределах исполнения и в определенный отрезок времени должно выполняться на основе единоначалия. Между тем в сложившейся практике единоличные действия, как более "портативные", захватывают сферы, безусловно подлежащие коллективному разумению. Принося первоначальный выигрыш во времени, это наносит ущерб творческой инициативе людей, а все чаще – и качеству самих решений.

Кардинальным вопросом, по которому необходимы более четкие оценки, является вопрос о том, по какому пути уже в ближайшие годы пойдет формирование элементов общественного самоуправления - только ли через развитие самодеятельных общественных организаций, или, главным образом, по линии ощутимого повышения роли трудящихся во всех областях и на всех уровнях системы государственного управления. Очевидно, обе эти линии могут в большой мере дополнить друг друга. Объективная потребность в коллективизации управления – непосредственном участии трудящихся в руководстве народным хозяйством – неизбежно вызовет к жизни и соответствующие институты.

Из совокупности моментов демократизации управления одним из первоочередных мы считали бы расширение гласности всех управленческих действий, систематического информирования трудящихся.

Расширение гласности, взятое выше с прикладной точки зрения и для уровня отдельных хозяйственных единиц, содержит в то же время принципиальный общегосударственный аспект.

Понятие "вневедомственной экспертизы" управленческих решений не должно трактоваться в "кабинетном" (или "камерном" вообще) смысле, предполагающем в качестве экспертов узкий круг специалистов. Под экспертами следует неизменно подразумевать сотни и тысячи рабочих, колхозников, специалистов, имеющих непосредственное или косвенное отношение к проблеме, созревшей для решения. Потребуется в связи с этим существенно перестроить работу печати, радио, телевидения, имея в виду резкое расширение площади для свободных критических дискуссий по хозяйственным, социальным и культурным задачам общества. Совершенно не ясно, например, почему регулярные сообщения ЦСУ о промежуточных итогах выполнения народно-хозяйственных планов не становятся поводом для критического анализа и обмена мнениями в печати. Не ясно также, по какой причине тормозится регулярное использование таких элементарных демократических форм, как всенародное голосование по наиболее важным судьбоопределяющим вопросам общественной жизни, а также всенародные обсуждения этих вопросов. Потребуется также существенная перестройка работы Советов и избирательной системы. В частности, было бы вполне приемлемым избрание депутата из числа нескольких кандидатов, каждый из которых выдвигает и защищает круг практических соображений о преобразованиях местного и отчасти, в зависимости от характера соображений, общественного значения. Необходимо совершенствование механизма советского и народного контроля за управленческими инстанциями вышестоящего подчинения.

Все эти вопросы составляют особую тему.

Кроме того, нам кажется, что демократизация может осуществляться демократическими же, а не патерналистскими средствами, сами направления и формы ее дальнейшего развития, должны быть выработаны и определены коллективным путем, - на основе широкого и открытого обмена мнениями во многих аудиториях и с использованием всех средств массовой информации. В целом, очевидно, что отрывочная демократизация невозможна. Нельзя увеличить пространство хозяйственной свободы под заводской крышей, не раздвигая его во всей структуре экономического управления, а последнее прямо упирается в развитие политической демократии. Сложная техника не терпит никакой подневольности. Пользуясь выражением Н.Г.Чернышевского, "Она не выдерживает тяжелых рук его беспечности".

Мы старались исходить из того, что обеспечить научно-технический прогресс по-социалистически – это значит поставить его на рельсы последовательного развития экономической реформы и более решительной демократизации (коллективизации) управления.

В результате мы могли бы рассчитывать, прежде всего, на улучшение сбалансированности народного хозяйства, ослабление диспропорции в развитии отдельных отраслей и видов производства. Структурная перестройка экономики и более гибкое приспособление ассортимента и качества продукции к требованиям рынка приведут к повышению темпов ее реализации и, следовательно, сокращению сверхнормативных запасов. В активный оборот будут дополнительно вовлечены огромные ценности. Ускорятся темпы роста национального дохода, производство которого будет уверенно покрывать его использование. Гораздо более разнообразное и полное покрытие растущих доходов населения товарами и услугами с учетом дифференцированного потребления и индивидуальных вкусов потребителей укрепит рубль и существенно повысит фактическое благосостояние трудящихся.

Все еще нередко говорят о росте народного потребления не "иначе, как с позиции опасности" потребительского общества. Мало того, что при нынешнем дефиците многих промышленных и продовольственных товаров подобная позиция выглядит кощунством, она вульгарно смешивает общество высокого потребления, каковым не может быть развитое социалистическое общество, и так называемое "потребительское общество".

По нашему мнению, качественно новый уровень удовлетворения платежеспособного спроса быстро приведет к ощутимому повышению производительности труда на основе полноценного механизма материального стимулирования и создания достаточных материальных предпосылок для развития духовных мотивов деятельности. Ведь нет нужды специально доказывать, что ботинки той же Астраханской фабрики, выпускающей обувь двух-трех размеров, "жмут" в первую очередь ноги. И лишь во вторую – сознание и чувство достоинства. Ассортимент товаров и сознание социального полноправия тесно взаимосвязаны.

Обеспечить наиболее полное (по количеству, качеству и ассортименту товаров и услуг) удовлетворение перспективных общественных потребностей и текущего платежеспособного спроса, - не в этом ли важнейшая историческая задача развитого социалистического общества как особого этапа на пути к коммунизму? Не доказав этого, наиболее осязаемого и жизненно ясного миллионам, преимущества социалистической системы хозяйства, вряд ли можно с успехом прокламировать какие-либо другие ее достоинства.

Об ускорении научно-технического прогресса, как главного ожидаемого последствия перестройки хозяйственного управления, необходимо говорить специально. Однако заранее очевидно, что ориентация на интенсивные факторы производства, непосредственно и принудительно вытекающая из новых условий хозяйствования, создает множество дополнительных очагов технической инициативы и поставит борьбу за технический прогресс в центр повседневного внимания каждого трудового коллектива.

Подсчитать прямой экономический эффект демократизации управления невозможно. Положение и связанное с ним чувство хозяина всегда было, есть и будет главным источником эффективной производительной деятельности. В сочетании с полным развитием хозрасчета демократические формы управления, как это доказано на примере действующих сегодня хозрасчетных бригад, дадут новое упрочение трудовых коллективов как основных инициативных ячеек производства и общества. Последствия этого значительны и многообразны.

Достижение нового ранга коллективности является ключом к решению и такой злободневной проблемы, как укрепление трудовой дисциплины. Стало уже общим местом говорить о "сложности" проблемы. К причинам нарушения производственной дисциплины причисляются и неудовлетворенность трудом, и "расхолаживающие" недостатки в его организации, и слабость воспитательной работы, а особенно "либерализм" администрации. Однако при ближайшем рассмотрении часть из этих факторов несет лишь внешнюю информацию о явлении, не вскрывая его основы.

В чем же дело? Очевидно коренная основа нарушений дисциплины (равно как и фактов хищения социалистической собственности) связана со слабостью уз, которые бы сдерживали анархически настроенную личность и служили ей "помочами", с неразвитостью коллективизма и взаимной ответственности. Система пооперационного нормирования и оплаты по индивидуальному наряду, не перекрытая хозрасчетной связью, усугубляет технологическое расчленение труда, подчас доводя его до организационно-экономического разобщения. Пока не столько массы рабочих реализуют в борьбе с дисциплинарными нарушениями свою роль, сколько эту роль играют "от их имени" (и без особых шансов на успех) должностные лица и, главным образом, в бумажно-распорядительных формах.

Последовательное развитие экономической реформы, по нашему мнению, помогло бы довершить частичную (весьма отрывочную, пунктирную) связь рабочих, обусловленную характером господствующего сегодня технологического процесса, прочной спайкой хозрасчетных и самоуправленческих отношений. Сказанное ранее о преимуществах последовательного хозрасчета в первичных ("контактных") трудовых коллективах для разных аспектов производства может быть с уверенностью повторено и в отношении дисциплины.

Следует подчеркнуть, так снижение прогулов в 3-4 раза в хозрасчетных коллективах сопровождается аналогичным сокращение опозданий, простоев (по вине рабочих) и других нарушений. По выражению самих рабочих, здесь "все в одно железо взяты". Решающее значение самодисциплины трудового коллектива в установленнии, согласно определению, ее "прочных форм" несомненно. Дисциплина "самостоятельности и инициативы", "не по указке сверху, а по указанию своего жизненного опыта", не меняет и принуждения; весь вопрос – от кого оно исходит. При жесткой хозрасчетной взаимозависимости членов трудового коллектива они, несомненно, сочтут справедливым и необходимым и материальное ущемление нарушителей дисциплины (перевод на нижеоплачиваемую работу, отсрочка в предоставлении жилья, лишение премии, передвижка отпуска, даже наложение штрафа, исчисляемого от ущерба, нанесенного нарушителем производству). Нарушители должны испытать на себе этот концентрированный удар моральной и материальной (экономической) силы. Однако ее носителем будет выступать производственный коллектив. На таком пути можно восстановить и пошатнувшийся авторитет дисциплинарных взысканий, налагаемых администрацией, и фактически, и "юридически" они выразят общую волю.

Мы вправе, далее, рассчитывать на существенное сокращение текучести кадров в промышленности. Речь, естественно, не идет об искусственном ограничений перемены рабочего места, вызванной потребностями развивающегося производства. Нет ничего плохого, например, в том, что высвободившиеся рабочие Щекинского химкомбината переподготовлены и переведены на вновь построенный завод синтетического волокна. И если наши учетные формуляры не различают понятий "движения рабочей силы" и "текучести кадров", если все это называется просто "увольнениями", то виновата в этом не действительность, а ее толкователи. Кроме бухгалтерии прямых потерь, есть расчет экономических и социальных приобретений.

Но есть и особенная "текучесть", которая во много раз превосходит объективные передвижки, вызванные научно-техническим прогрессом ( В прошлой пятилетке примерно 1/5 часть рабочих и служащих ежегодно меняла место работы; потери времени в среднем на переход одного человека с места на место составляют 25-30 рабочих дней, а потери в рублях, по разным подсчетам – от 450 до 480 рублей). Она связана с удовлетворенностью или неудовлетворенностью работника своим положением на производстве или в быту. Существует не только право на труд, существует и усиливается реальная потребность в "любимом труде" и "хороших условиях". При этом потребность – как в первом, так и во втором, - сегодня постоянно реконструируется и видоизменяется. Объясняя причины увольнения, рабочие называют "низкую заработную плату", "неинтересную работу", "плохие отношения с администрацией", "плохие условия трудa", "мало надежды получить квартиру", "работа ниже квалификации", "нет перспектив на выдвижение". Казалось бы, задача сводится к постепенному созданию повсеместно таких условий, при которых работнику самому не хотелось бы покидать предприятие. Подобный подход, являясь правильным отражением общих принципов социалистического общества и его прогресса, был бы, тем не менее, утопическим в качестве стратегии борьбы с текучестью кадров.

Предполагая, будто "от добра добра не ищут", мы по-прежнему будем просчитываться, так как все "стандарты" трудовой деятельности, бытового и культурного обслуживания никогда не удастся выровнять в такой степени, чтобы стремление к выбору утратило смысл. Те же мотивы, что заставляют работника покидать одно место, будут руководить им при выборе другого. Пока существует "рука дающая", будет протягиваться и "рука берущая".

Таким образом, с течением времени будет все острее обнаруживаться слабость отношений, где государство дает, а работник ожидает. Даже сумма детально рассчитанных предусмотрений, как показывают факты, не воспроизводит живого целого, идущего от человека. Что-нибудь всегда оказывается упущено, не учтено, даже не осмыслено. Первый секретарь Тамбовского обкома КПСС В.Черный, выступая на совещании по социальному планированию в г.Москве, справедливо отмечал: "Нельзя сделать людей счастливыми, решая без них, за них: построить на имеющиеся деньги клуб или баню, детский сад или интернат. Важно не только то, что планируется, а то, кто планирует, и от второго во многом зависит первое. Важно договориться, является ли коллектив предприятия лишь объектом или также субъектом планирования".

Выход один: не принимать работника только за "объект" государственных забот, возложить значительную их часть на него самого, на хозрасчетный производственный коллектив. Известно, что именно такая возможность открылась бы благодаря развитию экономической реформы. Не случайно средства, образующие новые фонды предприятия, уже сегодня названы в заводском обиходе "другими деньгами". "Другие" потому, что являются не простой прибавкой к государственным, а, будучи результатом рачительного коллективного хозяйствования и оказавшись в распоряжения коллектива, они означают более высокую степень "взятия судьбы" в собственные руки. Опыт вполне доказал, что правильное формирование и использование этих фондов превращает потребность в лучшем рабочем месте (тот же технический прогресс) в собственную заботу работающих, заменяя тягость ожидания пафосом действия, фигуру искателя – фигурой преобразователя. Работник, который выгадывал, маневрируя по территории страны и играя на диспропорциях в производственной и культурно-бытовой сферах, заменяется работником, ориентированным главным образом на созидательные усилия. Так, директор Щекинского химического комбината, подводя итоги работы предприятия за последние годы, подчеркивает: "Нам удалось создать солидные поощрительные фонды, которые помогли решению многих хозяйственных задач". "Щекинский эксперимент", побудивший практически каждого члена коллектива работать с повышенной нагрузкой, искать и ставить на службу производства все новые резервы, безусловно, способствовал повышению эффективности соревнования. К сожалению, в последнее время со стороны плановых и финансовых органов наблюдается стремление всячески ограничить возможность предприятий наращивать эти фонды и права предприятий распоряжаться ими. Это не идет на пользу дела. Всякое отступление от принципов реформы наносит ущерб и предприятиям, и государству ("Правда", 5 февраля 1973 г.)

Принципы и методы хозяйственной реформы, стабилизируя рабочую силу, позволяет эффективнее решать проблему трудовых ресурсов в целом. Тот же "щекинский эксперимент" дал существенное повышение "компактности" труда: сотни производственников овладели смежными профессиями и, выполняя по нескольку операций, добиваются гораздо больше результатов с меньшими силами. За годы эксперимента на комбинате высвобождено 825 рабочих и 243 инженерно-технических работников, а производительность труда выросла на 167,7 процента. Из этого следует вывод о наличии в нашей промышленности значительной излишней рабочей силы при одновременной ее "нехватке" с точки зрения нынешних критериев хозяйствования, когда миллионы рабочих мест пустуют и миллионы же – носят надуманный характер.

Наконец, нельзя не сказать о значении новых методов хозяйственного управления для достижения коренных целей социализма, и, прежде всего, для "ликвидации остатков старого разделения труда". В этой формуле В.И.Ленина основное место занимает проблема преодоления существенных различий между трудом умственным и физическим, творческим и монотонным, архитектурным и исполнительским. Согласно с марксизмом речь идет об "обратном отвоевании" человека, о его целостном (всестороннем) развитии, о повышении созидательного потенциала рабочего класса, выполняющего свою историческую миссию. И здесь кроме технологии труда существует, играя возрастающую роль, его социология.

Еще в середине 60-х годов более половины рабочих в нашей промышленности было занято ручным трудом. Вместе с тем в 1969 году 48 процентов всех промышленных рабочих у нас поглощались вспомогательным трудом, уровень механизации которого ниже, чем основных операций, в 2,4 раза. Приведенные с учетом этого и других дополнительных обстоятельств расчеты показывают, что и теперь операции ручного труда выполняют приблизительно 58 процентов промышленных рабочих, а неквалифицированной работой занято 26 процентов. Лишь к 1990 году предполагается сокращение числа последних с 25 до 10 процентов, то есть с 7,9 до 4,2 млн. человек. Однако и механизация труда не тождественна его гуманизации, поскольку она не выходит за рамки классической индустриально-фабричной технологии, обремененной по самому существу дела рядом негативных черт. "Частичный" рабочий, привязанный к обособленной операции и ограниченный ею, изнуряется и вследствие узости действий, и в результате крайней симплификации (упрощения) технологических функций, которые носят монотонный, однообразный характер. Закономерность состоит в том, что эффективность машинного производства, независимо от общественных условий его развития, достигается не иначе как путем все более узкой специализации. В течение 60-х годов незначительно сокращался лишь удельный вес таких узкоспециализированных рабочих мест, абсолютное же их количество продолжало расти.

Однако отсюда извлекается совершенно неверное заключение о неизбежном сохранении традиционного разделения труда до тех пор, пока не будут созданы все технико-технологические предпосылки для его преодоления. Если следовать подобной логике, то реализация коренной задачи социализма – путем "обобществления производительных сил" установить "такой строй, который предоставит каждому члену общества возможность участвовать не только в производстве, но и в распределении и управлении общественными богатствами" (Ф.Энгельс) – откладывается в некую неопределенность, ставится в плоскость пассивных ожиданий, целиком рассчитанных от "уровня производительных сил". Легко видеть, что налицо была бы разновидность старой догматической схемы, урезающей возможность социализма сложившимся стихийно состоянием вещей (известно, что вульгарно-экономическому тезису об абсолютной зависимости перспектив социализма от "высоты развития производительных сил" В.И.Ленин противопоставил концепцию "иного перехода к созданию основных посылок цивилизации" – концепцию революционных преобразований, "удесятеряющих силы рабочих и крестьян").

В современных условиях схема воспроизводится, в частности, в следующем виде:

"Новые теории в науке разрабатывают ученые, шедевры искусства создают профессиональные художники, организаторами производства являются инженеры". Таким образом, на одну доску ставятся все отрасли духовной деятельности и не замечается глубоких различий между ними по социальной актуальности, по отношению к материальному производству. Предположим, никто сегодня не ждет от рядового рабочего трактатов по литературоведению; допустим, он прямо не участвует и в разработке проблем философии. Но разве это означает, что его роль столь же мала в главном виде духовной деятельности?

Между тем исключительное место управления среди других видов духовного творчества определяется именно его кровным родством, непосредственной близостью с производством. В значительной мере оно, собственно, "вплетено" в процесс производства, составляет его органическую часть. Отношения по управлению, конечно, уже духовных в целом, но в известном смысле они и богаче любых иных форм общения. В этих отношениях переплетаются и сгущаются многие из форм. В деятельности управления как бы закодировано и бережно энциклопедически сжато то, что составляет творческую сущность человека и его стремления к самовыражению. Игра ума и эмоций, логика мысли и ее поэтический полет, этика отношений и их эстетика, - все собрано, умещено, соединено в этом специфическом узле общественных связей. Поэтому через участие в управлении лежит кратчайший и вернейший путь к участию в главных аспектах жизни. Здесь имеется в виду важнейшая категория, с которой марксисты связывают добросовестное и решительное выражение общественных интересов, со стороны мыслящих, преданных идеалу и представляющих сознание и совесть своей эпохи членов общества. Участие в духовной деятельности подобного рода вообще не может разграничиваться по какой-либо социально-профессиональной сетке.

Речь – не об ускоренной ликвидации разделения труда вообще, а об опережающем сокращении различий между такими ключевыми видами умственного труда, как управление, и таким гнетущим следствием старого разделения труда, как голое исполнительство. Речь – не о "смешении" рабочих с интеллигенцией, а об ускоренном освоении рабочими "операций" такого уникального и традиционного нерабочего "цеха" духовного производства, как деятельность управления. Это и есть столбовая дорога социалистической культурной революции в подлинном смысле этого понятия. Ибо суть ее – не простое распространение знаний, а новая роль трудящихся в духовном производстве: второй "захват", осуществляемый рабочим движением. В понятии "культурная революция" существительное – революция, которая мобилизует социально-экономические и нравственные возможности нового общества для того, чтобы освободить рабочего от технического "приговора" индустриализации, восполнить узость и однообразие действий "у станка".

Таковы некоторые позитивные следствия, ожидаемые от перехода к экономическим методам управления и его дальнейшей демократизации. Характерно, что они как раз не носят сугубо экономического характера. Суть заключается в более последовательном отношении к человеку как основной инициативной силе развития производства и, одновременно, единственному центру притяжения, услуг этого развития. Такой угол зрения необходимо выяснить еще и для того, чтобы правильно взвесить приобретения реформы в соотношении с трудностями и противоречиями, возникновение которых такие не следует исключать. Главные из них, очевидно, могут состоять в следующем.

а) На начальных стадиях более радикальной перестройки системы хозяйственного управления и планирования, наряду с улучшением сбалансированности экономики, вероятно некоторое замедление темпов промышленного роста. Здесь трудно назвать конкретные цифры; в ВНР, например, снижение составило в течение двух первых лет реформы с 5 до 3 процентов. Это временное замедление темпов связано с "пусковым импульсом" (или, лучше сказать, "поворотным торможением"), необходимым для качественных изменений в структуре продукции в пользу удовлетворения подлинного спроса, когда сокращение выпуска старой продукции еще не восполнялось ростом производства новой. Не исключено также, что, "воспитательная" роль экономическим методом скажется не сразу, и некоторые предприятия, поставленные в более жесткие условия финансирования и кредитования, перед более высокими отчислениями от основных и оборотных фондов и нормами амортизации, в условиях расширения импорта и реального хозяйственного соревнования внутри страны, испытают немалое напряжение. Однако впоследствии неизбежно скажутся результаты структурной перестройки экономики и модернизации производства, приспособления ассортимента и качества продукции к требованиям реального (а не бюрократического) внутреннего и внешнего спроса, результаты устранения огромных "накладных расходов" по поводу административно-директивных форм управления и материально-технического снабжения, и рост промышленного производства вновь наберет высокие темпы, но уже на лучшей качественной основе.

б) Возможно обострение противоречий между перспективными государственными интересами, выраженными в вариантах плана по глобальным структуроопределяющим позициям, и текущими хозяйственными устремлениями предприятий и объединений, ориентирующихся на требования рынка. Такого рода противоречия как бы придут на смену гораздо более острым и безысходным, которые сегодня повсюду разъедают нашу хозяйственную практику в виде постоянных несовпадений интересов отдельного работника, производящего коллектива и общества, в форме несоответствия учетно-канцелярских и реальных показателей хозяйственной деятельности. В принципах экономической реформы, однако, заложено достаточно возможностей для того, чтобы своевременно выявить и устранить новые противоречия, опираясь на законы и долгосрочные хозяйственные нормативы, мощь государственного влияния и другие общественно-политические рычаги.

в) Следует предусматривать возникновение ряда сложных проблем, связанных с преобразованием и участием трудящихся в доходах, расширением хозяйственной самостоятельности и предприимчивости предприятий и объединений.

Прежде всего, это может выразиться в ползучей тенденции к нарушению правильных пропорций между фондом накопления и фондом потребления как в масштабах страны, так и в "атомарных" границах отдельного предприятия. В гораздо большей мере распоряжаясь совокупным доходом, коллектив отдельной трудовой организации, очевидно, будет склонен, во-первых, в ущерб отчислениям в общенародные фонды увеличивать долю накопления, остающуюся на "своем" предприятии во имя вложений в "свое" производство с непосредственно осязаемой "для себя" пользой; во-вторых, внутри уже "атомизированных" финансовых и материальных средств, распределяя их в свою очередь на фонд накопления и фонд личных доходов (зарплаты), трудовой коллектив может отдавать приоритет моментальным интересам заработка перед коренными перспективами интересами повышения эффективности производства на базе технического прогресса. Для нейтрализации этих тенденций понадобится разработать и осуществить меры, усиливающие заинтересованность трудовых коллективов в оптимальном формировании общих и групповых фондов накопления, идущих на перспективные вложения.

Нельзя, далее, не учитывать, что разные предприятия (объединения), определяющие номенклатуру выпуска главным образом не под диктовку общего плана, а в соответствии с самостоятельно найденными интересами сбыта, попадают на рынке сбыта в весьма неравное положение, в зависимости от уровня хозяйствования, техники и технологии производства, а также наличием соперников. Доходы предприятий будут различными, и после отчисления части этих доходов на период накопления их работники получат разную оплату за идентичный труд. Эта разница может быть весьма существенной. Проблема, имеющая сложный характер, не может решаться путем искусственной шаблонизации и возвратной нивелировки, когда единая система кооперационного нормирования и тарифа абсолютно предопределяет всем работникам их заработную плату. Скорее, необходимо разработать некоторые общие критерии (мерила) оценки количества и качества труда, имея в виду не только индивидуальную выработку, а неурезанное значение этих понятий.

На основе этих критериев устанавливалась бы определенная "волна" в уровне доходов работников, обеспечивающая справедливые различия в оплате по итогам хозяйственной деятельности разных коллективов и, одновременно, исключающая разрывы, которые вытесняли бы, например, из монопольного положения предприятия или других конъюнктурных обстоятельств, и означали бы нарушение социалистического принципа распределения. Вместе с тем, через банковские кредиты, прогрессивный налог, а также специальные "фонды солидарности" (возможны при отраслевых профсоюзах) реализовалась бы помощь тем предприятиям, которые ввиду объективных причин не могут создать быстрые накопления для реконструкции и развития производства и обеспечить среднюю оплату труда своих работников. В отдельных случаях, если предприятие не имеет исходный минимум условий для хозяйственного выживания, оно может быть сознательно и планомерно "ликвидировано", что в принципе отличалось бы от банкротства в условиях капиталистической конкуренции. Как оборудование, так и рабочая сила передислоцировалась бы на другие, более выигрышные позиции в едином хозяйственном организме страны, "банкротство" же терпели бы, главным образом, отсталые концепции и методы хозяйствования.

г) Развитие хозрасчетных отношений, надо полагать, выдвинет новые стороны в проблеме трудовых ресурсов взамен существующих. В частности, скрытые ныне незанятость или полузанятость, покрываемые штатным опуханием, в результате интенсификации экономики станут явными, что вызовет явления, внешне сходные с безработицей, однако по своей сути не имеющие с ней ничего общего. Тем не менее, потребуется объемная работа по переориентации, переквалификации и перемещению трудовых ресурсов. Можно думать, что значительная часть самодеятельного населения, устроенная сегодня под заводскими крышами, передислоцируется, как это характерно для всех развитых стран, в сферу услуг.

д) Перестройка хозяйственного управления и интенсификация экономической деятельности, очевидно, вызовет к жизни ряд специфических социально-психологических конфликтов.

С одной стороны, не все рабочие и служащие сразу и безболезненно "войдут" в темпы, примут более высокое напряжение производства, подтянутое полным хозрасчетом. Многолетний навык, ограниченный в значительной мере механическим исполнением узких технологических заданий, будет также временным препятствием к развертыванию демократических норм производственного управления. Воспитание инициативы и ответственной личности предполагает значительный опыт инициативных и ответственных действий, опыт исполнения соответствующих социальных ролей. В настоящее время часть работников предпочитает меньше получать, но и меньше делать, обходясь без "лишних забот" и живя по указке. С другой стороны, часть руководящих хозяйственных кадров, работников управления и планирования, впитавших в себя методы и стиль административно-директивного (а также, к сожалению, "рекламно-показного") руководства, будут поставлены перед необходимостью не только переучиваться, но и в корне перестраиваться. Отказ от укоренившихся привычек, которые есть всегда "глыба неслыханной тяжести", - процесс сложный. Тем более что раздробление очагов командования экономикой по многочисленным и относительно автономным управленческим центрам на предприятиях и в объединениях, являясь известным расширением поля экономической инициативы, в то же время не гарантирует от выживания бюрократических тенденций, так сказать, на "молекулярном" уровне. Природа реформы состоит в демократизации, а не децентрализации, которая сама по себе вне перестройки системы управления может означать и усиление местного и отраслевого волюнтаризма.

В этих условиях резко возрастает роль партийных организаций, в частности партийных организаций предприятий, объединений и управленческих учреждений, где имеющееся у них право контроля деятельности администрации будет использовано более многообразно и эффективно.

Предполагая возможные и наблюдая уже возникшие противоречия, можно утверждать, что только целостная, проведенная снизу доверху перестройка способна устранить те негативные явления, которые складываются на почве нынешней двойственности управления, разнородности его секторов и структур. Пока предприятия будут действовать на началах хозрасчета, а руководство ими по-прежнему осуществляться на административный лад, не только согласие, но даже "мирное существование" между этими уровнями управления крайне затруднительно. Их разделяют типы ответственности. Вкусив плоды экономической заинтересованности, предприятия нередко действуют по принципу голой выгоды лишь потому, что они не включены в систему общей экономической ответственности. Единственная ответственность, к которой теперь руководителей хозяйств могут призвать, - это плановая дисциплина и административно-правовой долг, в большинстве случаев не совпадающий с жизненной хозрасчетной необходимостью или даже противоречащий ей. Руководители оказываются между молотом и наковальней, открытые для ударов то сверху, то снизу, а то и сбоку. Ликвидация этого неуютного положения предполагает перевод основных блоков управления "на единый наряд". Фундаментальное условие заключается как раз в том, что хозрасчетные показатели и хозяйственная самостоятельность предприятий могут сыграть свою позитивную роль лишь тогда, когда они "вмонтированы" в общую систему экономического регулирования.

В целом, сложности и противоречия, подстерегающие нас на пути дальнейшего развития экономической реформы, не могут рассматриваться как сплошная полоса препятствий или вовсе непроходимая зона. Возникает лишь типичная для всякого преобразования ситуация. Известный период времени, новая система, уже ослабив действие прежней, еще не оправдывает возлагаемых на нее надежд и не приносит желаемых результатов. И не потому, что она в принципе неэффективна, а потому, что не успела развить все свои преимущества, переживает инфантильное состояние. Подобная "реформа-инфант" порождая заметные издержки, сеет сомнения среди своих поборников и оживляет скептиков. В результате усиливаются тенденции к блокировке дальнейших изменений, что еще больше сокращает шансы новой системы. Важно проявить последовательность и миновать критический порог. Учитывая, что противоречия застоя гораздо опаснее и разорительнее противоречий роста, выигрыш будет куда больше, чем потери.

Пользуясь философским языком, беспокойные "доводы разума", настаивающие на переходе от одного состояния к другому, сегодня значительно превосходят "доводы рассудка", запрещающие "осторожный аспект" деятельности и направленные на сохранение регулярности, повторяемости, симметрии и стабильности у достигнутых берегов. Соотношение этих "доводов" всегда зависит от конкретной ситуации, от объективных предпосылок для радикальных преобразований. Предпосылки налицо. "Арифметические таблицы" директивного управления и планирования, возникшие в период индустриализации, не дают правильных ответов на "алгебраические вопросы", поставленные развитой социалистической экономикой и современным научно-техническим прогрессом. Огромное значение имеет и субъективная готовность общества к преобразованиям. Как справедливо утверждается, дорогу осилит идущий.