Дорогой М.Я.! Спасибо и выслушайте о том, что я понял (остроумное письмо о кентавре мы разбирали вдвоем с Лилей, но далеко не уверены, что поняли его полностью и правильно).
Конечно, чистый (от монополий) "рынок совершенной конкуренции" – есть идеальное понятие, нигде реально не осуществляется. Речь должна идти лишь о наибольшем приближении к такому идеалу с помощью самых разных средств (не исключая иной раз и государственного принуждения, но не в виде государственной монополии, а, напротив, антитрестовских законов, например…)
Другой стороной этого положения является вывод, что реально везде существует только смешанная экономика: рыночно-монополистическая, частно-государственная, а главной проблемой является не установление пропорций внутри смешанной экономики (это важная проблема, но все же сиюминутная, тактическая, что ли…), а разобраться, к какому идеалу мы стремимся, чем именно является наш "К.", "коммунистический идеал" – полностью зацентрализованная, чисто государственная экономика (вернее, хозяйство) – или бесгосударственная экономическая деятельность свободных ассоциаций производителей = рынок совершенной конкуренции? Если перейти к именным обозначениям, то можно говорить о коммунизме Сталина и коммунизме Кропоткина – они противоположны. У классиков м.-л. можно найти и то, и другое, но как мне кажется, что первичным, определяющим являлся все же идеал бесгосударственного коммунизма Кропоткина", а "коммунизм сталинского типа" появлялся в их прогнозах скорее как средство достижения главного идеала (наподобие средства "диктатуры пролетариата").
Как мне кажется, прежде всего надо выяснить, к какому именно идеалу мы стремимся и что он означает в экономических терминах? Если истинный коммунизм = рынку совершенной конкуренции, то перспективы экономического и социального реформирования страны получают прочные идеологические (на мой взгляд – буржуазно-коммун.) обоснования, если нет, если идеалом остается все же коммунизм сталинского типа, то все попытки реформ будут расцениваться лишь как временные меры, как временное отступление и уже само отношение такое к ним обречет их на ублюдочный характер, на неудачу (как это и произошло с НЭПом в 20-х годах).
Я думаю, что в самом глубинном идеале "К." я не расхожусь с классиками м.-л., но коренным образом расхожусь в методах достижения этого "К.", отвергая сталинский коммунизм даже как средство. На мой взгляд, к "K." надо идти не через государственную централизацию, а через сегодняшний, несовершенный пока рынок. В этом моя буржуазность, Вы правы.
Сам себя спрашиваю: но если твой коммунизм есть совершенный, чистый рынок, a идти к нему ты тоже предлагаешь именно через сегодняшний рынок, то в чем тогда заключается твой коммунизм? Зачем использовать это многозначное слово, и не признать открыто: да, буржуа и рыночник я – и в идеале, и в тактике? Попробую ответить.
Во-первых, потому что на самом деле коммунизм свободы, безгосударственности, "работы по способностям, потребления по потребностям" осуществляется именно идеалом рынка совершенной конкуренции. Как именно – об этом можно вести долгий и обстоятельный разговор, но я так сейчас вижу. Во-вторых, потому что без коммунистических идеалов, без реального стремления к их осуществлению, к осуществлению свободы, равенства и братства (это и есть коммунистический идеал) – рыночное, буржуазное общество загнивает, вместо развития уклоняется в монополизм, феодальный развал и гибель. Исторических примеров много.
Только общество, основанное на строгой этике первоначального христианства (протестантизма), смогло породить устойчивый тип свободной, рыночной жизни; породить современную западную (капиталистическую) цивилизацию. Вы правы, что "Х." может конкурировать или заменить "К." (христианство первоначальное – близко к коммунизму). И совсем не случаен знаменитый тезис М.Вебера, что именно протестантская этика породила дух современного капитализма. Также не случайно Ленин в народниках-социалистах видел самых последовательных "буржуазных демократов". Почему же рынку нужны коммунистическая этика и идеалы? Почему рыночной свободе нужно стремление к равенству людей?
- Наверное, потому, что без такого корректирующего этического влияния рыночная конкуренция приводит к победе крупных капиталов, богачей, которые, выделяясь затем в класс, касту, захватывают власть в государстве и лишают возможности к свободному производству и выходу на рынок других людей (бедных), превращая их, вольно или невольно, в рабочих или рабов, говорящие орудия, т.е. "неполных, экономически несвободных, нерыночных людей". Но низведение человека до уровня служащего, орудия – неэффективно, неоптимально с точки зрения глобальных целей человеческого общества – так мне кажется. Когда человек научится делать роботов любых желательных свойств и для любых производственных функций (не превращая их вместе с тем в искусственных людей), тогда все люди смогут стать самостоятельными производителями (предпринимателями, ремесленниками, крестьянами – т.е. людьми, выходящими на свободный рынок – для обмена с другими людьми), - в работниках-помощниках у него будут только роботы (или ученики по желанию)… Вот это и будет осуществленный свободный коммунизм, равный рынку совершенной конкуренции.
Простите, М.Я., за фантазии, но в письме к Вам я чувствую себя свободно…
Согласен, что главная и особая наша проблема: превращаема ли неэкономическая наша система в экономическую. Это наш давний спор. Мои резоны Вы знаете, потому что заранее отмели – и "Хорошо бы" и - "У других же получилось…"
Ваш главный контрдовод – наши беспрецедентные размеры, наш масштаб и еще – внешняя угроза (в том числе и угроза всеобщей ядерной гибели). Эти доводы невозможно опровергать и даже обсуждать в силу именно их беспрецедентности. Ведь, действительно, нет и не было такой большой страны, как Россия, значит, все, что было у других – к нам не относится. А угроза ядерной гибели слишком страшна – значит, лучше не трогать статус-кво. Вы сами предпочитаете не делать этого вывода, но его должен будет однозначно сделать любой человек, желающий все же сделать определенные выводы, желающий что-то определенное предлагать и делать.
Догадываюсь, что я пристрастен сейчас и несправедлив к Вам, но, уверенный, что Вы простите, продолжу. Например, о "масштабе".
Честно скажу, для меня этот довод сначала был непонятен: почему это масштаб страны должен мешать демократическим преобразованиям? – Какое имеет отношение? – Конечно, в истории бывали громадные деспотии и маленькие демократические республики. Но ведь перед глазами пример громадных демократических Соединенных Штатов и безнадежно деспотических латиноамериканских маленьких режимов, вроде крохотных Гаити или Парагвая… Этот довод о масштабе мне стал даже казаться иной раз просто придиркой. Сейчас я знаю, что споры такие уже бывали в истории.
Пример: в годы американской революции и выработки основ демократического устройства шли ожесточенные споры о том, можно ли на большой территории создать демократическую республику? Тогдашний исторический опыт дает отрицательный ответ: демократическими бывали только небольшие города-республики. Большие государства требовали беспрерывных войн и мобильного управления, неизбежно были монархиями. Они не могли ни в малейшей степени терпеть разлагающего влияния партийных распрей и склок, неизбежных при демократическом образе правления (трагичная судьба польской Речи Посполитой – тому пример).
Но американские отцы-основатели доказали: нет, именно большой масштаб страны отлаживает разлагающую роль человеческих пристрастий и партийной борьбы, именно большой масштаб обеспечит демократию лучше, прочнее. А с учетом естественной изолированности Америки от агрессивных соседей, дополненная властной и мобильной президентской формой исполнительной власти, Америка доказала справедливость расчетов своих основателей, двухсотлетней историей своего устойчивого существования доказала возможность и разумность демократического правления в великой державе (а не только в каком-нибудь полисе). И не в виде только Конфедерации независимых штатов, как утверждали опять же в тех давних спорах – а в едином унитарном государстве.
Подойдем к теме с другой стороны. В тяжелейшей своей истории войн и революций Россия доказала устойчивость своего единства. Но именно в условиях военного противостояния соседям, в условиях войн и революций. Россия проявляла это стремление к единству и через приверженность к деспотизму, к самодержавию, к диктатуре. В мирных же условиях именно традиции деспотизма, военно-административная система становится помехой развитию, самому существованию без бунтов, угрозой самому единству. Именем сохранения единой России и нужно доказывать необходимость срочного проведения реформ, введения экономической системы, самоуправляющих и самодеятельных начал. Ибо только это предотвратит разложение и гибель России как целого.
А вот предложение предварить реформу разделением России на интеграты, независимые штаты, районы, как угодно назовите, как раз создает впечатление, что ради сохранения возможности управлять самими "интегратами" по-старому, без рынка и самоуправления – надо пожертвовать единством страны. Фактически это соблазн новой попытки создания совнархозов. Соблазн уже опробованный и отвергнутый. Удачным он мог бы стать только при своем радикальнейшем проведении разделения до конца – до создания отдельных, независимых государств, предотвратив каким-то чудом войны между ними из-за пограничных и иных претензий и связав их международной торговлей,т.е. создать некое подобие второй, российской Европы. Но эта дикая фантазия могла бы иметь под собой почву, только если бы в стране жили не русские, привыкшие жить и мотаться по всему великому континенту, а отдельные поволжцы, северяне, южане и т.п. – но у нас даже названий таких нет – о каких же жизнеспособных штатах-интегратах может идти речь?
Да, смириться с потерей "единой и неделимой" невозможно никакому русскому патриоту с его глубинными инстинктами. Поставить такое предложение в качестве предварительного условия реформе – значит напрочь заблокировать ее, сделать невозможной.
А вот выявить неизбежность реформы как необходимого условия для сохранения единого и процветающего государства – значит обосновать и обеспечить успешное проведение этой реформы. А вот уже после этого успеха, на базе мирного и свободного развития страны расцветет, конечно, местная автономия регионов, интегратов – но не во вред целому, а в пользу ему.
Аналогично я отношусь ко второму страшному антиреформенному контрдоводу: угрозе ядерной гибели. Да, условия и угроза внешнего нападения всегда "голосовали" за деспотизм и военную диктатуру – но именно сейчас беспрецедентность ядерной угрозы переворачивает этот аргумент на голову, ибо диктует мир и разоружение во что бы то ни стало, диктует мирное и демократическое развитие – ради мира, отрицает стихийное движение к революции и указывает на реформу, как на единственное средство избежать и ядерную гибель. Конечно, мир и разоружение (или хотя бы замедленное вооружение) – важные условия для преобразования неэкономической системы в экономическую, но прошедшие после 1945 года десятилетия показывают, что у нас есть шансы на относительный мир.
Еще несколько замечаний. – О "регулируемом, смягчаемом, вводимом в оптимум росте неравенства"…
Мне кажется, что реформа должна не вводить неравенство, а идти под лозунгом борьбы с уже существующим неравенством несправедливых привилегий номенклатуры и чернорыночников – ибо таков глас народа (и он имеет под собой справедливое основание – но только основание). Но! – эта борьба должна идти не внеэкономическим насилием и репрессиями, а экономическими средствами освобождения и поощрения самодеятельного и трудового населения. Не уничтожением богатства, реально расцветшего под покровом официального запрета, а предоставлением права на богатства для всех трудовых и честных людей, ибо снятие запрета на богатство сейчас равносильно уничтожению привилегий на богатства для воров и начальства. Нужно ведь осуществлять не только свободу, но и равенство прав, и братство отношений, иначе не будет обеспечена сама свобода.
От того, что попытка 20-х годов не получилась, что курс Сталина победил ленинскую НЭП, совсем не следует, на мой взгляд, что любые такие попытки в новых, измененных условиях – бессмысленны и неперспективны, и что не получится вторая или даже десятая попытка. Франция после катастрофы 1789 года пережила не один срыв усилий конструктивных сил наладить нормально развивающуюся жизнь – пережила срывы 1830, 1848, 1871 годов – но потом-то все же смогла стать устойчивой, в общем, демократической республикой! (хотя, конечно, далеко не идеальной)
"Принесет ли Рынок содержание жизни?"
Для меня Рынок – не содержание жизни, а оптимальная форма ее осуществления, достойный способ существования, даже нынешний, несовершенный рынок (хотя, честно скажу – сам я лично его очень мало знаю). Целью жизни мне видится только коммунизм (в атеистическом или христианском, или ином религиозном обличье – не важно). Получается, что Рынок, как форма труда и жизни, будет и при коммунизме (рынок совершенной конкуренции), и в то же время коммунизм как идеал и цель жизни, как стремление к равенству и братству, нужен и сегодняшнему Рынку.
О различении двух видов капитализма – демократического и крепостнического – очень важная тема. Очень важная мысль, что крепостническое рабство в истории зарождалось на основе товарного обмена, капитализма. В словах сплошная путаница, а суть различений очень важна. На деле, конечно, правдой тут, что без идеалов, без "К." или "Х.", рынок ведет к крепостничеству и рабству. Но глубокая ошибка, на мой взгляд, считать, что именно рынок, любой рынок ведет к крепостничеству и рабству. Ибо гораздо страшнее крепостничество и рабство азиатского вида – натуральное, у государства. Многие путают коммунизм с азиатчиной, со сталинизмом. Я эту связь отвергаю. Для меня коммунизм – свободен, а азиатчина как лозунг – неприемлема…
Еще раз простите свободосуждение. Спасибо. 8.3.82.