Уважаемый Андрей Дмитриевич! В письме М.С.Горбачеву 23.12.1986г. я приветствовал решение о Вашем возвращении в Москву и просил публично истолковать его, как первый шаг к примирению Власти с независимыми людьми на благо страны и миру, к широкой амнистии инакомыслящих в заключении и ссылке, к признанию общественно полезной роли правозащитного движения и ее "Хроники текущих событий".
Понятно, что трезвый человек не может рассчитывать на быстрый положительный ответ, а январская статья в "ЛГ" об "отщепенцах" вполне в старом духе свидетельствует об ином в сегодняшних настроениях властей. Тем не менее, никто не может мешать истолкованию Вашего возвращения как шага к примирению с инакомыслящей частью общества. И было бы трусостью или бессилием нам не воспользоваться этой возможностью и не попытаться внести свой вклад в перестройку общества.
В этом вкладе сегодня нуждаются и общество, и сами власти. Ведь, провозглашая лозунг "нравственной революции" и "перестройки", никто не понимает или, по крайней мере, не раскрывает их смысла и сути. Общество ждет окончательного решения руководства, а последнее – или колеблется, или само ждет каких-то чудес от общества.
Люди, которые и при брежневском пост-сталинизме решались на открытое инакомыслие, сегодня – или в лагерях, или "замирены" до молчания, устали до бессилия и безверия.
Такая "растерянность", на мой взгляд, должна быть преодолена, но на новых основаниях, возвращением к истокам правозащитного движения 1968 года, когда оно опиралось не на силу только западного мнения, а на подписи и мнения своих граждан – обыкновенных советских граждан, неразрывно связанных с этой жизнью и страной.
…Я очень хорошо помню этот год – когда подписывал в числе многих открытые письма, когда стоял у судов и перепечатывал первые "Хроники" и Ваш меморандум - "Размышления о мирном сосуществовании". Помню горящие глаза аспиранта-физика, крымского татарина Родана Кадыева: "Вот если еще с десяток академиков такое же напишут… что будет, Вы представляете?!"
Сейчас я знаю: ничего особенно не было бы. Да и письма от академиков через несколько лет, к сожалению, пошли совсем иные… и не только по карьерным или мракобесным соображениям, а и совсем искренне. И чем больше диссиденты опирались на западную поддержку, тем больше теряли сочувствие своих – тaк я считал… В этом, на мой взгляд, главная трагедия и опыт правозащитного движения 70-х годов, из которого надо делать вывод на будущее…
"Опора на собственные силы… даже если сил этих почти нет". Лояльность властям при безусловном отстаивании своих прав. И действовать в меру своих сил – так я считал… Сегодня о пороках пост-сталинизма говорит сама власть, о беззакониях в судах и органах следствия, даже КГБ, говорит официальная печать. Фактически власть и печать признают правоту по сути той критики, которую вели инакомыслящие в прежние годы. И они нуждаются в независимой общественной поддержке и обсуждениях, даже если сами еще этого не сознают. Само время, дух его требований ведет к примирению.
Но шаги к примирению могут быть только обоюдными. В своей безоглядной опоре на Запад, считаю, диссиденты ошибались и должны сегодня начинать если не с публичного осознания ошибок, то с реальной корректировки своих действий: консолидации на внешней арене с руководством страны в правильном и нейтралитет в неверном, а во внутренней политике – с поддержки прогрессивных и человечных начинаний – как необходимое условие конструктивной активности в главном и сегодня – в осваивании прав человека, в расширении свободы в нашем обществе.
Конечно, молчаливое существование независимых инакомыслящих в обществе оказывает свое положительное воздействие на окружающих людей, но сегодня по мне этого недостаточно, есть условия для большего – для возрождения самиздата – мысли и жизни-общения – не вперекор окружающей нас жизни и печати, а в помощь ей, в развитие и коррекцию.
Конечно, власти на такую возросшую активность могут опять отреагировать неадекватно, в духе прежнего мифа об агентах ЦРУ… Что ж, не считаю возможным звать к геройству, и тогда будет правильным отступить, не оставляя попыток переубеждения властей и общества, опять же – в меру собственных сил.
Но почему я не действую самостоятельно, почему обращаюсь к Вам? Дело в том, что для восстановления самиздатского общения, да еще на новых, лояльных основаниях, надо или обладать большими способностями и силами, которых у меня нет, или опереться на признанный общественный авторитет.
Андрей Дмитриевич, я, конечно, понимаю, что пережили Вы много, что сил и времени у Вас очень мало. Однако предмет слишком важен, чтобы не откликнуться на него – хотя бы мнением, одобрительным или неодобрительным – с пояснением причин. Думаю, что Ваше одобрительное мнение по поводу возрождения лояльного самиздата в контексте Вашего возвращения в Москву смогло бы вдохнуть энтузиазм в размышления инакомыслящих честных людей, ныне погруженных в общественную апатию, и, что очень важно, ускорило бы решение о возвращении из тюрем неправильно осужденных. Думаю, что Вашего слова ждут многие. Сам я готов участвовать в таком благородном и нужном обществу деле в меру своих также не очень больших сил и вперекор с нынешним своим разрывом со старым диссидентским кругом.
В заключение немного о себе, если Вас заинтересует мое письмо: Сокирко Виктор Владимирович, 1939г.р., инженер-экономист, в 1961г. исключен из ВЛКСМ за "Критику проекта Программы КПСС", как клевету, в 1969г. отчислен из аспирантуры за подписантство, в 1971г. выступил в Самиздате с книгой "Очерки растущей идеологии" под псевдонимом К.Буржуадемов, в 1973г. осужден за отказ от показаний в деле Якира-Красина, в 1978г. выступил в самиздате со сборником текстов и комментариев под своей фамилией с названием "Советский читатель вырабатывает убеждения". С 1972г. начал критику диссидентства за упор лишь на западную поддержку, за максимализм в отношениях с властями. Три сборника обсуждений вокруг солженицынского призыва "Жить не по лжи!" В 1979г. начало выпуска самиздатских сборников "В защиту экономических свобод" и почти одновременно – вступление в редакцию московского свободного журнала "Поиски взаимопонимания". В 1980г. – арест и осуждение по ст.1901. Благодаря компромиссу (но без признания вины в клевете) был присужден к условному наказанию и остался с семьей в Москве. В "Заявлении для АПН" объяснил свою компромиссную позицию и свои надежды на будущее, свой запрет на использование моего имени и работ во вред нашей стране (в этом и заключалась главная формула моего публичного отказа – которой я верен до сих пор). Фактический разрыв с диссидентским кругом – отнюдь не по моей инициативе (в любой момент готов к возобновлению диалога). Считаю, что в последующие 80-е годы продолжал оставаться независимым и открытым инакомыслящим – и в диафильмах для знакомых, и в письмах в печать и властям никогда не скрывал своих мнений и буржуазно-коммунистических взглядов (конечно, при почти нескрываемым наблюдении и в довольно большой изоляции, вернее, даже вынужденной самоизоляции).
Но времена меняются, и меня мучает мысль, что для нынешних заключенных, для страны я не делаю всего, что в моих силах.
За этим советом я и обращаюсь к Вам. 25.1.1987.