1.В своей статье и ответах на отклики К.Буржуадемов последовательно проводит точку зрения, согласно которой мораль должна оцениваться в плане полезности, причем полезности для себя (это в первую очередь) и для других. Но мораль и полезность - вещи далеко не однопорядковые, и сам утилитаризм, проводивший примерно такую точку зрения, своим развитием и выявил ее несостоятельность.
Мораль, прежде всего институт, обеспечивающий совместное проживание людей, т.е. ограничивающий действия отдельных индивидов, и в этом смысле он изначален по отношению к существованию человека, как самосознающего и ответственного существа. Едва ли поэтому стоит требовать от моральных норм, чтобы они гарантировали удобное и безбедное существование (чтобы было и нетрудно, и реально - стр.7) и снимали с человека груз ответственности за его действия. Ситуация морального выбора - конфликтная, напряженная, противоречивая - есть ситуация специфически человеческая.
Можно, конечно, ратовать за такие социальные преобразования, которые облегчат жизнь и заставят реже вступать в конфликт со своей совестью, но и к морали, и к моральному выбору это имеет лишь косвенное отношение. Делать осознанный выбор и нести за него ответственность - это прерогатива не социальных структур, а отдельного человека. И в этом смысле чувство собственной греховности есть не что иное, как свидетельство наличия у человека морального сознания.
2. Уже Кант показал, что основные требования (императивы) морали не могут быть ни подкреплены, ни опровергнуты эмпирически, что они априорны по отношению к индивидуальному человеческому опыту. В этой связи трудно согласиться со словами автора на стр.5:"Жить не по лжи" - всегда было и будет доступно лишь немногим праведникам, святым людям. Обычных же людей новой жизни этот лозунг не учит".
Во-первых, как раз-таки учит, хотя и не напрямую. Само наличие морального идеала - существенно необходимое условие для возможности построения хоть сколько-нибудь жизнеспособной моральной позиции. Далее. Забота об "обычных людях" - это дело, главным образом, социальных структур, как формальных, явных, так и неявных, скрытых. Если же сам автор не хочет выступать в роли проповедника морали (см. стр.40) или созидателя новых социальных структур, то более логичным для него будет не отделять овец от козлищ в масштабах страны и даже всей истории, а сосредоточиться на моральном обосновании собственной позиции. Дело в том, что его лозунг о свободном человеке, который "изменяет и приспосабливает" внешние условия "себе и своим целям на пользу" (с.7), как и "самое общее стремление к Добру, к благу своему и себе подобных" (стр.36. - и опять-таки, сначала к своему благу), не менее абстрактен, чем многие высказывания его оппонентов. Кто может дать автору право решать за всех людей страны, в чем их благо?
3. Автор совершенно напрасно зачисляет в свои сторонники Адама Смита (стр.9) - Смит имел в виду не такое уж свободное преследование каждым своих частных выгод, как это может показаться. Он же был автором учения о "симпатии" ("эмпатии"), как некоем внутреннем чувстве взаимной близости между людьми. И лишь постольку, поскольку, согласно Смиту, существует эта симпатия, каждый и преследует свое благо в направлении, дающем наибольшую сумму благ для всех. Сходные мотивы существенны и для протестантской этики - и здесь преследование своих собственных выгод, целей и интересов имеет ценность не само по себе, но лишь как путь служения долгу, который превыше человека.
4. Существенно также и то, что буржуазная демократия опирается на вполне определенное понимание человека, как наделенного автономной волей существа, как самосознающего индивида. В российских условиях такого понимания человека не выработалось - что есть, так это импортное. Для России характерен патернализм государства и дополняющая его гражданская инфантильность. И в большинстве своем явления, которые приветствует автор, являются необходимым следствием и дополнением этого, а отнюдь не ростком чего-то иного. Да и возникли они, как это отмечает и сам автор (стр.44 - о воровстве) далеко не вчера и не сегодня".