для служ. польз., М. 1972г.
Из введения :
В "Протестантской этике" Вебер ставит проблему, которой, по существу, посвящена вся его научная деятельность, проблему происхождения западной цивилизации и современного капитализма, как одной из ее сторон".
Всемирно известный труд знаменитого западного социолога ныне переведен в нашей стране лишь в полусекретном (служебном) порядке, т.е. для профессиональных критиков "буржуазной идеологии". Но, тем не менее, он находит широкий отклик и в самиздатской среде (ссылки на него встречаешь все чаще и чаще). А для меня эта книга стала началом больших раздумий, как это станет ясным из дальнейшего изложения. Но сейчас я приведу выдержки из своего конспекта Веберова труда.
Некое сцепление обстоятельств привело к тому, что только на Западе возникли такие явления культуры, которые - как мы, по крайней мере, склонны предполагать - развились в направлении, получившем универсальное значение.
Только на Западе существует "наука" на той стадии развития, "значимость" которой мы признали в настоящее время! Эмпирические знания, размышления о проблемах жизни и мироздания, философия, а также глубокая теологическая мудрость жизни, познание и наблюдения поразительной тонкости - все это существовало и в других странах, прежде всего, в Индии, Китае, Вавилоне и Египте... Однако ни вавилоняне, ни какая-либо иная культура не знала математического обоснования астрономии, его дали лишь эллины... В индийской геометрии отсутствовало рациональное "доказательство" - это также является продуктом эллинского духа, как, впрочем, и механика, и физика. Естественные науки в Индии, чрезвычайно развитые с точки зрения эмпирического знания, не знают ни рационального эксперимента (начатки его относятся к античности, а полное развитие - к эпохе Возрождения), ни современных лабораторий, поэтому в высокоразвитой по своим эмпирическим наблюдениям и техническим методам медицине Индии отсутствуют биологические и, прежде всего, биохимические основы. Ни одна культура, кроме западной, не знает рациональной химии. Высокоразвитая историография не знает прагматизма, укоренившегося на Западе со времен Фукидида. У Макиавелли есть предшественники в Индии. Однако, ни в одном учении о государстве, возникшем в странах Азии, нет ни систематики, подобно аристотелевской, ни рациональных понятий вообще... Здесь нет того, что позволило бы говорить о рациональной теории права, нет строго юридических схем и форм юридического мышления, присущих римскому и сложившемуся на его основе западному праву...
Аналогично обстоит дело и в области искусства, музыки, архитектуры...Книгопечатание существовало в Китае. Однако, печатная литература, т.е. литература, рассчитанная только на печать, возможная только с появлением печатного станка,.. возникла на Западе. Всевозможные вузы, в том числе такие, которые формально напоминают наши университеты и академии, существовали у разных народов (Китай, страны ислама). Однако лишь Западу известна рациональная и систематическая, т.е. профессионально научная деятельность специалистов-ученых, специалистов-чиновников.
Вообще "государство", как политический институт с рационально разработанной конституцией, рационально разработанным правом и ориентированный на рационально сформулированные правила, на "законы", управляемый чиновниками-специалистами, известно только Западу в данной, существенной для него комбинации признаков, хотя начатки всего этого были и в других культурах.
Также обстоит дело и с самым могучим фактором нашей современной эпохи - с капитализмом.Стремление к "предпринимательству", к "наживе", к наибольшей денежной выгоде само по себе ничего общего не имеет с капитализмом. Это стремление наблюдалось и наблюдается у официантов, врачей, кучеров, художников, кокоток, взяточников-чиновников, солдат, разбойников, крестоносцев, посетителей игорных домов и нищих - можно с полным правом сказать, что оно свойственно людям всех типовых сословий всех эпох и всех стран мира, повсюду, где для этого существуют какие-либо объективные возможности. Подобное наивное представление о сущности капитализма принадлежит к тем истинам, от которых раз и навсегда следовало бы отказаться еще на заре изучения культуры. Безудержная алчность в делах наживы ни в коей мере не тождественна капитализму, и еще менее его "духу", капитализм может быть даже идентичным обуздыванию этого иррационального стремления, во всяком случае, его рациональному регламентированию. Капитализм, безусловно, тождественен стремлению к наживе - в рамках рационального капиталистического предприятия и непрерывно возрождающейся прибыли, капиталистической рентабельности. И таковым он должен быть. Ибо в рамках капиталистической системы хозяйства предприятия, не ориентированные на рентабельность, неминуемо осуждены на гибель...
Капитализмом мы будем здесь называть такое ведение хозяйства, которое основано на ожидание прибыли посредством использования возможностей обмена, т.е. мирного (формально) приобретательства. Основанное на насилии (как формально, так и по существу) приобретательство следует своим особым законам и нецелесообразно (хотя это и нельзя воспретить) подводить его под одну категорию с той деятельностью, которая (в конечном итоге) ориентируется на возможность получения прибыли посредством обмена...
Здесь я переведу дух, чтобы осмыслить вышесказанное. Вебер перечисляет и ищет причины рациональности и эффективности западной цивилизации вместе с ее "самым могучим фактором - капитализмом". Но как только он упомянул это ключевое для нашей эпохи слово, как потребовалось тут же уточнить его содержание, отделить от "плохого, авантюристического капитализма", и этим самым открыть новую важнейшую для всех нас тему: "сводится капитализм к наживе или нет?" - Ответ Вебера отрицателен и столь не двусмысленен, что некоторые читатели, ссылаясь на него, вообще отрицают связь капитализма (и, след., западной цивилизации) со стремлением к наживе, а отождествляют докапиталистические устои лишь с протестантской этикой. Мне, однако, кажется, что сам Вебер не дает достаточного повода к такому примитивному истолкованию. Ведь, по его словам, капитализм противоположен не извлечению прибыли (наживы) вообще (без этого он погибнет), а стремлению к извлечению ее с помощью насилия, т.е. стремлению к наживе, неограниченному никакой этикой, никаким запретом на насилие. Капитализм же извлекает свои прибыли только из взаимовыгодного обмена, т.е. на рынке равноправных производителей.
В этом разделении Вебер, кстати, близок к марксизму, который также считает кардинальным различие между неэкономическими и экономическими способами извлечения прибыли (эксплуатации) или "способами производства". Именно по этому признаку разделяются рабовладельческий и феодальный способ производства с одной стороны, а капитализм - с другой (причем феодализм занимает между ними некоторое промежуточное место). Конечно, отделяя капиталистических предпринимателей, извлекающих прибыли из самого "дела", т.е. из своего труда и доступных ему природных и пр. ресурсов, - от любителей наживы с помощью насилия и грабежа, Вебер тем самым морально полностью обеляет капитализм и, очевидно, вступает в резкое противоречие с марксизмом, который своим главным тезисом об "экономической эксплуатации", о "наемном рабстве" на деле замазывает эти различия и, тем самым, играет на руку первобытно-коммунистическим пережиткам людей. Нечего и говорить, что здесь мои симпатии - на стороне Вебера.
Однако это согласие оказывается далеко не абсолютным.
В этом (формальном) смысле "капитализм" и "капит".предприятия с достаточно рациональным учетом движения капитала существовали во всех культурных странах земного шара - насколько мы можем судить: в Китае, Индии, Вавилоне, Египте, в средневековых государствах древности, средних веков и нового времени... Во всем мире существовали торговцы, крупные и розничные, занятые местной торговлей и торговлей иноземной, производились ссудные операции всех видов, были банки с самыми различными функциями, по существу, напоминающие западные банки XVI века...
Заимодавцы и "спекулянты" - ...капиталистические авантюристы - существовали во всем мире. Их шансы на успех (вне торговых, кредитных и банковских операций) носили обычно иррационально-спекулятивный характер, либо ориентировались на насилие, прежде всего, на добычу - ...в ходе военных действий или фискальной эксплуатации подданных государства. Капитализм грюндеров, прочих спекулянтов, колонизаторов и финансистов часто сохраняет род подобных черт и в современной действительности Запада даже в мирное время; особенно же близок к нему капитализм, ориентированный на войну... Однако, наряду с этим типом капитализма, Западу нового времени известен и другой, нигде более не существовавший - рациональная капиталистическая организация свободного труда... ориентированная на товарный рынок, а не на политическую борьбу или иррациональную спекуляцию...
Безусловно, что так же, как всему миру, известны были городское хозяйство, меркантилизм, социальная политика правителей, рационирование, регламентирование хозяйства, протекционизм и теории "свободы торговли" (в Китае), известны были и коммунистические и социалистические хозяйства самых различных видов: коммунизм, обусловленный семейными, религиозными и военными причинами, государственно-социалистические (в Египте), монополистические, картельные и потребительские организаций всевозможных типов. Однако так же как понятие "бюргер" не существовало нигде, кроме Запада, а понятия "буржуазия" - нигде, кроме современного Запада, нигде не было "пролетариата" как класса, поскольку не было рациональной организации свободного труда в форме предприятия... Поэтому нигде, кроме Запада, не могла сложиться та проблематика, которая свойственна современному социализму".
След., для нас в чисто экономическом аспекте главной проблемой всемирной истории культуры является не капиталистическая деятельность как таковая, которая в разных странах и в разные периоды меняет только свою форму. Kапитализм, как было указано выше, может быть по своему типу авантюристическим, торговым, ориентированным на войну, политику, управление и связанные с ними возможности наживы. Нас же здесь интересует возникновение буржуазного промышленного капитализма с его рациональной организацией свободного труда,... а в культурно-историческом аспекте - возникновение западной буржуазии во всем ее своеобразии, в тесной связи с капиталистической организацией труда.
Но он связан в значительной степени с развитием техники, а его рациональность - с исчисляемостью решающих технических факторов, которые образуют основу точной калькуляции. А это значит, что такая рациональность зиждется на своеобразии западной науки, прежде всего естественных науках с их рациональным математическим обоснованием и точными экспериментальными методами...
Почему кап.интересы не привели к аналогичным результатам в Китае или Индии? Почему в этих странах вообще не вступили на характерный для Запада путь рационализма ни наука, ни искусства, ни государство, ни экономика?
"Вопрос сводится к объяснению своеобразия западного рационализма и его развития. Любая попытка толкования должна, ввиду фундаментального значения экономики, принимать во внимание, прежде всего, экономические условия. Однако нельзя упускать из вида и обратную каузальную связь. Ибо в такой же степени, как от рациональности техники и права, экономический рационализм зависит и от способности и предрасположенности людей к определенным видам практически-рационального жизненного поведения. Там, где определенный психологический фактор служит ему препятствием, там и развитие хозяйственно-рационального жизненного поведения наталкивается на серьезное внутреннее противодействие...
Примечание: Эту противоположность не надо, конечно, понимать, как абсолютную. В рамках ориентированного на политику (прежде всего фискального) капитализма уже в средиземноморских и восточных государствах древности, а также в Китае и Индии возникают длительно действующие предприятия, где ведение бухгалтерских книг (до нас дошли лишь небольшие отрывки), по всей видимости, носило рациональный характер. Теснейшим образом связан ориентированный на политику авантюристический капитализм с рациональным промышленным капитализмом в период возникновения современных банков. Границы вышеуказанного противопоставления не могут быть точно обозначены, но они существуют - крупные грюндеры и финансисты не создают рациональной организации труда, так же как (в целом и с отдельными исключениями) не создали ее типичные представители финансового и политического капитализма - евреи. Сделали это совсем другие люди (вернее, тип людей)
Невозможно упрекнуть Вебера в необъективности, но стремление выделить западно-европейский капитализм из всех остальных явлений мировой истории приводит его, на мой взгляд, к невольному искажению истинной картины: практическому отрицанию во всем мире, кроме Европы, начатков капиталистического, прогрессивного развития. Надо прибавить сюда явное непонимание Вебером конструктивной экономической роли спекуляции, если здесь не виноват переводчик, и если под спекуляцией Вебер понимает общепринятое: перепродажу с целью извлечения прибыли в процессе обмена. Такие перепродажи необходимое средством самого обмена, рынка, из которого только и могут извлекать свои законные прибыли истинные капиталисты. Объединяя спекулянтов и, следовательно, всех торговцев и ростовщиков - с грабежом (как несколько раньше он объединил кучеров и врачей с разбойниками и солдатами), Вебер неправомерно лишает их связи с обычным промышленным капитализмом (который, кстати, без торговли и банков жить не может). Конечно, при таком зачеркивании всяких начатков капитализма, его истоки придется искать только в протестантской этике.
Нет, я убежден, что капитализм, т.е. извлечение прибыли из рыночного обмена, из свободных экономических взаимоотношений так же стар, как и мир, и возник вместе с первыми случаями обмена между еще дикими племенами. Другое дело, что он долгое время не был главной жизненной основой человеческого существования, т.е. основным "способом производства", что выполнял во все времена лишь вспомогательную роль, иногда даже укрепляя позиции прямой насильственной эксплуатации и грабежа (как, например, в случае работорговли), но сам по себе он всегда был рационален, ибо основан на рыночных, т.е. расчетных и взаимовыгодных отношениях. На мой взгляд, существование капитализма надо связывать, прежде всего, с существованием рынка и людей, живущих им. А поскольку у всех народов существовал рынок, значит, у всех была и есть дорога к капитализму.
Другое дело, что она впервые была реализована в полной мере, т.е. как почти полное господство свободных экономических отношений именно в Западной Европе, этом относительно безопасном от внешних разрушений сообществе разных народов, удобно соединенных морями для торговли, обмена. Только при учете таких долговременных географических и экономических факторов (о необходимости этого учета Вебер говорил, но не успел осуществить) можно понять и причины рациональной выучки европейских народов, и появление самого протестантизма, окончательно обуздавшего хищническое, иррациональное устремление людей к грабежу и наживе (авантюристы, грабители, военный капитализм - ничем, по сути, не отличаются от рабовладельцев и феодалов). Мне кажется очень важной мысль Вебера, что и сегодня возможно появление и функционирование подобных видов грабительского "извлечения прибыли", не имеющего в целом ничего общего с нормальным, этически ограниченным, т.е. ненасильственным капитализмом. В истории нет резких граней, и если в древности мы должны признать наличие начатков капитализма, то и в будущем будут сохраняться серьезные возможности для возрождения и функционирования самых зверских видов рабского принуждения и грабежа (вроде труда заключенных в концлагерях).
Начиная рассмотрение самой связи протестантизма с происхождением современного капиталистического духа, Вебер приводит убедительные статистические данные по Германии конца прошлого века о том, что среди протестантов удельный вес предпринимателей и лиц квалифицированного труда много выше, чем среди католиков и прочих групп населения. Касаясь же истории, он полемизирует с традиционным взглядом, что протестантизм был принят крупными торговыми городами именно потому, что он освобождал свободных горожан от сковывающих их канонов католической доктрины.
Но не следует упускать из виду и то, что теперь часто забывают: что реформация означала не полное устранение господства церкви в повседневной жизни, а лишь замену прежней формы господства иной, причем замену господства не обременительной, практически в те времена малоощутимой, подчас едва ли не чисто формальной - в высшей степени тягостной и жесткой, регламентирующей все поведение, глубоко проникающей во все сферы частной и общественной жизни. С господством католической церкви мирились и мирятся сейчас богатые страны... Господство же кальвинизма, в той степени, в какой оно существовало в 16-м и в начале 17-го века, в большей части Нидерландов, в 17-м веке у Новой Англии, а порой - и в самой Англии, ощущалось бы нами теперь, как самая невыносимая форма церковного контроля над личностью. Именно так и понимали это господство широкие слои тогдашнего старого патрициата в Женеве, Голландии и Англии. Ведь реформаторы, проповедовавшие в экономически наиболее развитых странах, порицали отнюдь не чрезмерность, а недостаточность церковно-религиозного господства над жизнью. Чем же объяснить то, что именно экономически наиболее развитые страны того времени, а внутри их (как мы увидим из дальнейшего изложения) именно носители этого экономического подъема, т.е. буржуазия, средние классы не только мирились с этой доселе им неведомой пуританской тиранией, но и защищали ее с таким героизмом, который до того "буржуазные" классы, как таковые, проявляли редко, а впоследствии не обнаруживали больше никогда?..."
Сейчас католики предпочитают давать детям гуманитарное образование (классические гимназии), а протестанты - техническое (реальные училища...).
Подмастерья-католики проявляют больше склонности остаться ремесленниками-мастерами, в то время как подмастерья-протестанты в большем количестве устремляются в ряды квалифицированных рабочих и служащих... Причина: своеобразный склад психики, привитый воспитанием...
При поверхностном подходе и под влиянием современных представлений легко может сложиться следующая интерпретация данного противоречия: большая "отчуждаемость от мира", свойственная католицизму, аскетические черты его высших идеалов должны были воспитать в его сторонниках известное равнодушие к земным благам. Эта аргументация, действительно, лежит в основе распространенной в наши дни сравнительной оценки обоих вероисповеданий. Протестанты, используя эту схему, подвергают критике аскетические (действительные или мнимые) идеалы жизненного уклада католиков. Католики же, в свою очередь, упрекают протестантов в "материализме, к которому привела их секуляризация всего содержания жизни...
Один писатель так определил: "Католик спокойнее, наделен значительно более слабой наклонностью к приобретательству, он предпочитает устойчивое обеспеченное существование, пусть с меньшим доходом, - рискованной, тревожной жизни, подчас открывающей путь к почестям и богатству. Народная мудрость гласит: "Либо хорошо есть, либо спокойно спать". В данном случае протестант склонен хорошо есть, тогда как католик предпочитает спокойно спать. Но протестантов прошлого характеризует как раз аскетизм, "отрицание радостей жизни", серьезность и подчинение всего жизненного уклада религиозным интересам...
Ряд обстоятельств наводит на мысль, не следует ли перевернуть соотношение между неприятием мира, аскезой и церковной набожностью, с одной стороны, и участием в капиталистическом предпринимательстве, с другой. Не следует ли рассматривать данные явления не как противоположные, а как связанные внутренним родством?.. Поразительно большое количество сторонников самого глубокого христианского благочестия происходит из купеческой среды (в частности, пиетисты) - сочетают набожность и виртуозность в "делах"...
И другие примеры свидетельствуют: "Дух трудовой деятельности", "прогресс" и пр., пробуждение которого обычно приписывают протестантизму, не следует понимать как "радость жизни" и вообще придавать этому понятию просветительский смысл, как это обычно делают в наши дни. Протестантизм Лютера, Кальвина,... был более далек от того, что теперь именуют "прогрессом". Он был откровенно враждебен многим сторонам современной жизни, которые в наше время прочно вошли в быт самых ревностных приверженцев протестантизма. Ответ надо искать в чисто религиозных чертах старо-протестантизма. Еще Монтескье сказал, что англичане "превзошли все народы в 3-х весьма существенных вещах: в набожности, торговле и свободе". Не связаны ли успехи англичан в области приобретательства, а также их приверженность демократическим институтам (что, впрочем, относится к иной сфере причинных отношений) с тем рекордом благочестия, о которой говорит Монтескье...
Таким образом, Вебер переворачивает общепринятое представление о воздействии протестантизма на европейцев с ног на голову: вместо освобождения от религиозных и этических запретов католицизма он видит в протестантизме еще большее усиление таких запретов, если не сейчас, то в прошлом (в "старом протестантизме").
Точка зрения, действительно, неожиданная, но в то же время имеющая под собой серьезные основания: протестантизм, действительно, возник как реакция против аморализма и распущенности иерархов католической церкви времен Возрождения, против их безбожия. Достаточно вспомнить такого предшественника протестантизма, как монаха Савонаролу или нашего протопопа Аввакума. (Кстати, в связи с обсуждением нетерпимости и ригоризма старо-протестантизма, его приверженности к догматам предопределенности и "дела", можно поставить такой вопрос: "А не является ли революционный коммунизм в России XX века также видом протестантизма - православию? И не ждет ли его общая судьба буржуазного перерождения?)
Какие же, по мнению Вебера, черты "старо-протестантизма" определили ему роль отца "Духа капитализма"? - Прежде чем приступить к поискам ответа на этот вопрос, Вебер пытается определить саму суть этого Духа, и для этого, прежде всего, ссылается на проповедь одного из самых ярких идеологов этого Духа, знаменитого американца В.Франклина, на преподаваемую им своеобразную этику:
"Время - деньги, кредит - деньги... Деньги по природе своей плодоносны и способны порождать новые деньги. Тот, кто пунктуально отдает долги - хозяин чужих кошельков. Прилежание, умеренность, пунктуальность и справедливость во всех делах... Веди точный счет своим расходам и доходам"... Идеал - кредитоспособный, добропорядочный человек, который рассматривает приумножение своего капитала, как самоцель. Суть дела заключается в том, что здесь проповедуются не просто правила житейского поведения, а излагается своеобразная "этика", нарушение которой рассматривается не только как глупость, но и как своего рода нарушение долга. Речь идет не только о практической мудрости (это было бы не ново), а о выражении некоего этоса..." Хотя у Франклина все нравственные требования имеют, правда, утилитарное обоснование (через полезность)...
Нажива становится самоцелью, чем-то трансцендентным и даже просто иррациональным по отношению к "счастью" или "пользе" отдельного человека... Этот, с точки зрения непосредственного восприятия, бессмысленный переворот в том, что мы назвали бы "естественным" порядком вещей, в такой же степени является необходимым лейтмотивом капитализма, в какой он чужд людям, не затронутым его веяниями. Вместе с тем во Франклиновом подходе содержится гамма ощущений, которая тесно соприкасается с определенными религиозными представлениями... На вопрос, почему же "из людей следует делать деньги", В.Франклин отвечает библейским изречением своего отца-кальвиниста: "Если ты видишь мужа, проворного в своем деле, то он должен стоять перед царями". Приобретение денег - при условии, что оно достигается законным путем, является при современном хозяйственном строго результатом и выражением дельности человека, следующего своему призванию, а эта дельность, как легко заметить, составляет альфу и омегу морали Франклина...
Представление о профессиональном долге перед своей профессиональной деятельностью - характерно для "социальной этики" капиталистической культуры...
Откуда же берется у людей такая "иррациональная" вера в дело, призвание, профессиональный долг, как главную, самодовлеющую ценность? Откуда же берется эта этика?
Что касается современности, то Вебер готов допустить решающую роль "экономического отбора".
Еще меньше, конечно, мы сможем утверждать, что субъективное усвоение этих этических положений отдельными носителями капиталистического хозяйства... является необходимым условием дальнейшего существования современного капитализма... Достигнутое господство в современной хозяйственной жизни капитализма создает ему необходимых хозяйственных субъектов-предпринимателей и рабочих посредством экономического отбора. Однако здесь... проступают границы применения понятия "отбор" для объяснения исторических явлений. Для того, чтобы мог произойти соответствующий специфике капитализма "отбор" в сфере жизненного уклада и отношений к профессии, т.е. для того, чтобы определенный вид поведения и представлений одержал победу над другим, он должен был, разумеется, сначала возникнуть, притом не из отдельных изолированных личностей, а как некое мироощущение, носителями которого являлись группы людей. Именно это возникновение и требует объяснения.
Говоря биологическим языком, Вебер признает главную роль в формировании "капиталистического духа" за "экономическим (естественным) отбором", но интересует его больше другое: откуда взялась первая мутация, которая содержала в себе идею профессионального долга, зарабатывания денег честным путем, а впоследствии - развернулась в западный капитализм.
Вообще говоря, такое сужение Вебером своей задачи, делает менее интересным его будущий ответ. Ведь самые разные мутации (даже в масштабе целых обществ) могут возникнуть в разных условиях, хотя бы случайным образом - но важно, почему в одних условиях (например, Европы нового времени) они получили ход, а в других (например, Азии), гибли на корню?
Тем не менее, последуем за Вебером дальше...
"Капиталистический дух"... утвердился лишь в ходе тяжелой борьбы против целого сонма враждебных ему сил. Тот образ мыслей, который нашел свое выражение в цитированных выше строках В.Франклина и встретил сочувствие целого народа, в древности же и в средние века был бы заклеймен как недостойное проявление грязной скаредности. Подобное отношение и в наше время свойственно всем тем социальным группам, которые наименее связаны со специфическим современным капиталистическим хозяйством или наименее приспособлены к нему. Данное обстоятельство объясняется отнюдь не тем, что "стремление к наживе" было неведомо докапиталистической эпохе или не было тогда достаточно развито, как часто утверждают...
Жажда золота стара, как мир, и известна всей истории человечества, однако, отнюдь не те люди, которые полностью отдавались этой инстинктивной склонности, были представителями того образа мыслей, из которого возник специфический современный "дух" капитализма, как массовое явление... Абсолютная и вполне сознательная бесцеремонность в погоне за наживой часто сочеталась с самой полной верностью традициям. Ослабление традиций и более или менее глубокое проникновение свободного приобретательства и во внутреннюю сферу социальных взаимоотношений обычно влекло за собой отнюдь не этическое признание и оформление новых воззрений: их лишь терпели, рассматривая либо как этически индифферентное явление, либо как печальный, но, к сожалению, неизбежный факт. Такова была не только оценка, которую мы обнаруживаем во всех этических учениях докапиталистической эпохи, но и, что для нас значительно важнее, точка зрения обывателя этого времени, проявлявшаяся в его повседневной практике... Упомянутое отношение к приобретательству и было одним из сильнейших внутренних препятствий, на которое повсеместно наталкивалось приспособление людей к предпосылкам упорядоченного буржуазного капиталистического хозяйства.
Первым противником, с которым пришлось столкнуться "духу капитализма", и который являл собой определенный стиль жизни, нормативно обусловленной и выступающей в "этическом обличье", был тип восприятия и поведения, который может был назван традиционализмом... Так, рабочий - человек, по своей природе не склонный зарабатывать деньги, все больше и больше денег, он хочет просто жить, жить так, как он привык, и зарабатывать столько, сколько необходимо для такой жизни... Повсюду, где современный капитализм пытался повысить производительность труда или увеличить его интенсивность, он наталкивается на этот лейтмотив докапиталистических отношений к труду, за которым скрывалось чрезвычайно упорное сопротивление: на это сопротивление капитализм продолжает наталкиваться по сей день, и тем сильнее, чем более отсталыми (с нашей точки зрения) являются рабочие, с которыми ему приходится иметь дело.
У протестантов способность к концентрированному мышлению, а также приверженность идее "долга по отношению к труду", чаще всего сочетаются со строгой хозяйственностью, в виду чего они принимают в расчет высоту своего заработка, с трезвым самообладанием и умеренностью - все это необычайно повышает производительность труда. Здесь мы находим благоприятную почву для того отношения к труду, как самоцели, как к призванию, которое необходимо капитализму...
Таким образом, "капиталистический дух", т.е. идеология, этос, при своем возникновении был встречен двумя идейными реальными противниками:
- традиционализмом, т.е. отказом от наживы напрочь, от дела - для простой жизни по нормам традиционной (или какой иной) морали;
- неограниченной жаждой наживы с помощью грабежа и принуждения. В целом, эти два типа идеологии как бы дополняют друг друга: покорность и власть, бескорыстие - хищничество, пассивность масс - активность власти, создавая двуединую идеологию - этику традиционного, в частности, феодального общества, основанного на безрасчетном бескорыстии и безрасчетном насилии.
Капиталистический же Дух как бы соединяет в себе этику и активность, направляя последнюю не против людей, а на положительное дело. Он как бы вносит в общество расчет, разум, создавая условия для каждого человека проявлять одновременно свою активность и честность для выявления всех людских способностей, и потому делая общество в целом намного эффективнее.
Очень интересны и важны мысли Вебера о том, что "глубокое проникновение свободного приобретательства во внутренние сферы социальных взаимоотношений", т.е. буржуазная эволюция, отнюдь не встречала к себе положительного отношения и не влекла за собой перерождения сознания людей, а, напротив, вызывала сопротивление со стороны традиционной морали. И только возникновение новых этических учений протестантского типа позволило двинуться вперед капиталистическому прогрессу.
Капиталистический дух - систематическое и рациональное стремление к законной прибыли в рамках своей профессии... Носителями этого строя мышления, который мы определим как "дух капитализма", были на заре нового времени не только и не столько капиталистическими предпринимателями из кругов торгового патрициата, сколько поднимающиеся слои ремесленников. И в XIX веке классическими представителями подобного строя мышления были не благородные джентльмены Ливерпуля и Гамбурга с их унаследованным торговым капиталом, а выскочки Манчестера и Рейнской Вестфалии, родом из весьма скромных семей. Аналогично обстояло дело уже в XVI веке: основателями возникающих тогда промышленных отраслей были преимущественно выходцы из средних слоев.
Совершенно очевидно, что такие предприятия, как банки, оптовая торговля, даже сколько-нибудь значительная розничная торговля и, наконец, даже скупка в больших размерах товаров домашней промышленности возможны лишь в форме капиталистической... (Но форма и капиталистический дух могут существовать раздельно)... И, тем не менее, эти предприятия могут быть преисполнены строго традиционалистского духа: дела крупных эмиссионных банков вообще нельзя вести иначе; заморская торговля на протяжении целых столетий опиралась на монополии и регламенты строго традиционного характера и ...
Жизнь скупщика прошлого века - капиталистическая форма организации. И тем не менее, это "традиционалистское хозяйство, если принять во внимание дух, которым оно проникнуто. В основе подобного хозяйства лежало стремление сохранить традиционный образ жизни, традиционную прибыль, традиционный рабочий день, традиционное ведение дел, традиционные отношения с рабочими и традиционный, по существу, круг клиентов, а также традиционность методов в привлечении покупателей и в сбыте - все это, как мы полагаем, определяло "этос" предпринимателей данного круга!
В какой-то момент, однако, эта безмятежность внезапно нарушалась, причем часто это не сопровождалось принципиальным изменением формы организации - переходом к замкнутому производству или к введению механических станков... Происходило часто скорее следующее: появлялся конкурент - молодой человек с капиталистическим духом... Прежней уютной, спокойной жизни приходил конец, наступила пора суровой трезвости: те, кто подчинялись законам времени - преуспевали, хотели не потреблять, а приобретать; другие стремились сохранить прежний строй жизни, но вынуждены были ограничить свои потребности. При этом, что самое главное, - не приток новых денег совершал, как правило, этот переворот, - в ряде известных нам случаев, весь процесс революционизирования совершался при помощи нескольких тысяч, взятых взаймы у родственников, - но вторжение нового духа, а именно "духа современного капитализма"... Там, где он возникает и оказывает свое воздействие, там он добывает необходимые ему денежные ресурсы, но не наоборот.
Однако утверждение его шло отнюдь не мирным путем. Бездна недоверия, подчас ненависти, прежде всего морального возмущения всегда встречала сторонника новых веяний; часто - нам известны ряд таких случаев, - создавались даже настоящие легенды о темных пятнах его прошлого... Лишь необычайная сила характера могла уберечь его от морального и экономического краха... Он должен был обладать ярко выраженными "этическими" качествами, доверием клиентов и рабочих... Эти этические качества по самой своей специфике относятся к иному типу, чуждому традиционализму прежних времен с адекватными ему свойствами...
Этот сдвиг совершался не отважными и беспринципными спекулянтами или авантюристами или обладателями "больших денег", а людьми, прошедшими суровую жизненную школу, осмотрительным и решительным одновременно, людьми сдержанными, умеренными и упорными по своей природе, полностью преданными своему делу, со строго буржуазными воззрениями и "принципами"...
Читая эти строки, я вспоминаю то моральное негодование, которое часто охватывает нас самих при встрече в жизни с "преуспевающими и хорошо зарабатывающими" шабашниками, торговцами, "спекулянтами", "леваками", дельцами-"проходимцами"... Не повторяем ли мы здесь в этом древнюю, описанную еще Вебером, реакцию замшелого традиционализма против возникающего в нашей стране Капиталистического Духа?
Приведенные отрывки мне кажутся важной иллюстрацией того, что не внешние атрибуты (форма организации, денежные расчеты, использование наемных рабочих) определяет глубинную суть капитализма, а именно сам Дух творчества и инициативы, Дух взрывания всяческих традиций и устоявшихся норм жизни - ради Дела, ради Пользы, т.е. ради наживы в рамках общей этики...
Всяческие монополисты, менеджеры, управляющие и пр., на которых любят ссылаться сегодня, как на типичных представителей капитализма - на деле никакие не носители капиталистического Духа. Они скорее стали закостенелыми традиционалистами или феодалами, т.е. тем материалом, который годен лишь на слом для новых молодых людей, преисполненных капиталистического духа. Таким образом,. истинный капитализм - это вовсе не родившаяся некогда, а теперь стареющая форма экономической организации. Нет, это творческий огонь, пожирающий раз за разом все окостенелые формы организации дела, которыми наполнена наша жизнь.
Здесь мне хочется отвлечься от Вебера к еще более знаменитым авторам, чтобы показать, что понимание столь творческой роли капиталистического, буржуазного духа совсем не является нонсенсом:
Буржуазия сыграла в истории чрезвычайно революционную роль. Буржуазия повсюду, где она достигла господства, разрушила все феодальные, патриархальные, идиллические отношения... Буржуазия показала, что грубое проявление силы в средние века, вызывающее такое восхищение у реакционеров, находило себе естественное дополнение в лени и неподвижности. Она впервые показала, чего может достигнуть человеческая деятельность. Она создала чудеса искусства, но совсем иного рода, чем египетские пирамиды, римские водопроводы и готические соборы; она совершила совсем иные походы, чем переселение народов и крестовые походы.
Буржуазия не может существовать, не вызывая постоянно переворотов в орудиях производства, не революционизируя, следовательно, производственных отношений, а стало быть, и всей совокупности общественных отношений. Напротив, первым условием существования всех прежних промышленных классов было сохранение старого способа производства в неизменном виде. Беспрестанные перевороты в производстве, непрерывное потрясение всех общественных отношений, вечная неуверенность и движение отличает буржуазную эпоху от всех других. Все застывшие, покрывшиеся ржавчиной отношения, вместе с сопутствующими им веками, освященными представлениями и воззрениями, разрушаются, все возникающие вновь оказываются устарелыми, прежде чем успевают окостенеть. Все сословное и застойное исчезает, все священное оскверняется, и люди приходят, наконец, к необходимости взглянуть трезвыми глазами на свое жизненное положение и свои взаимные отношения...
Буржуазия менее чем за сто лет своего классового господства создала более многочисленные и более грандиозные производительные силы, чем все предшествовавшие поколения, вместе взятые. Покорение сил природы, машинное производство, применение химии в промышленности и земледелии, пароходство, железные дороги, электрический телеграф, освоение для земледелия целых частей света, приспособление рек для судоходства, целые, словно вызванные из-под земли, массы населения, - какое из прежних столетий могло подозревать, что такие производительные силы дремлют в недрах общественного труда!(К.Маркс и Ф.Энгельс "Манифест Коммунистической партии", 1848 г.)
Возвращаясь же снова к Веберу, зададимся вопросом: в чем же смысл этой капиталистической этики, так чудодейственно и эффективно ограничившей иррациональное стремление людей в простой наживе? Вебер не считает, что ее отличительный признак - религиозность. Уже В.Франклин свою предпринимательскую мораль обосновывает не верой, а в духе просветительства - утилитаризмом. Еще дальше пошел процесс потери религиозных основ у современных носителей капиталистического духа:
На первый взгляд кажется..., что адекватной подобному деловому образу жизни должна быть скорее способность освобождаться от власти традиций, т.е. нечто близкое либерально-просветительским устремлениям. И это в целом верно для нашего времени, когда связь между жизненным укладом и религиозными убеждениями обычно либо полностью отсутствует, либо носит негативный характер; так, во всяком случае, обстоит дело в Германии. Люди, преисполненные капиталистического духа, теперь если не враждебны, то совершенно безразличны по отношению к церкви. Благочестивая скука рая не прельщает столь деятельные натуры, а религия представляется им лишь средством отвлечь людей от трудовой деятельности в этом мире. Если опросить этих людей о "смысле" их безудержной погони за наживой, плодами которой они никогда не воспользуются, и которая именно при посюсторонней жизненной ориентации должна казаться совершенно бессмысленной - они в некоторых случаях, вероятно, ответили бы,... что ими движет "забота о детях и внуках" (традиционный ответ) или..., что само дело с его неустанными требованиями стало для них "необходимым условием существования".
Надо сказать, что это единственно правильная мотивировка, выявляющая к тому же всю иррациональность подобного образа жизни, при котором человек существует для дела, а не дело для человека. Конечно, известную роль играет и стремление к власти, и почести, которые даются богатством, - а там, где устремления всего народа направлены на достижение чисто количественного идеала, как, например, в США, там, разумеется, эта романтика цифр имеет неотразимое очарование для поэтов коммерческих кругов. Однако, ведущие предприниматели капиталистического мира, достигающие прочного успеха, обычно не руководствуются в своей деятельности подобными соображениями...
Идеальный тип капиталистического предпринимателя - аскетически направленный, сдержанный и скромный. Самому предпринимателю богатство "ничего не дает", разве что иррациональное ощущение "хорошо исполненного долга" в рамках своего призвания. Именно это представление, однако, человеку докапиталистической эпохи кажется столь непонятным и таинственным, столь грязным и достойным презрения. Что кто-либо может сделать единственной целью своей жизненной деятельности накопление материальных благ, может стремиться к тому, чтобы сойти к обремененности деньгами и имуществом, люди иной эпохи способны были воспринять лишь как результат извращенных наклонностей (жажды золота)...
Хозяйственному строю капитализма необходима эта преданность делу, это служение своему "призванию", сущность которого заключается в добывании денег: это своего рода установка по отношению к внешним благам, столь адекватная данной структуре, столь связанная с условиями борьбы за экономическое существование, что в настоящее время, действительно, не может быть и речи о какой-либо обязательной связи между вышеназванным "хрематистическим" (т.е. ориентированным на рынок или "рыночным") образом жизни, и каким-либо цельным мировоззрением. Капиталистическое хозяйство не нуждается более в санкции того или иного религиозного учения и видит в любом влиянии церкви на хозяйственную жизнь (в той мере, в какой оно вообще ощутимо) такую же помеху, как регламентирование экономики со стороны государства. "Мировоззрение" теперь, как правило, определяется интересами торговой или социальной политики. Тот, кто не приспособился к условиям, от которых зависит успех в капиталистическом обществе, терпит крушение или не продвигается по социальной лестнице. Однако все это - явления той эпохи, когда капитализм, одержав победу, отбрасывает ненужную ему больше опору. Подобно тому, как он в свое время сумел разрушить старые средневековые формы регламентации хозяйства только в союзе со складывающийся государственной властью, он, быть может (пока мы еще только предполагаем это), использовал и религиозные убеждения...
Наконец, Вебер рассматривает и отвергает гипотезу порождения капитализма - просто развитием традиций европейского рационализма.
Создается впечатление, что развитие "капиталистического духа" может быть легче всего понято в рамках общего развития рационализма к последним вопросам Бытия. В этом случае историческое значение протестантизма сводилось бы к тому, что он сыграл известную роль в качестве "предтечи" чисто рационального мировоззрения. Однако при первой же серьезной попытке такого рода, становится очевидным, что подобная упрощенная постановка проблемы невозможна хотя бы по одному тому, что общая история рационализма отнюдь не является совокупностью параллельных прогрессирующих рационализаций отдельных сторон жизни...
Если под "практическим рационализмом" понимать тот тип жизненного поведения, который базируется на сознательной оценке мироздания и отношения к нему с точки зрения посюсторонних интересов отдельной личности, то этот стиль жизни как в прошлом, так и в настоящем, типичен для народов "свободной воли", входит в плоть и кровь итальянцев и французов. Между тем, мы могли уже убедиться в том, что отнюдь не на этой почве взросло то отношение человека к своему призванию, как цели жизни, которое является необходимой предпосылкой для развития капитализма. Ибо жизнь можно "рационализировать" с весьма различных точек зрения и в самых различных направлениях (этот простой, часто забываемый тезис следовало бы ставить во главу угла каждого исследования проблемы.
Теперь остается рассмотреть саму концепцию протестантизма изнутри, к чему Вебер и переходит, начиная с лютеранства.
Лютер: "Выполнение мирянами своих обязанностей при любых обстоятельствах - единственное средство быть угодным Богу. Все дозволенные профессии равны перед Богом". Как безгранично далека эта концепция от глубокой ненависти, с которой созерцательно настроенный Паскаль отвергал всякую положительную оценку мирской деятельности, будучи глубоко убежденным в том, что в основе ее может лежать лишь суетность или лукавство. И еще более чужда она тому утилитаристскому приспособлению к миру, которое характеризует пробабилизм иезуитов.
Но не может быть и речи ни о каком внутреннем родстве лютеровских взглядов с "капиталистическим духом" в том смысле, который мы вкладываем в это понятие, да и вообще в каком бы то ни было смысле... И уже, конечно, сам Лютер решительно отмежевался бы от любой концепции, близкой к той, которая выражена в трудах Франклина. Вместе с тем, не следует ссылаться в этой связи на сетования Лютера по поводу деятельности крупных торговцев, подобных Фуггеру и др.! Ибо борьба, которая в XVI и XVII веках велась против юридических или фактических привилегий крупных торговых компаний, более всего напоминает современные выступления против трестов, и также, как эти выступления, сами по себе, отнюдь не являются выражением традиционалистского образа мыслей. Против упомянутых торговых компаний, против ломбардов, ... против монополистов, крупных спекулянтов и банкиров, пользовавшихся покровительством англиканской церкви, а также королей и парламентов, вели борьбу и пуритане, и гугеноты...
Результатом Реформации как таковой было, прежде всего, то, что в противовес католической точке зрения, моральное значение мирского профессионального труда и религиозное воздаяние за него чрезвычайно возросло. Дальнейшее развитие идеи "призвания", в которой нашло свое выражение это новое отношение к мирской деятельности, зависело от конкретной интерпретации благочестия в отдельных реформированных церквях.
Авторитет Библии, из которой Лютер, как ему представлялось, почерпнул идею призвания, в действительности, может скорее служить опорой традиционалистским концепциям... (Каждый пусть остается при нужде своей, предоставляя безбожникам погоню за прибылью)... Лишь Талмуд, да и то не полностью, становится на иную точку зрения... Что касается отношения Иисуса к этому вопросу, то оно с классической ясностью отражено в типичной для Востока молитве: "Хлеб наш насущный нам днесь".
Сначала Лютер был настроен традиционно, стоял на платформе ап.Павла ("Жизненный путь краток, поэтому значение характера профессии не важно, а стремление к излишней материальном выгоде достойно порицания"). По мере того, как Лютер все более погружался в мирские дела, он все выше оценивал значение профессиональной деятельности... После борьбы с "фанатиками" и крестьянских волнений, объективный исторический порядок, в котором каждый человек занимает отведенное ему Богом место, становится для Лютера прямой эманацией Божественной Воли,.. приводит Лютера к идее "покорности" чисто традиционалистской окраски... Профессиональное призвание есть то, что человек принимает, как веление Господне, с чем он "примиряется". Этот оттенок преобладает у Лютера, хотя в его учении есть и другая идея, согласно которой профессиональная деятельность является задачей, поставленной перед человеком Богом, притом главной задачей. IIо мере развития ортодоксального лютеранства эта черта проступает все резче. Таким образом, этический вклад лютеранства носит, прежде всего, негативный характер: отрицание превосходства аскетического долга перед мирскими обязанностями, сочетавшиеся с проповедью послушания властям и примирением со своим местом в мире...
У других протестантских форм - кальвинизма и др. - связь жизненной практики в религиозными основами менее скрыта... Католицизм с давних пор и поныне видит в кальвинизме своего противника... но без кальвинизма дело Лютера не получило бы широкого распространения и прочного утверждения. Одно общее католикам и лютеранам отвращение к кальвинизму находит свое обоснование в его этическом своеобразии...
У античных и пр. авторов в их учениях о "трудолюбии" присутствуют достаточно разработанные элементы хозяйственного "рацио". Но разве можно допустить мысль, что подобная литературная теория способна была совершать столь коренной переворот всего жизненного уклада, переворот такого размаха, который оказался под силу религиозному верованию, предлагавшему в качестве награды за определенное поведение (в данном случае поведение методически-рациональное) - спасение души... Таким образом, решающая черта этого различия: этика, уходящая своими корнями в религию, предоставляет за предписываемое ею поведение совершенно определенные и (до того момента, когда вера в данное религиозное учение жива) - чрезвычайно действенные психологические награды (не экономического характера, которыми чисто практические учения...просто не располагают.)
К сожалению, здесь кончается доступный мне текст Веберовского сочинения. Очевидно, в последующем Вебер более подробно исследует другие виды протестантизма, и, особенно, - кальвинизм (пуританизм) с целью выявления в них начатков Капиталистического Духа.
Правда, чтение одной полузабытой у нас книги Ф.Капелюша "Религия раннего капитализма", Москва, 1931г., написанной с учетом и использованием веберовских исследований, дает представление об этой проблематике, особенно о самой важной ее части, о доктрине предопределения кальвинистов, придавшей их хозяйственной и прочей жизненной деятельности огромную активность. Но в общем-то, остальные историко-религиозные тонкости уже не столь интересны, как поиски ответов на главный вопрос: "Ну, а все же, какова причина возникновения и расцвета в Европе нового времени Капиталистического Духа?"
Мало того, более детальное знакомство с историей Реформации и предшествующих ей ересей способно даже породить недоумение: все они, по большей части, носят далеко не буржуазный, а напротив, резко коммунистический, ригористический характер. И только впоследствии, в ходе реальной жизни, первоначальное стремление "старо-протестантизма" к заветам евангельской общинной жизни сменяется известными нам сегодня идеалами профессионального призвания и долга - как главному средству спасения. Собственно, эту эволюцию взглядов и догматов у Лютера отмечает сам Вебер. Аналогичное изменение взглядов Кальвина и его последователей, например, на "процент", т.е. на важную разновидность капиталистической прибыли, проследил Бем-Баверк в книге "Капитал и процент" и т.д. Получается, что главный тезис Вебера: "Протестантская этика (сама по себе) как главный источник западноевропейского капитализма" - повисает в воздухе. Выходит, что Капиталистический Дух не родился спонтанно в воззрениях основателей протестантизма, а был выработан в ходе жизни самих протестантских общин из их первоначального традиционализма (коммунизма). Так в чем же причина такой эволюции этих общин?
Однако в книге Вебера в неявном виде присутствует и иное объяснение происхождения капиталистического духа. Так, выявляя связь между протестантизмом и капитализмом на статистических данных, он вынужден учитывать в качестве неоспоримого статистического факта связи между существованием национальных и религиозных меньшинств и их склонностью к капиталистической деятельности.
Издавна наблюдается и поныне действующая закономерность: национальные и религиозные меньшинства, противостоящие в качестве "подчиненных" какой-либо другой, "господствующей" группе, обычно, в силу того, что они добровольно или вынужденно отказываются от политического влияния и политической деятельности, концентрируют все свои усилия в сфере предпринимательства; этим путем наиболее одаренные их представители стремятся удовлетворить свое честолюбие, которое не находит себе применения на государственной службе. Так обстояло дело с поляками в России и Вост.Пруссии, где они, несомненно, шли по пути экономического прогресса (в отличие от поляков Галиции, оставшихся у власти), также - с гугенотами во Франции Людовика XIV, с нонконформистами и квакерами в Англии... и с евреями на протяжении 2-х тысячелетий.
Можно считать установленным, что самый факт переезда на работу в другую страну является одним из наиболее мощных средств повышения производительности труда (жизнь в общих бараках, низкий уровень жизни и пр.)... Воспитующим здесь является самый факт работы в новых условиях. Именно он разрушает традиционализм. Вряд ли надо указывать на то, в какой степени этот фактор влияет на развитие американской экономики. В древности подобное значение имело для иудеев вавилонское пленение.
Вопреки мнению Вебера, именно этот факт независимого существования различных религиозных меньшинств после Реформации и делает понятным, как развитие капиталистического духа в самих первоначально коммунистических сектах, т.е. причин их идейной эволюции, так и причин возникновения капиталистического духа именно в Европе, этом Старом Свете, именно когда он завоевал себе религиозную свободу, когда прежде единая католическая вера распалась на множество независимых и потому прогрессирующих сект.