В. и Л. Сокирко

Том 2. Наши горы. 1967-1977гг.

О наших диафильмах  про наши горы природные и духовные

"Хибины -66 " - про гибель бауманских туристов зимой 1962г. В том далеком году мы с друзьями тоже отправились в зимний поход на Север, правда, не в Хибины, а в Карелию. У нас не было знакомых среди погибших студентов, но обстоятельства их гибели и возможности самоспасения широко обсуждались. Потому подобное не могло случиться с нами, когда 4 года спустя в Хибины собрались и мы под водительством опытного и осторожного Коли Петропольского. С ним мы не могли б ночевать в пургу на безлесом перевале или подрезать лавиноопасный склон. Наши погибшие предшественники своим трагичным опытом спасали нас: и не только в зимних походах, но и в бурных потоках байдарочных рек и на горных перевалах. Впрочем, советский альпинизм всегда отличался надёжной подготовкой, почти профессионализмом, и красотой. Лиля отдала увлечению альпинизмом несколько летних сезонов (дошла до второго разряда), но покончила с ним резко, с известием о гибели Славы Цепелева на Ушбе, прямо на вершине, когда она едва смогла себя принудить завершить восхождение на красивейший пик Ине. С тех пор, восхождения для нее (немного позже для меня) закончились, мы ходили только по несложным, низкокатегорийным перевалам (начиная с Фанских гор),

"Наши Фаны" , в которых тоже были опасные моменты, когда мы даже были готовы взмолиться к горам подобно уральским бурлакам: "Горушка, спаси нас, помилуй!", но страха нас удерживал от ошибок. Мы твёрдо помнили опыт Славиной группы, когда ошибка руководителя привела к смерти пытавшегося ему помочь Славы.

Почти религиозное чувство благоговения к горам сопровождало нас многие годы и возможно, спасало и даже передавалось детям, нам самим и им на радость. Оно живёт в большинстве наших горных фильмов, выражаясь через местные мифы, сказы, описания скал: Бурхана на Байкале ("Сибирь-2 Бурятская, буддистская"), красноярских Столбов ("Сибирь-1.Языческая"), Маны Пупы Ньер на Печоре ("Северный Урал"), лапарская кровь гранитов ("Хибины"), и т.д.; в спорах семилетних Алеши и Ани в нашем первом с ними походе по горам Причерноморья ("Понт Эвксинский" ч2 и "Понт "Эвксинский" ч.1). Тогда наши двойняшки, такие родные и разные, но одинаково любимые, спорили о Природе и Боге так здорово, прямо-таки продолжая нас в вечность Понт Эвксинский.

Единственным для меня альпинистским исключением был 1968 г., особый для нас и для страны год. 9 мая 1968 года родилась наша дочка Галя, и Лиля, естественно, осталась с ней на лето дома, отпустив меня в дешевые для студентов и аспирантов МВТУ кавказские горы. Так у нас повелось с 1963г., ибо ценность гор и походов была безусловной. И я оказался "значкистом" в альплагере в Приэльбрусье.

"Джан-Туган-68" - мой единственный диафильм про альплагерь, о том, как люди учатся ходить в горы. На простое содержание моего фильма (и дополнительные к нему воспоминания С. Жерновкова, с кем мы оказались в одном отряде "значкистов" - "Джан Туган-68 Сергея Жерновкова") наложились события 1968года: защита "чехословацкой весны", попытки противостояния интеллигенции возрождению культа личности, возникновение в стране открытой диссидентской оппозиции, в которой я в этот год стал участвовать открытыми подписями, преодолевая собственный страх. Только в альплагере среди инструкторов я встретил, казалось, одномысленных со мной и безусловно смелых людей, что и побудило меня решиться на письмо-обращение к знакомым "Станем альпинистами дома!" с простейшей мыслью: если можно научиться быть смелыми в горах, то давайте научимся быть смелыми в жизни, даже в споре с властью.... Но довольно быстро я понял бесполезность своего совета и "записал его в число своих неудач". Смелость в горах совсем не равна смелости в оппозиции. Реальные альпинисты, которыми я восхищался, не принимали участия в противостоянии властям, насилующих общество через "Обыкновенный культ" или "Обыкновенный фашизм", хотя были мужественными людьми, способными на риск. Позже мне пришлось пережить еще большее огорчение за собственную малоспособность к гражданской смелости ("Наши горы" ). Своим призывом "стать дома, как альпинисты" я реально звал своих знакомых к экстремизму, к риску в жизни и возможной гибели ради радикальных перемен в общественной жизни, т.е. вставал на привычный для молодежи путь насильственной революции, вплоть до террора. И слава богу, что эта попытка мною же самим была быстро отвергнута и сделано это было в следующем по значимости нашим "горно-походном фильме"

"Алтайские бредни-1972 г." В главном, этот фильм продолжает линию, начатую еще в "Хибинах-67", где участникам противостоит прекрасная, но суровая природа, и они ее преодолевают с помощью опытного руководителя, воплотившего в себе спасительный опыт предшественников. Но и наличие опытного руководителя не спасает иной раз от гибели, как случилось на том же Алтае с отцом школьного приятеля нашего Темы Миши Рязанского и его друга Льва. Они погибли прямо на глазах у Миши. Пересказ Мишиного сообщения:

Ничто не предвещало трагедии, ибо два опытных мужика в сопровождении женщины и мальчика шли по открытому неопасному леднику Белухи, ничего не опасаясь. И вдруг Лев провалился в трещину, застрял в ней на рюкзаке, видимо, повредился и стал неспособен даже повернуться самостоятельно. К нему сразу спустился отец Миши, но из его усилий ничего не вышло. Возможно, у отца Миши не хватило холодного разума оставить погибающего друга и самому выбраться из трещины, пока были силы и шансы на помощь жителей снизу. Но он боролся за Льва до полного изнеможения, а к глубокой ночи сам замерз и перестал откликаться на зов оставшихся наверху. Слава богу, у женщины хватило силы и характера утром увезти Мишу от этого гибельного места и дойти с ним до людей внизу.

Так на Алтае повторилась история гибели нашего Славы Цепелева, который начал ночью спуск к замерзающему напарнику, оставшемуся без теплой одежды, и потерял сознание и жизнь. Двойная гибель на Алтайском леднике нас потрясла, и хотя она не упоминалась в фильмах, но мне ли было не понять, почему Лиля буквально отменила наш переход через сложный перевал с подрастающими детьми в следующий алтайский поход.

Но есть в фильме "Алтайские бредни" другая, антиреволюционная, линия д/ф "Обыкновенный культ" и "Будем альпинистами дома!". Она звучит, главным образом, в разделе "Перевал", где вместо очень трудного, но всё же спасительног пути через перевальные подъемы и спуски в новые долины, путь вверх представляется как чистый экстремизм, как восхождение к наивысшей вершине с последующим срывом в пропасть вместо чаемого пути по воздуху, в общем, модель гибельной революции. Конечно, в фильме путь этот отвергается, но тут же признается, что психологически он часто оказывается неизбежным, как бывает для молодежи неизбежной "болезнь левизны" На этом пути люди оказываются даже без своего осознанного решения.

Примерно так происходило у меня. Теперь, на исходе жизни, видно, что немалая ее часть прошла в колебаниях от стыда за свою трусость к горячечному позыву ее преодоления.. И процесс этот шел часто одновременно в жизни "идейной" и "горной" - прямо со студенческих лет, когда в один летний сезон в студенческом общежитии с Саввой Моцохиным и Володей Цурканом мы начинали готовить проведение общеинститутского диспута (что закончилось для меня исключением из комсомола), а вместе с Сережей Морозовым я ехал на занятия скалолазанием в полуразрушенном Царицынском дворце. Занятия проводились со случайно пришедшими людьми. Сережа только один раз пояснил: "Приучать себя следует, начиная с маршрутов на "башне" (из крупной каменной кладки). Путь идет примерно так". Кончились мое единственное занятие по скалолазанию вполне благополучно и даже "победой над собой", но проходило достаточно переживательно. Пройдя по камням стены на уровне своего роста, несколько раз лишь не удерживался от спрыгивания на землю, я очень захотел полезть на саму башню по внутреннему ее углу. Так лезть было гораздо способнее и надежнее. Но без страховочной веревки (о ней мне стыдно было кого-то просить) было страшно не удержаться на такой уже приличной высоте. Я все-таки я решился и полез, но, добравшись до края башни, долго не мог найти уверенной зацепки, чтобы перевалить себя через край и потом отползти от него. Уезжал я из Царицыно радостным, хотя и решил, что повторять занятия больше не буду, раз уже доказал себе способность преодолевать свой страх. И правда, способность бояться и преодолевать страх выручала меня в горах, но, к сожалению, она подводила меня в отношениях с властями вплоть до больных поражений, когда я понял своё несогласие с героической линией диссидентства.

Диафильм после похода по Северному Тянь-шаню в 1976 году, составленный по мотивам двух повестей Чингиза Айтматова "Белый пароход" и "Прощай, Гульсары",-"Тянь-Шань"  был в идейном смысле нам интересен не меньше "Алтайских бредней". Трагедия протестующего мальчика, не способного смириться с унижением своего деда его начальником Оразкулом и с уничтожением киргизского Мифа о Матери-Оленихе, раскрывает нам истоки террора уже нового времени. Вместо простого отрицания революционного террора в "Алтайских бреднях-72" фильм "Тянь-Шань"1976 года скорее полон сочувствия молодежному экстремизму. Ещё фильм рассказывает о случившейся с нами, заблудившимися, ночевке на леднике, слава богу, прошедшей для нас безвредно (а ведь могло плохо кончиться).

Через год судьба привела нас к Саянским горам, более простым по природе, но суровым по буддистским и тантристским корням и идеям. Диафильм "Сибирь-2 Бурятская, буддистская"(по мотивам Л.Гумилева) еще больше укрепил наше отторжение от российского коммунизма. Его завершение звучит в нашем рассказе о Кампучии в более позднем горном, памирском фильме "Таджикистан" ч1 и "Таджикистан" ч2 .

Перед этим было еще мое отвержение социальной революции в диафильм про древний маздакистский Иран - Азербайджан "Огни Баку" ч.1 и "Огни Баку" ч.2 .

Однако самое драматическое приключение в горах случилось после моего главного испытания в Бутырке, в 1984 году на высокогорном Памире (д/ф "Памир" ). Мы долго и тщательно готовились, но ошибок наделали много, начиная с плохого освоения само главного - технологии переправы и сбережения здоровья детей. Порой гибель касалась нас своим смертным крылом. Но проносило: и Сулимовы не решились двигаться с заболевшей Оленькой на опасную переправу, и на переправе через Киргиз-об стремительное течение унесло только катамаран, а Лилю оставило, и четырёхтысячный перевал всё же нам покорился и т.д. Природа Памира одарила нас за эти испытания величественными картинами, гигантским ледниками и высочайшей в стране вершиной, купанием в горном озере под пиком Гармо-Сталина-Коммунизма - крещением в свободном, истинном коммунизме и в приобщением как к миру Рериха, так и к злодействам Пол-Пота в Кампучии. В общем, горы оказались к нам милостивы.

Еще одним свидетельством тому стало лето 1985 года и наш переход через перевал из Приэльбрусья в Сванетию, когда я сорвался со стенки, но не разбился, упустил свой рюкзак, но мы его нашли. В д/ф "Сванетия" ч.1 и "Сванетия" ч.2 мы рассказали о жизни и гибели героя сванского народа, альпиниста, князя и реформатора -Михаила Хергиани.

"Серьёзные горы" кончились на  Казбеке в 1997г.(д/ф "Казбек-Грузия" ). Но ещё много лет Тёмина машина или наши велосипеды давали нам возможность порадоваться скальным зубцам и нестаявшим снежникам, но уже с полотна шоссейных дорог. Октябрь 2009г.